Джейн протянула Генри смятую долларовую бумажку и отдернула руку, когда он хотел взять деньги.

— Тебе придется еще кое-что сделать, — сказала она.

— Что? Я же прочитал. Ты ведь этого хотела.

Джейн не обратила внимания на его протесты.

— Отнеси записку мистеру Беннетту в «Геральд». Ты же знаешь, где это?

— Знаю, на Фултон-стрит, — насупился Генри. Сигара потухла.

— Отнесешь? — Она снова протянула доллар, и он выхватил бумажку из ее пальцев.

— Отнесу. Все равно сегодня ничего не продал.

— Генри, дай мне честное слово. Это очень важно.

— Я ж сказал, что отнесу!

— Дай слово!

Он встал и бросил промокший окурок.

— Ладно, обещаю. А теперь вали, ясно? Я занят.

— Спасибо, Генри! — крикнула Джейн уже на бегу, возвращаясь в парк.

Джейн вернулась к причалу и смотрела, как последние пассажиры поднимаются по скользким сходням и ныряют в кабину или проталкиваются поближе к паровому котлу на подветренной стороне парохода. Папы видно не было: наверное, он заплатил за место в кабине, чтобы укрыться от дождя.

Джейн ждала до последнего момента: когда матрос приготовился отдать швартовы, она с рыданиями выскочила из толпы и закричала:

— Пожалуйста, сэр! Подождите! Прошу вас!

Матрос, долговязый подросток лет пятнадцати, казавшийся толще из-за нескольких слоев одежды, остановился, когда она подбежала к самому краю причала и умоляюще посмотрела на него.

— Сэр, пожалуйста, мой отец в Филадельфии, а мама… — Джейн намеренно всхлипнула, делая вид, что сдерживает слезы. — Мама слишком больна и не может поехать, мне нужно рассказать про нее папе. Прошу вас, сэр, — повторила она, вытаскивая из кармана пригоршню медяков. — Это все, что у меня есть, но мама так больна…

Джейн стояла молча, не пытаясь сдержать слезы, которые текли по щекам и смешивались с бьющим в лицо дождем.

Юнец нервно оглянулся в нерешительности.

— Прошу вас, — снова сказала Джейн. Теперь слезы полились по-настоящему.

Пароход засвистел. «Господи, лишь бы он согласился!» — взмолилась Джейн в отчаянной надежде.

Матрос наклонился, схватил ее за руку и перетащил через борт.

— Найди норку, кроха, и сиди там, — сказал он. — Если попадешься на глаза капитану, то я сам тебя за борт выкину, чтобы доказать, что я здесь ни при чем.

Парнишка отдал швартовы и скрылся внизу.

Джейн пробралась на корму и залезла под брезент, прикрывавший груду багажа. Пароход отошел от пристани и закачался на волнах. Приподняв уголок брезента, Джейн смотрела, как порт постепенно исчезает в пелене дождя. Ей было страшновато — но ведь папа тоже плывет на этом пароходе! Шрамы чесались, было ужасно холодно, но Джейн переполняла гордость: она сумела помочь папе. И снова ему поможет, если подвернется случай.

На рассвете Райли Стин остановился на полустанке к югу от Филадельфии. После ночного путешествия в грозу одна из лошадей захромала, а другая задыхалась, не реагируя ни на хлыст, ни на проклятия. Стин купил свежих лошадей, не теряя времени на разговоры и заплатив бешеные деньги за кляч, которых наверняка придется заменить, едва доехав до Балтимора. Однако лошади не имели значения, и деньги тоже не имели значения. Гораздо важнее добраться до Луисвилла вовремя и перехватить чакмооля.

Вчера утром чакмооль уехал из Нью-Йорка — в этом Стин был уверен. Муравьи, которые наводнили его кабинет с той самой ночи, когда мумия ожила, вдруг замерли на мгновение ровно без трех минут одиннадцать. Когда они снова зашевелились, то бессмысленно ползали где попало — значит, чакмооль покинул остров. Стин послал весточку Ройсу, сообщив, что через час уезжает в Луисвилл, и велел следить за Прескоттом, чтобы поймать девчонку. Если она в самом деле последует за отцом, как предсказала Люпита.

Если все произойдет так, как думает Стин, то в Луисвилле соберется миленькая компания: сначала прибудет чакмооль, за ним Арчи и, наконец, малышка Нанауацин собственной персоной. И тогда, избавившись от Прескотта, можно будет поехать к пещере и заняться историческими деяниями.

Люпита совершенно напрасно над ним смеялась. Его план блестяще претворяется в жизнь. Не стоило так переживать в последние месяцы: несмотря на трудности, которые пришлось преодолеть, все участники находятся на пути к встрече в нужном месте в нужное время. Его упорство за эти тридцать лет вот-вот будет вознаграждено.

Ах да, о награде. Когда оживший Тлалок вернется в мир, Маскансисила и его последователей прихлопнут как мух. Стин встанет у истоков империи, которая охватит всю Америку, Мексику и даже Флориду. И Канаду тоже.

Древние народы Мексики знали ужасную правду: жертвоприношения вознаграждаются. Боги голодны, и их нужно удовлетворять — Авраам, несомненно, понимал это в отчаянные минуты перед тем, как заметить запутавшегося в чаще барана. Что может быть лучше, чем принести в жертву богам создания, ими же сотворенные? Стин знал, что ничего нельзя получить, не отдав взамен нечто, равнозначное по стоимости. Люди должны умирать для того, чтобы мог существовать мир людей. Это равновесие слишком долго игнорировалось, затемненное предрассудками христианства. Люди, как бараны, верили банальностям Евангелия, потому что Иисус пообещал нечто, ничего не прося взамен. Ну что за глупость, это же сделка для дураков!

И когда наступит третье апреля, весь мир поймет, насколько это на самом деле глупо.

Токскатль, 5-Собака — 11 марта 1843 г.

Странные звезды светили в небе, а значит, где-то творилось волшебство. Джон Даймонд покачал головой и скорбно забормотал под холодными водами Грин-ривер. Его голос эхом отдавался в пещере.

— Никогда не хотел связываться с волшебством.

«Извини, Джонни», — подумал он. Хор Миктеков, Бесплотных, пробудившихся под действием разлитой в воздухе магии, подхватил его слова: «Извини Джонни, извини, извини, Джонни, извини».

Он лежал на спине примерно на фут ниже поверхности воды. Плыл по течению и наблюдал, как по созвездиям проходит рябь.

— Держись подальше от гор, — сказал он, и остатки воздуха вытекли из его легких пузырьками, превратившими звезды в яркие полоски. — Горы принадлежат Тлалоку, Тому, кто создал Землю. Это все знают.

Райли Стин приезжает совсем скоро. Пришло время действовать, и Бесплотные прямо-таки с ума посходили. Через двадцать два дня солнце взойдет, как обычно, однако, если Стин добьется своего, мир изменится. На Земле наступит царство Тлалока. Где-то в горах Кентукки возродится странный культ и начнет расти, пока не превратится в лихорадку, которая опалит Америку жертвенными кострами от Нью-Йорка до Мехико и дальше.

Солнце наполнится кровью.

В этом мире Джону Даймонду очень повезет, если удастся просто умереть, — ведь он дал Ребусу орудие, которое может нарушить планы Стина.

Правильно ли он поступил?

Миктеки засмеялись.

Никогда в жизни Джейн так не выматывалась. Даже в плену у Райли Стина, когда она принимала участие в представлениях, Джейн могла отдохнуть, пока они были в дороге, а последние три дня ей не удавалось присесть ни на минуту, и она едва осмеливалась закрыть глаза из страха, что в это время папа сядет на поезд или пароход и исчезнет навсегда.

Всю первую ночь Джейн дрожала на лестнице напротив гостиницы в Филадельфии, где остановился папа, и просыпалась каждый час, чтобы посмотреть, не взошло ли солнце, а также чтобы почесать лицо и спину. С ней что-то происходило, и теперь, когда Джейн путешествовала одна и пряталась в незнакомых местах, это было не так уж здорово. На ощупь шрамы стали менее выпуклыми, но от постоянного почесывания на всем теле образовались корки. От движения они болезненно лопались. Кожа головы тоже чесалась — похоже, отрастали волосы.

«Что со мной происходит?» — подумала Джейн. Зуд начался в ту ночь, когда чернокожий индеец убил матросов возле ее берлоги. В последнее время зуд стал постоянным, и Джейн иногда забывала, что чесаться нельзя.