Сначала Арчи повесил ножны на бедро, но потом передвинул их на поясницу: неудобно как-то носить нож на виду. На пояснице ножны немного мешали, однако лучше все же убрать их с глаз долой.
Арчи шел по набережной и думал, что Питсбург оказался совсем не похож на Нью-Йорк. Словно покрытый сажей карлик, город притулился на слиянии трех рек: Аллегана и Саскуэханна сливались, давая начало извилистой реке Огайо, по которой Арчи доберется до Луисвилла — и до Джейн. Мысли о дочери вызвали виноватое желание купить ей подарок, но он так и не надумал, что же такое подарить. В конце концов Арчи заметил кондитерскую и взял почти фунт леденцов, в основном мятных. Хелен их очень любила.
«Где ты, дочка?» — думал Арчи, спускаясь по улицам вниз, к причалам, похожим на недостроенные мосты, ведущие на западный берег реки. Притоки Огайо были забиты судами всех видов и размеров; величественные пароходы выделялись на фоне пестрой компании плоскодонок, плотов, килевых шлюпок и каноэ. Меньше по размеру, чем морские суда в гавани Нью-Йорка, юркие суденышки сновали по быстрым речным течениям, точно водяные клопы, а капитаны ругались во всю глотку, споря за местечко у причала. Можно было подумать, что Питсбург — это центр мировой торговли, где контракты подписываются и нарушаются под сенью клубов дыма из плавильных печей, — дым покрывал кирпичные здания города сажей и клубился над речными долинами. Одежда и лицо Арчи быстро покрылись слоем сажи.
— Эй, путешественник! — Кто-то пихнул Арчи в плечо. Обернувшись, он увидел приземистого бородатого моряка, жующего огрызок сигары и дружелюбно улыбающегося, словно старый приятель. — Делберт Гетти, — представился моряк, — торговый капитан на Огайо, Миссисипи, Миссури и на всех канавах между ними. Тебе в Новый Орлеан? Или в Сент-Луис?
— Вообще-то в Луисвилл, — ответил Арчи. И почему этот Гетти из всей толпы именно к нему привязался?
— А раньше по рекам плавать не приходилось, мистер?..
— Прескотт. Арчи.
— Арчи, стало быть. Среди этих господинчиков с Востока ты бросаешься в глаза, — сказал Гетти, показывая на остаток левого уха Арчи. — Мне по нраву ребята, побывавшие в переделках, и у меня одного парня не хватает. Один из моих черномазых надумал жаловаться, да и отдал концы под Каиром. Плачу доллар в день и еще три кружки и столько хлеба с беконом, сколько в тебя влезет. — Гетти протянул руку — на двух последних пальцах не хватало по одному суставу. — Ну что, давай на борт?
Арчи хотел было отказаться, но ему пришло в голову, что будет неплохо анонимно проехаться в качестве матроса. Он собирался путешествовать дальше под псевдонимом, однако вдруг чакмооль знает его почерк? Пока что чудовище с легкостью находило Арчи. Талисман может быть вроде маяка, и если верить Таманенду, Арчи должен путешествовать по воде, чтобы заставить талисман работать в обе стороны.
— А вы куда плывете? — спросил Арчи.
— В Диксиленд. Нас ждет Новый Орлеан и шлюшки-мулатки — да и тебя тоже.
— Вы прямо туда идете?
— Приятель, река прямо не идет, но мы доберемся туда не позже остальных. По рукам?
Арчи протянул руку. Что ж, он поедет матросом. Чем меньше он будет выделяться среди людского потока на реке, тем больше шансов, что его не заметят ни чакмооль, ни Стин. По крайней мере Арчи на это надеялся.
— Добро пожаловать на борт «Моди»! — закричал Делберт Гетти, когда они подошли к маленькому квадратному пароходу с одним колесом. «Моди» оказалась длиной футов шестьдесят и шириной футов тридцать; по правому борту, позади парового котла и ближе к корме, была небольшая каюта. От основания ржавой трубы к крыше каюты поднимался наклонный навес, под которым кучка негров спала прямо на палубе. Самый центр парохода занимал паровой котел и поленницы дров, сложенных между котлом и колесом. На палубе ступить было негде: все место занимали штабеля груза высотой почти в рост человека, прикрытые обтрепанной парусиной.
«А „Моди“ выглядит устало», — подумалось Арчи. Белая краска облезла на бортах, крыша каюты провисла и покрылась сажей. На корме стоял ручной руль, который вполне мог быть снят еще с римской триремы. Проследив взгляд Арчи, Гетти пожал плечами:
— Штурвал сломался. Это же рабочая лошадка. Надеюсь, ты не против, что гребное колесо слева, — некоторые из-за этого отказываются со мной плавать.
— Я… я не суеверен, — ответил Арчи, вспомнив, что он сказал владельцу мануфактурной лавки о своем ноже.
— Тогда, надеюсь, название старушки «Моди» тебя тоже не пугает. — Гетти расхохотался и хлопнул Арчи по плечу.
Не зная, что сказать, Арчи рассмеялся в ответ — надеясь, что смех прозвучал естественно.
— Руфус! — заорал Гетти, ступив на палубу. Арчи шел следом, присматривая местечко, где можно спрятать саквояж, пока команда занята другими делами. — Руфус, растолкай черномазых и давай двигать!
Дверь кабины открылась, и наружу выглянула голова с узким лицом, увенчанная седыми космами. Руфус вышел на палубу, почесывая жидкую бороденку, и прищурился на приближающееся к полудню солнце. Когда он стоял прямо, то был гораздо выше дверцы кабины, но казалось, что ему невмоготу поддерживать тело в вертикальном положении. В костлявой руке Руфус сжимал коричневую глиняную кружку. Судя по тому, как он ею размахивал, кружка была почти пуста. Руфус поднес ее к губам и опрокинул содержимое в глотку, а потом бросил кружку в воду.
— Подъем, черные! — пропел он, подходя на нетвердых ногах к спящим неграм и по очереди пихая их носком сапога. — Пора двигаться!
Гетти присоединился к нему возле котла.
— Руфус, это Арчи. Он подписался на это плавание.
Руфус явно удивился, покачал головой и пробормотал, что они заехали слишком далеко вверх по реке. Гетти засмеялся и пихнул Арчи локтем в бок.
— Старина Руфус ждал черномазого. Забыл, что мы больше не в Дикси.
— Не заглядывай в кружку, пока не покажешь Арчи, что к чему, — сказал Гетти Руфусу. — Сегодня нам надо поднажать. Шкафчики Макгрудера запаздывают, а он ждать не любит.
Трое негров стояли под навесом и потягивались. И тут Арчи заметил, что у них на лодыжках кандалы, которые заставляли их шаркать ногами. Несмотря на холодную погоду, негры были одеты лишь в рубахи, а на коленях штанов зияли дыры. У Арчи появилось неприятное ощущение, что, взойдя на борт «Моди», он пересек некую границу, о существовании которой даже не догадывался.
Двое рабов начали закладывать дрова в топку, запихивая их поглубже с помощью длинного шеста.
«По крайней мере хоть согреются, — подумал Арчи. — А этот бедняга, вставший у руля, наверное, рад, что они провели зиму на юге».
Руфус вскарабкался на каюту, стараясь держаться подальше от центра крыши.
— Арчи, будешь толкать шестом на носу. Не подпускай эти проклятые лодки слишком близко, — крикнул Руфус.
Гетти устроился перед котлом, в кресле капитана, — за бесполезным штурвалом. Он пустил пар, и гребное колесо «Моди» взбаламутило грязную воду у причала и медленно повело пароход на середину реки.
Арчи торопливо схватил длинный шест, прислоненный к поручню на носу. Поставил саквояж на палубу между ног и уперся шестом в причал, отталкивая «Моди». Гетти прибавил пару, крикнув, чтобы подбросили дровишек, и «Моди» протолкнулась на свободное место в гуще судов. Рулевой сильно наклонился вправо, и пароход повернул на юг, в главное русло, набирая скорость по мере того, как возрастало давление в котле.
Арчи держал шест наготове, выглядывая лодки, которые могли подойти слишком близко.
Арчи внезапно почувствовал неимоверную усталость. Он не ел с тех пор, как лодки погрузили на платформы в Холлидейбурге, и всю ночь скакал на коне с Маскансисилом. Интересно, когда они тут спят? Руфус на крыше каюты, похоже, впал в ступор, однако остальные четверо были начеку. В «Геральд» всегда писали, что команды на речных судах — это сборище ленивых пьянчужек, всегда готовых подраться. На самом деле, во всяком случае, судя по тому, что он уже видел, все оказалось совсем не так.