— Спасибо… А можно мне войти?

Гонщик посторонился.

— Я обычно знакомлюсь с соседями.

— Тут это как-то не принято.

— Мне не впервой попадать впросак. Вечно я делаю неправильный выбор. У меня на этот счет талант!

— Выпьешь чего-нибудь? По-моему, у меня есть баночка-другая пива в холодильнике… или, может, ты называешь его ледником?

— С чего бы это мне называть холодильник ледником?

— Я подумал…

— Вообще-то, я с удовольствием выпила бы кофе.

Гонщик вышел на кухню, налил две кружки и вернулся.

— Странное местечко.

— Ты о Лос-Анджелесе?

— Нет, я имею в виду этот дом.

— Это точно.

— Стоит мне войти, парень снизу вечно высовывается из двери. А в соседней квартире круглые сутки работает телевизор. Испанский канал. Сальса, мыльные оперы, в которых половину героев убивают, а другая половина закатывает истерики, и жуткие юмористические передачи с толстяками в розовых пиджаках.

— Ну вот видишь, ты вполне вписываешься.

Она рассмеялась.

Они сидели, попивая кофе и болтая о всяких пустяках. Гонщик так и не научился разговаривать ни о чем — просто не мог понять, какой в этом смысл? Да и чуткостью его природа обделила. Он рассказал о своем детстве, о родителях и вдруг почувствовал глубокую затаенную боль, которая пряталась в его случайной собеседнице.

— Спасибо за кофе, — спустя какое-то время поблагодарила соседка. — И еще за то, что поговорил со мной. Только я быстро устаю.

— Надо повышать сопротивляемость организма, восстанавливать запас жизненных сил.

Гонщик проводил ее до двери. Снова он пожал протянутую ему длинную узкую ладонь.

— Я живу в квартире два-гэ. Работаю по ночам, так что весь день я дома. Заходи как-нибудь.

Не дождавшись ответа, женщина повернулась и зашагала прочь по коридору. В этих джинсах бедра у нее были просто загляденье. Она уходила, унося с собой свою боль и свою тоску, туда, где они коротали с ней дни и ночи, — в ее квартирку.

На втором «деле» все, что могло пойти не так, пошло не так. Ребята строили из себя профессионалов, но они не были профессионалами.

Целью была лавка старьевщика, неподалеку от аэропорта, на шоссе в Санта-Монику, между двумя домишками, напоминавшими допотопные перфокарты. Войдя в лавку с парадного входа, никто бы не обнаружил там ничего примечательного: аккордеоны, мотоциклы, музыкальные центры, бижутерия и утиль. Стоящие вещи попадали сюда с черного хода, а деньги на эти приобретения хранились в сейфе, до того древнем, что в нем вполне мог хранить свои дантистские причиндалы сам Док Холлидей. ^{13}

Им не нужны были аккордеоны и бижутерия. То ли дело деньги в том сейфе!

Гонщик, сидя за рулем «форда-гэлакси», наблюдал, как вдоль аллеи к лавочке направились трое парней. Двое сильно смахивали на братьев. Через несколько минут изнутри послышались выстрелы, похожие на щелчки кнута. Раз. Два. Три. Потом звук взрыва; где-то в окнах выбило стекла. Ощутив, как машина просела под тяжестью пассажиров, Гонщик, не оборачиваясь, рванул с места. Через несколько кварталов от лавки ему на хвост сели полицейские — сначала две машины, потом три. Но где копам угнаться за его тачкой или предугадать выбранный им маршрут! Вскоре он оторвался от преследователей. Когда все успокоилось, Гонщик обнаружил, что везет всего двоих парней.

— Он выскочил на нас с дробовиком, представляешь?

Они бросили одного из двоих братьев убитым — или умирающим — на полу в этой гребаной лавке. И гребаные деньги тоже там бросили!

Он на эти деньги не особо рассчитывал. Он вообще не должен был принимать участие в той заварушке. Ему следовало, черт побери, вернуться на работу и заняться выписыванием двойных восьмерок и разворотов. Наверняка у Джимми, его агента, накопилась куча предложений. Не говоря уже о том, что его ждали на съемочной площадке. Эпизоды выглядели не слишком осмысленно — впрочем, как и обычно; да и сценария ему никогда не показывали. Он работал как сессионный музыкант, знающий только свою партию. Он подозревал, что и зритель, если, конечно, однажды задумается, тоже поймет, что мается дурью, тратя время на эту чушь. Но порой в кадре бывал блеск! От Гонщика требовалось «выйти на сцену», отыграть дубль, выполнить свой трюк — «показать товар лицом», как говаривал Джимми. С чем Гонщик справлялся. И справлялся превосходно.

Главную роль в фильме играл итальянский актер, с бородавками и морщинистым лбом. Гонщик редко ходил в кино, а потому никак не мог запомнить, как его звали; прежде им уже приходилось работать вместе. Итальянец всегда приезжал со своей кофеваркой и целыми днями вливал в себя эспрессо чашку за чашкой, словно у него было плохо с сердцем и он пил сердечные капли. Иногда на площадке появлялась его мать, окруженная свитой, точно сама королева.

Вот чем ему следовало сейчас заниматься.

А он?..

Налет был запланирован на девять утра. Казалось, прошла уже целая вечность. Участников четверо. Кок, тот парень, что их свел, — за главного. Дейв Силач — откуда-то с юга, из Хьюстона. Он вроде бы служил десантником в Персидском заливе. И девушка — Бланш. Ну и плюс сам Гонщик — в качестве водителя, разумеется. Из Лос-Анджелеса выдвинулись в полночь. План был довольно незамысловат: Бланш будет отвлекать внимание на себя, пока не появятся Кок и Силач.

За три дня до того Гонщик отправился выбирать тачку. Он всегда работал на «чистых» тачках. Работать на автомобиле, числящемся в угоне, — главная ошибка большинства как любителей, так и профессионалов. Гонщик покупал тачки в небольших автосалонах. Искал что-нибудь неброское, на чем легко затеряться на улицах. Но одновременно такая малышка должна при необходимости встать на дыбы и показать норов. Предпочтение самого Гонщика сводилось к старым «бьюикам» серого или коричневого оттенка, из середины линейки, однако он не зацикливался на одном и том же. На этот раз его внимание привлек десятилетний «додж». Такому ничего не сделается, даже если врезаться на нем в танк, и снаряд его не возьмет. Когда мотор прокашлялся и заурчал, Гонщику показалось, что сейчас тот тихонько запоет.

— Можете поставить заднее сиденье? — спросил он у продавца на пробной поездке.

Эту машину не требовалось подгонять — только дай ей волю и слегка направляй. Главное — прислушиваться. Первое, что сделал Гонщик, — выключил радио. Раз или два попросил продавца помолчать. На его взгляд, люфт в трансмиссии был великоват, придется подрегулировать сцепление. Еще машину слегка вело вправо при торможении. В остальном автомобиль оказался абсолютно безупречным.

Вернувшись в салон, он залез под кузов — убедиться, что несущая рама, оси и тяги в порядке. Потом напомнил о заднем сиденье.

— Сейчас установим.

Гонщик расплатился наличными и пригнал машину в одну из мастерских, которыми всегда пользовался. Там над ней поработают — поставят новые покрышки, сменят масло, подтянут ремни, отрегулируют движок и отгонят «в тенек на денек», до той поры, пока не придет время отправиться на дело.

На завтра Гонщику нужно было явиться на съемки к шести утра, что на голливудском языке означало «где-то в районе восьми». Второй помощник режиссера настаивал на первом дубле («Чего он артачится? За что ему деньги платят?»), но Гонщик хотел сделать пробный прогон. Ему дали «шевроле» пятьдесят восьмого года, цвета морской волны. На вид машина была — картинка, но ездила как колымага. В первый раз Гонщик заехал на полметра за последнюю метку.

— Вполне терпимо, — заметил второй помощник режиссера.

— Не для меня, — отозвался Гонщик.

— Вся сцена занимает две минуты в двухчасовом фильме? И так сойдет!

— Тогда наймите другого, — сказал ему Гонщик. — Полистайте телефонный справочник, отыщите водителя и снимайте с ним кино.

Зато вторая попытка прошла как по маслу. Гонщик не спеша набрал скорость, оттолкнулся от пандуса, поставил машину на два колеса и, проведя ее вдоль проулка, снова опустился на четыре, выполнив разворот и оказавшись лицом к тому месту, откуда приехал. При монтаже пандус вырежут, а проулок будет выглядеть намного длиннее, чем на самом деле.