Вспышки выстрелов и дым посреди быстро сгущающейся темноты придавали данной ситуации что-то апокалипсическое, а мы все были похожи, если немножечко напрячь воображение, на последних обитателей Земли, сошедшихся в роковой схватке со всеми демонами преисподней…

Сквозь грохот выстрелов до меня донесся голос начавшего отставать от всех остальных Клаудио.

— Они удаляются! — восторженно крикнул аргентинец. — Мы отогнали их назад!

Как только он произнес эти слова, я, обернувшись, чтобы воочию убедиться в том, что морсего и в самом деле дали слабину, увидел, как какая-то черная, чернее ночи, тень соскользнула с дерева, рядом с которым мы проходили, и набросилась сверху на Клаудио, повалив его при этом на землю. Аргентинец, моментально смекнув, чтопроизошло, бросил нам вслед отчаянный взгляд и открыл было рот, чтобы позвать нас на помощь, однако, так и не успев ничего крикнуть, он завопил от боли: черная тень резанула его по спине, разрывая кожу и плоть.

Валерия, услышав вопль Клаудио, резко обернулась. Увидев, что ее друга повалил на землю морсего, она закричала от охватившего ее ужаса. Я застыл на месте, будучи не в силах оторвать взгляд от несчастного археолога, и, когда еще две темные тени появились — одна с одной, а вторая с другой стороны дороги — и тоже набросились на него, я понял, что спасти его уже не удастся.

В этой жуткой ситуации один лишь Иак нашел в себе мужество сделать то, что надлежало сделать: абсолютно хладнокровно прицелившись из своего лука, он выпустил стрелу в голову аргентинца, которого морсего уже начали разрывать на части.

— Бежать! — крикнул индеец, поворачиваясь к нам и толкая меня в спину. — Не останавливаться!

Мы еще секунду-другую стояли, словно окаменевшие, будучи не в силах прийти в себя после увиденной нами ужасной сцены… Первым, как ни странно, это удалось сделать профессору. Он обрушил на нас такие ругательства, которые я от него никак не ожидал услышать, но которые, однако, возымели нужный эффект и заставили нас не таращиться на происходящее, а попытаться спасти свои жизни.

К счастью для нас — тех, кто еще оставался в живых, — морсего отвлеклись на расчленение трупа бедняги Клаудио, и это дало нам возможность успеть добежать до каменной лестницы храма. Мы стремительно поднялись по ней и остановились только тогда, когда оказались в центре большого зала, где был установлен трон. Совершенно обессиленные, мы повалились на пол и впервые за много часов почувствовали себя в относительной безопасности.

Мы лежали на спине на каменном полу, тяжело дыша после изнурительного бега и безуспешно пытаясь не думать о той ужасной сцене, свидетелями которой мы только что стали. Никто из нас не мог произнести ни слова.

Мне казалось, что мои легкие полностью опустошены и что даже всего теплого и влажного воздуха амазонской сельвы не хватит для того, чтобы их наполнить. В течение нескольких минут тишину огромного зала нарушали лишь звуки прерывистого дыхания пяти человек. Затем вдруг раздался, заставив меня вздрогнуть, жалобный стон. Я, вспомнив про Анжелику, приподнял голову и увидел, что бразильянка лежит, как и раньше, в полусознательном состоянии на примитивных носилках.

— Вы взяли в лагере наемников то, что я попросил вас прихватить с собой? — с трудом приподнявшись, осведомился я у дочери профессора.

Валерия, взглянув на меня в полумраке, тут же поняла, чтоя имею в виду. Она, пыхтя, встала на ноги и, взяв фонарик и посветив себе, нашла то, о чем я завел речь. Затем она подошла к Анжелике, и, пока Касси, которая тоже уже поднялась, осторожно снимала с бразильянки окровавленные лоскуты одежды, которыми была перевязана ее ужасная рана, Валерия, светя себе фонариком, открыла маленький оранжевый чемоданчик с нарисованным на нем белым крестом.

Используя марлю и насыщенную кислородом воду, она промыла раны на животе Анжелики, и те приняли вид глубоких порезов, которые начинались выше пупка и уходили вниз. Порезы были очень глубокими, до кишок, и из них сочилась густая и темная, почти черная кровь.

Мы, не говоря ни слова, переглянулись. Мы знали, чтоэто означает.

Анжелика снова начала стонать от боли.

— Мне кажется, самое лучшее, что мы можем сделать, — это перебинтовать ее рану и дать ей самой морфия, — сказал я.

— А может, нам попытаться ее рану зашить? — предложил профессор, выгибая дугой бровь.

— Проф, — тихо ответил я, хотя и был уверен, что бразильянка меня не слышит, — такие глубокие порезы наносят организму огромнейший ущерб. Если мы попытаемся зашить ее рану, толку от этого никакого не будет. Мы только причиним ей еще больше боли.

— Так что же нам делать?

— Я предлагаю попытаться сделать так, чтобы она не умерла, давать ей болеутоляющие средства и при первой же возможности вытащить ее отсюда и доставить в больницу.

Валерия впилась в меня ледяным взглядом своих голубых глаз.

— Это — то же самое, что убить ее, но только медленно, — заявила она, неодобрительно качая головой. — Доставить ее в больницу? Ты над нами смеешься? Нам в самом лучшем случае удастся продержаться здесь в течение нескольких дней… — Она посмотрела на Анжелику. — Поэтому лично я предлагаю дать ей чрезмерную дозу морфия.

— Ты хочешь ее… убить? — возмущенно спросила Касси.

— Она уже почти мертва, — ответила шепотом Валерия.

— Пока есть жизнь, есть надежда, — возразил своей дочери профессор.

— Ее теперь ждут только боль и страдания, — заявила Валерия, показывая на бразильянку. — Я, между прочим, знаю и ценю ее намного больше, чем любой из вас. — Она взглянула на каждого из нас по очереди. — Просто мне хочется избавить Анжелику от страданий.

— Именно ради этого я и предлагаю давать ей болеутоляющие средства… — сказал я, проводя тыльной частью ладони по лбу бразильянки. — Я против того, чтобы ее убивать. Мы попытаемся сделать так, чтобы она не умерла, — пусть даже ради этого и придется напичкать ее до упора успокоительными. А там посмотрим. С кардинальными решениями, я думаю, спешить никогда не стоит, разве не так?

Валерия взяла руку Анжелики за запястье и, подержав ее в течение минуты, пожала плечами. Касси и профессор молчали, но я почувствовал, что они заодно со мной.

Я, конечно же, прекрасно понимал, какхотела поступить Валерия (в конце концов, именно так поступил и Иак, когда увидел, что Клаудио уже не вырваться из когтей морсего). Я, возможно, даже предложил бы то же самое, если бы был на ее месте. Однако у меня имелось нечто такое, чего, похоже, у нее не было.

Нечто такое, что, вероятно, могло бы заставить ее изменить свое мнение.

У меня имелась надежда.

Пока Валерия, Касси и профессор старательно перевязывали рану Анжелики, я, понимая, что от меня в этом деле большого толка нет, отошел в сторону и, вдруг обратив внимание на то, что мне уже довольно долго не попадался на глаза Иак, принялся его искать.

Я обошел все уголки зала, в котором мы находились, и в конце концов нашел туземца. Он сидел на корточках у выхода, который был похож на огромный квадратный черный рот, и смотрел через него куда-то в ночную темноту, где, казалось, скрывались злющие демоны.

Я тихонько подошел к Иаку, хотя и был уверен, что он все равно слышит, как я к нему приближаюсь, и, встав рядом с ним, наклонился и успокаивающим тоном произнес:

— Не переживай… Морсего по какой-то причине сюда не заходят. Здесь мы в безопасности.

Туземец повернулся ко мне и пристально посмотрел на меня своими явно не гармонирующими с его смуглым лицом голубыми глазами.

— А ты откуда это знать? — недоверчиво спросил он.

— Я уже провел здесь одну ночь, а Валерия даже несколько ночей. Морсего не заходят в этот храм ни при каких обстоятельствах.

Иак снова повернулся к ночной темноте и стал в нее всматриваться.

Я последовал его примеру, однако, как ни напрягал зрение, не увидел ничего, кроме темноты, хотя у меня не имелось ни малейших сомнений, что морсего находятся где-то рядом и что они ждут, когда им представится возможность на нас наброситься.