– Почему? – наконец проговорила она. – Почему? Томми говорит… – Она попыталась подобрать слово, но оставила это занятие.

– Мне жаль, – очень медленно сказала я. – Адама нет дома.

Казалось, что это не имело особого значения. Она достала сигарету, я пододвинула ей блюдце. И она курила, рыдала и говорила на ломаном английском и немецком. Я просто сидела и смотрела в ее большие печальные карие глаза, пожимала плечами, кивала. Потом она постепенно затихла, и мы несколько минут молчали. Встречалась ли она уже с Грегом? Возникшая в голове картинка, как они сидят вместе, не показалась особенно трогательной. Журнал «Гай», открытый на статье о трагедии, лежал на столе, Ингрид увидела его и подтянула к себе. Она увидела групповую фотографию экспедиции и коснулась лица своего погибшего мужа. Взглянула на меня, и у нее на лице появилась тень улыбки.

– Томас, – едва слышно проговорила она.

Она перевернула страницу и посмотрела на рисунок горы, на котором было показано расположение маршрутных тросов. Она принялась тыкать в них пальцем.

– Томми говорит, прекрасно, он говорит. Нет проблем. Затем она перешла на немецкий, и я утратила нить, пока не услышала знакомое слово, повторенное несколько раз.

– Да, – сказала я. – Help, помогите. – Ингрид выглядела озадаченной. Я вздохнула. – Помогите, – медленно сказала я. – Последнее слово Томаса. Help.

– Нет-нет, – настойчиво проговорила она. – Gelb.

– Help.

– Нет-нет. Gelb. – Она показала на журнал. – Rot – вот. Blau – вот. И gelb.

Я смущенно посмотрела на нее:

– Rot, э-э, красный, да? A blau…

– Голубой.

– Agelb…

Она осмотрелась вокруг и указала на подушку на диване.

– Желтый, – сказала я.

– Да, желтый.

Я невольно рассмеялась по поводу этой путаницы, Ингрид тоже печально улыбнулась. И тут у меня в голове словно что-то провернулось; последняя цифра в комбинации замка с щелчком встала на место. Двери распахнулись. Желтый. Gelb. Да. Он не стал бы, умирая, говорить на английском, так? Конечно, нет. Во всяком случае, не Томас – человек, который был помехой для экспедиции из-за незнания английского языка. Его последнее слово означало цвет. Почему? Что он пытался этим сказать? На улице не прекращался дождь. Потом я снова улыбнулась. Как я могла быть такой дурой?

– Пожалуйста. – Она во все глаза смотрела на меня.

– Миссис Бенн, – сказала я. – Ингрид. Мне очень жаль.

– Да.

– Думаю, вам нужно идти.

– Идти?

– Да.

– Но…

– Адам не в состоянии вам помочь.

– Но…

– Возвращайтесь домой, к детям, – сказала я. Я не знала, есть ли у нее дети, но мне она казалась матерью, немного похожей на мою мать.

Она послушно встала и взяла свой плащ.

– Мне очень жаль, – повторила я, вложила ей в руку зонт, и она ушла.

Когда мы приехали, Грег был пьян. Он слишком бурно обнял меня, потом Адама. Была та же старая компания: Дэниел, Дебора, Клаус, другие альпинисты. Мне пришла в голову мысль, что они похожи на солдат, приехавших домой в отпуск, которые встречаются избранной компанией, так как осознают – гражданским не понять, через что им пришлось пройти. Это промежуточное место и промежуточное время, которое нужно переждать, прежде чем вернуться к настоящей жизни, полной крайнего напряжения и опасностей. Мне было интересно узнать – уже не в первый раз, – что они думают обо мне. Может, я для них просто прихоть вроде тех мимолетных безумных интрижек у отпускных солдат времен Второй мировой?

Атмосфера была по-настоящему веселой. Если Адам казался немного не в своей тарелке, то это могло быть плодом моей сверхчувствительности, и в скором времени он был вовлечен в общий разговор. Но по поводу Грега не было никаких сомнений: он выглядел ужасно. Он кочевал от группы к группе, однако говорил мало и все время наполнял свой стакан. Через какое-то время я оказалась одна рядом с ним.

– Я не ощущаю себя по-настоящему частью клуба, – смущенно проговорила я.

– Я тоже, – сказал Грег. – Слушай. Дождь закончился. Пойдем, я покажу тебе сад Фила и Марджори.

Вечеринка проходила в доме их давнего общего приятеля по экспедициям в горы, который после колледжа забросил это дело и стал работать в Сити. Пока его друзья продолжали, словно бродяги, кочевать по миру, зарабатывая то тут, то там, ища спонсоров, Фил обзавелся этим большим красивым домом, расположенным сразу за Лэдброк-гроув. Мы вышли во двор. Трава была мокрой, и я почувствовала, что ноги у меня замерзли и промокли, хотя на улице было приятно. Мы прошли к низкой стене в дальней части сада и стали смотреть на дом на другой стороне. Я обернулась. В окне на первом этаже я увидела Адама, стоявшего в группе других людей. Раз или два он бросил взгляд на нас. Мы с Грегом отсалютовали ему своими стаканами. Он ответил тем же.

– Мне это нравится, – сказала я. – Мне нравится знать, что сегодня вечером светлее, чем вчера, а завтрашний вечер будет светлее, чем сегодняшний.

– Если бы Адам не стоял там и не смотрел на нас, то у меня было бы такое чувство, словно я целую тебя, Элис, – сказал Грег. – В том смысле, что я как будто тебя целую, но если бы Адам не подсматривал, то я обязательно поцеловал бы.

– Тогда я рада, что он стоит там, Грег, – сказала я. – Посмотри-ка сюда. – Я поднесла руку к его лицу, демонстрируя обручальное кольцо. – Доверие, верность навсегда и так далее.

– Прости, я понимаю. – Грег снова помрачнел. – Ты знаешь о «Титанике»?

– Слышала, – с легкой улыбкой ответила я, понимая, что стою с совершенно пьяным Грегом.

– Знаешь?.. – Он помолчал. – Ты знаешь, что ни один из офицеров, выживших на «Титанике», никогда не получил под командование судно?

– Нет, этого я не знала.

– Невезение, понимаешь ли. Ошибка в расчетах. Что касается капитана, то ему повезло – он ушел на дно с судном. Это капитанам и положено делать. Знаешь, зачем я еду в Штаты?

– Лазить по горам?

– Нет, Элис, – чересчур живо отозвался он. – Нет. Я еду ликвидировать компанию. Вот так. Финита. Линия, начертанная на песке. Буду искать другое направление деятельности. По крайней мере капитан Ахав утащил с собой на дно кита. Люди, о которых я должен был заботиться, погибли, это моя вина, и со мной все кончено.

– Грег, – сказала я, – ты не конченый человек. Я имею в виду, что это была не твоя вина.

– О чем ты говоришь? – спросил он.

Я посмотрела по сторонам. Адам был по-прежнему наверху. Обезумевшему, теперь еще и пьяному, я должна была все рассказать Грегу, прежде чем он уедет. Я просто обязана была сделать это для него. Возможно, у меня больше никогда не будет такого шанса. «Быть может, – думала я, – я найду в Греге союзника и не буду чувствовать себя такой одинокой, если расскажу ему». Во мне жила сумасшедшая надежда, что он стряхнет с себя это пьяное слезливое настроение и придет ко мне на выручку.

– Ты читал книгу Клауса? – спросила я.

– Нет, – сказал он, поднося к губам стакан с водкой.

– Не нужно, – остановила я его. – Не пей больше. Я хочу, чтобы ты сосредоточился на том, что я сейчас скажу. Тебе должно быть известно, что, когда пропавшую партию на Чунгават доставили в лагерь, один из ее членов был еще жив. Ты помнишь, кто именно?

Лицо Грега закаменело и стало мрачнее тучи.

– Я в тот момент был не совсем в сознании. Это был Питер Папуорт, разве нет? Он просил о помощи, бедняга. О помощи, которую я не сумел оказать.

– Нет, – сказала я. – Это ошибка Клауса. То был не Папуорт. То был Томас Бенн.

– Ну что ж, – сказал Грег. – Тогда мы все были не в лучшей форме. Отсиживались внизу.

– Что было главной чертой Бенна?

– Он был дерьмовый альпинист.

– Нет, ты ведь сам говорил. Он ни слова не говорил по-английски.

– Ну и что?

– Help. Help. Помогите. Вот что все услышали от него, умирающего, впадавшего в кому. Хорошенькое время, чтобы вдруг начать говорить по-английски.

Грег пожал плечами: