Велосипед оставался на прежнем месте. Рабочий, завершавший возню со стеклом, тоже. Начинал накрапывать мелкий уверенный дождичек — первый после долгого перерыва. Струи дождя омывали окна конюшен, но внутри было темно. Гэрри Хинд сидел за компьютером, водрузив на него подвесную лампу, и вводил новые данные: всех подозреваемых и не подозреваемых, которых они допросили, их алиби и свидетельские показания.
Уэксфорда уже начинали мучать сомнения, есть ли смысл продолжать оставаться на месте трагедии. Завтра будет четыре недели с той жуткой ночи, которую газетчики окрестили «Тэнкредской резней», и заместитель главного констебля уже выдернул Уэксфорда для объяснений, пригласив к себе домой. Внешне вызов выглядел как светское приглашение, на котором, не исключено, попотчуют даже рюмочкой шерри, однако истинный повод для приглашения, он в том не сомневался, — недовольство отсутствием результатов расследования и растущими в связи с этим расходами. Похоже, что им предложат — а еще вернее, прикажут — сматывать удочки и переселяться обратно в Кингсмаркхэм, в полицейский участок. В который уже раз придется оправдываться, почему он не снял ночную охрану Дэйзи. Но как оправдаться перед собой, сними он эту охрану?
Он позвонил домой, исключительно чтобы спросить Дору, не появилась ли Шейла, и, услышав тревожное «нет», выбрался наружу, под дождь. В такую погоду Тэнкред-хаус приобретал особенно зловещий вид. Занятно, насколько непогода меняет облик имения, превращая его в копию мрачной викторианской гравюры, угрюмую и суровую, с пустыми окнами-глазницами и выцветшими в ходе времен стенами.
Под низким сумеречным небом, казалось, даже лес утратил голубизну, одевшись в серый гранит. Из-за угла дома показалась Биб Мью, ведя за руль велосипед. Мужская одежда, мужская походка — с такого расстояния ее легко было принять за мужчину. Приблизившись к Уэксфорду, Биб сделала вид, что не видит его, неуклюже отвернув голову в сторону и устремив взгляд куда-то под небеса, — похоже, с целью исследования редчайшего явления в виде дождя.
Не забывай о ее неполноценности, напомнил себе Уэксфорд. Живет тем не менее одна. Что у нее за жизнь? Какой была в прошлом? Когда-то Биб была замужем. Последнее вообще не укладывалось в сознании. Она по-мужски взобралась на велосипед, перекинув одну ногу через сиденье, нажала на педали и покатила по основной дороге. Значит, по-прежнему сторонится объездного пути и соседства с деревом-виселицей. Уэксфорд поежился.
На следующее утро появились строители. Их фургончик уже стоял рядом с фонтаном, когда приехал Уэксфорд. Бригада называлась не строительной, а «Брайтонскими оформителями». Он внимательно перелистал свои записи, составлявшие к этому часу уже пухлое досье. Гэрри Хинд уместил их все на небольшой дискете, меньшей по размеру, чем добрая старая пластинка, но совершенно бесполезной для Уэксфорда. Теперь, когда прошло уже столько времени, он чувствовал, как дело ускользает у него из-под пальцев.
Оставались только неразрешимые вопросы. Где Джоан Гарланд? Жива она или мертва? Какое отношение имеет она к убийству? Как убийцам удалось исчезнуть из Тэнкред-хауса? Кто подкинул револьвер Гэббитасу? Или же это часть замысла, хитрость самого Гэббитаса?
Уэксфорд еще раз перечитал показания Дэйзи, затем прослушал их в записи. Нужно еще раз поговорить с девушкой: в ее словах оставалось слишком много противоречивого. Пусть объяснит поподробнее, как Харви Копленду удалось подняться по лестнице и в то же время оказаться застреленным у самого ее подножия, почему он лежал лицом к входной двери; нужно выслушать еще раз отчет Дэйзи о тех бесконечных секундах, отделяющих мгновение, когда Харви покинул гостиную, от момента, когда был застрелен.
Пусть попробует прояснить и другой момент, несомненно вызвавший бы презрительное фырканье Фриборна, доведись ему об этом услышать. Если всеобщая любимица Куини регулярно устраивала суматоху на втором этаже в шесть часов вечера, — причем именно в шесть, как по часам, — то почему Дэвина Флори, услышав шум в восемь вечера, решила, что это кошка? И почему убийцу спугнул доносившийся сверху шум, если это была только кошка?
Был и еще вопрос, который он хотел бы задать девушке, хотя знал почти наверняка, что воспоминания о случившемся в ее памяти могли подернуться пеленой времени.
Второй автомобиль, припаркованный на самом дальнем — какое только позволяла площадка, чтобы не задеть газон, — расстоянии от фургона «брайтонских оформителей», он узнал сразу: Джойс Вирсон. Он был прав, полагая, что Дэйзи, не имея возможности избавиться от миссис Вирсон полностью, возрадуется в качестве компенсации любой передышке от нее. Он позвонил, и дверь ему открыла Бренда. В дверном проеме, ведущем в гостиную, висела простыня. Он различил приглушенные звуки — мягкие хлюпающие шлепки и шум струящейся воды; ни стука, ни скрежета инструментов. Аккомпанементом служило неизбежное для строителей sine qua non [21]или, выражаясь проще, бессмысленное дребезжание поп-музыки. Ни в приемную, ни в serre, где сидели все трое — Дэйзи, Джойс Вирсон и ее сын, — звуки не проникали.
Совершенно определенно, что Николас может взять выходной в любую минуту, когда захочет, подумал Уэксфорд, мрачно выдавливая из себя приветствие. Неважно, чем уж он там занимается, но неужели дела его так плохи, что не зависят ни от его присутствия, ни от отсутствия?
Когда в сопровождении Бренды он вошел в оранжерею, они о чем-то беседовали, и Уэксфорду показалось, что беседа протекала довольно пылко. Дэйзи держалась весьма решительно, щеки слегка разрумянились. Миссис Вирсон с трудом сдерживала раздражение, более сильное, чем обычно, а поникший вид Николаса явно давал понять, что он выложился полностью, и все впустую. Они что, приехали к обеду? Уэксфорд только что заметил, что перевалило за полдень.
Когда он вошел, Дэйзи быстро поднялась навстречу, крепко прижимая к себе кошку, дремавшую у нее на коленях. Голубоватый окрас почти идеально вторил ансамблю, в котором была Дэйзи: джинсовые курточка и брюки. Куртка была расшита разноцветными нитями, пространство между стежками усыпали металлические заклепки под серебро и золото. Под курткой — черная с голубым маечка, продернутый в джинсы ремень, тоже металлический, сплетенный из золотисто-серебряных ремешков с украшениями из перламутра и цветного стекляруса. Очередной вызов, еще одно заявление? Этим людям необходимо дать понять, что она собой представляет, напомнить о своем вольном духе, подчас неистовом, одевшись так, как ей хочется, и поступая, как нравится.
Контраст между нарядом Дэйзи и одеянием миссис Вирсон, даже учитывая огромную разницу в возрасте, казался вызывающим до нелепости. На Джойс Вирсон была униформа свекрови — шерстяное платье цвета бургундского, в тон ему жакет, на шее украшение из серебряных ромбиков, — писк моды лет тридцать назад, на пальцах — обручальное колечко и кольцо невесты с бриллиантами, подаренное при помолвке. На левой руке Дэйзи сверкал огромный перстень — двухдюймовая серебряная черепашка, панцирь которой украшали разноцветные камни: казалось, он вот-вот соскользнет с пальца под собственной тяжестью.
Уэксфорд не признавал слова «вторгся», а потому извинился, что потревожил их. Никакого желания уйти, чтобы вернуться попозже, он не испытывал, и отметил про себя, что Дэйзи этого и не ждала. Вместо нее ему ответила миссис Вирсон:
— Раз уж вы здесь, мистер Уэксфорд, может быть, вы нас поддержите. Я знаю ваше мнение об одиноком пребывании Дэйзи в этом доме. Она не одинока, конечно, вы разместили здесь ваших девушек, чтобы защитить ее, хотя что они могут в случае необходимости… Извините, но я попросту этого не представляю. И, признаться, как налогоплательщице мне не слишком нравится, на что уходят наши деньги.
— Мы больше не платим муниципальных налогов, мама, — неожиданно прервал ее Николас, — мы платим подушный налог.
