— Госпожа Ставролакес… — Спиридоула отметила ее приход коротким кивком черной как смоль головы.
— Здравствуй, Спиридоула, — приветливо улыбнулась Сапфира, радуясь тому, что за последние месяцы ее упорство в овладении греческим языком начинает приносить плоды.
— Мамочка, Стефанос тоже едет с нами! — Виктория, более живая и болтливая из двойняшек, бросилась к Сапфире, радостно щебеча на смеси греческого с английским, явно поощряемым Тэйном, несмотря на уход жены.
— Можно мы возьмем с собой какие-нибудь игрушки? Папочка сказал, что я должна забрать все свои платья. Можно, Стефанос тоже возьмет свою одежду? Папочка купил мне новое платье специально для сегодняшнего дня, я сама выбрала его. Посмотри, какое оно белое! — Она с радостным восторгом расправила на себе хлопчатобумажную, украшенную английской вышивкой юбку. — Как у настоящей невесты. Я выйду замуж за Костаса. Только папочка говорит, что сначала я должна научиться готовить муссаку, потому что женщина должна хорошо кормить своего мужа.
— Да, уж папочка знает, что говорит, — пробормотала Сапфира, совершенно не удивленная этим столь характерным для Тэйна проявлением мужского шовинизма, и обняла свою маленькую девочку. Затем, повернувшись к сыну, она протянула ему навстречу свои руки.
Более спокойный и скрытный, чем сестра, Стефанос внешне очень походил на отца. Явленный на свет с помощью кесарева сечения, он родился первым. Сапфира не раз спрашивала себя, не было ли это появление мальчика на свет первым сознательным решением принимающих роды врачей. Несмотря на вступление Греции в Европейское сообщество, исторические корни ее патриархального уклада все еще давали о себе знать, и в этом ей пришлось, к своему несчастью, убедиться еще раз…
— Папочка сказал, что будет очень скучать по мне, — заявил Стефанос, гладя на нее своими серьезными глазами. — Он сказал, что нельзя все время делать только то, что нам хочется… и что мы поедем с ним к морю, но я хочу быть с тобой и Вики… Пожалуйста, попроси его разрешить мне поехать с вами.
— Вообще-то папа тут ни при чем, мой дорогой. — Она быстро прижала к себе его податливое тельце. — В любом случае, — весело добавила она, видя, как омрачилось его милое личико, — наши планы изменились. Вы оба останетесь дома, с папой и Спиридоулой, а я буду очень часто навещать вас. Мы будем выезжать на прогулки, как и раньше, и нам будет очень весело, вот увидите.
— Ты больше не приходишь и не укладываешь нас спать. Вчера Вики было плохо, и она всю ночь плакала и звала тебя! — обиженно надулся Стефанос.
Что же это. Господи! Сапфира почувствовала, как все оборвалось у нее внутри. Было ясно, что пока с ребенком все в порядке, а потом? Что, если она серьезно заболеет, заразившись какойнибудь детской болезнью? Как она будет жить без нее, без них обоих? Даже если будет уверена, что Тэйн и Спиридоула сделают все от них зависящее. Что с того? Все равно она не будет спокойна…
Она изо всех сил пыталась справиться с внезапно накатившей на нее головокружительной слабостью, угрожавшей потерей сознания, но беззаботное щебетание дочери привело ее в чувство.
— Доула говорит, что я выпила слишком много шипучки. Разве ты не можешь оставаться с нами на ночь? Папочка ведь остается. Правда, вчера ночью его не было. Он не хотел уходить, потому что я болела, а потом пришла Анджела. Она сказала, что останется на ночь, чтобы папочка смог уйти по своим делам, что это очень важные дела, а еще Доула сказала, что все будет хорошо!
— А у Костаса мама куда-то уходит каждый вечер, — вдруг вставил Стефанос. — Она работает в таверне и зарабатывает много денег, потому что его папа не может покупать им вещи, которые они хотят. Ты тоже работаешь по ночам?
Что им сказать? Несмотря на их довольно раннее развитие, трудно судить, как они поймут. Интересно, что им обо всем этом успел рассказать Тэйн? Да и рассказал ли он что-нибудь вообще? Ваша мать и я больше не можем жить вместе. Мы не любим друг друга. Мы не хотим жить в одном доме и делить одну постель. Не хотим, чтобы нас видели вместе, поэтому я встречаюсь с Ангелией Андроникос. Видите ли, Ангелия — умудренная опытом женщина, вдова, которая понимает, что у мужчин есть свои потребности…
Внезапно она прервала свои фантазии. Как бы там ни было, Тэйн не тот человек, который мог бы рассказать правду детям с бескомпромиссной прямотой!
— Нет, мне вовсе не нужно работать по ночам, — сказала она сыну. — Но у меня есть очень близкий друг. Ее зовут Лорна, и она предложила мне какое-то время пожить у нее.
— Но ты ведь скоро вернешься к нам, правда, мамочка?
Именно Виктория задала вопрос, которого она больше всего боялась. Боялась все эти месяцы. Иногда ей казалось, что они свыклись с ее частыми приходами и уходами. Но в глубине души она знала, что это лишь временно.
— О, я ведь буду здесь неподалеку, — поспешила ответить она. — У меня для вас чудесные планы. Нам всем предстоит очень много интересного! — Она попыталась внести в свои слова нотку оптимизма, которого вовсе не чувствовала.
— Ты все еще сердита на папу, — внезапно сказал Стефанос.
— Нет, конечно нет, я… — смутившись, она вдруг подумала, что не стоит говорить им ничего такого, что может их обеспокоить.
— Ты часто кричала на него! — И снова на личике сына появилось выражение упрямой обиды.
— Он часто сам кричал на маму! — вмешалась Виктория. — Доула очень громко включала музыку и все равно не могла заглушить его голос.
Воспользовавшись этой неожиданной помощью, Сапфира заставила себя улыбнуться и направилась к дверям.
— Люди часто говорят громко, когда чемунибудь радуются, разве ты не знала? Это вовсе ничего не значит. Господи, послушали бы вы себя иногда! Удивительно, что Спиридоула до сих пор не оглохла!
— Оглохла, оглохла, оглохла! — закричала в восторге от полученного объяснения Виктория, буквально оглушив своим голосом мать.
— Тише! — строго одернула ее Сапфира, не в силах, однако, сдержать невольную улыбку облегчения. — Почему бы нам всем не спуститься в сад?
— Теперь ты уже не уйдешь от нас, да, мамочка? — тронул ее за руку Стефанос.
— О, дорогой мой, я, наверное, не смогу… — С выражением боли на лице она открыла дверь в детскую. — Папа будет удивлен, если я останусь, к тому же Лорна…
— Лорне всегда можно позвонить, — неожиданно услышала она голос Тэйна. — Я все гадал, о чем это вы здесь беседуете? — Прозвучавший в его словах вопрос свидетельствовал о том, что он подозревает ее в стремлении подорвать его авторитет, во лжи и в попытках представить его перед детьми в дурном свете. Откуда ему знать, что она никогда не позволит себе унизиться до такого? Что бы ни было между ними, это касается только их двоих. — Вообщето мне бы хотелось обсудить с тобой кое-что, — добавил он деловым тоном.
— Я думаю, с этим можно подождать, не так ли? — Она почувствовала внезапную усталость, усиливаемую не отпускавшим ее нервным напряжением.
— Нет, пожалуй, нельзя. Видишь ли, я, конечно, ценю твой благородный жест, но все это настолько неожиданно, что у меня возникли коекакие вопросы. — Он повел детей вниз, пропустив вперед Спирвдоулу, а затем мягко взял за локоть Сапфиру. — Вернемся в гостиную. Оттуда ты сможешь наблюдать за детьми в саду, и мы спокойно поговорим. — Он посмотрел на нее настороженным взглядом. — Пойдем, Сапфира. Надеюсь, ты больше не боишься оставаться со мной наедине?
Она молча кивнула головой. Когда-то одно его присутствие вызывало в ней чувства, так хорошо знакомые всем женщинам. Теперь же у нее не было никаких ощущений. Ничего не ответив, Сапфира пошла за ним в гостиную.
— Ты помнишь Константинос?
Вопрос застал ее врасплох.
— Один из Кикладских островов? Да, разумеется. Мы поехали туда в первое же лето после женитьбы. — Она улыбнулась, вспоминая проведенные там вместе с ним три недели. — Мы жили в старом деревенском доме, который ты купил, когда твоя карьера пошла в гору и тебе нужно было иметь какое-нибудь убежище, где бы ты мог отдохнуть после слишком напряженной работы. — Она замолчала, все еще продолжая улыбаться. — Ты говорил, что я была первой женщиной, которую ты допустил в свое святилище…
