После смерти Мартина люди долго еще приходили в банк, приносили цветы и оставляли их на том месте, где он упал, — такие же неизвестные дарители, как тот, украшавший цветочными венками ворота усадьбы. Последний, кстати, успел увянуть. Ночные заморозки лишили цветы ярких красок жизни, и венок теперь напоминал гнездо неряшливой птицы. Уэксфорд приказал Пембертону снять его и отправить на перегной в заготовленную Кеном Гаррисоном кучу. Наверняка его скоро заменят следующим.

Похоже, его собственные мозги патологически забиты любовью, болью и грозящими любви опасностями — он вновь погрузился в раздумья о том, кто же приносит в Тэнкред-хаус эти цветы. Поклонник? Молчаливый — и богатый — вздыхатель? Или здесь скрыто нечто большее? Вид увядшего сердца, сложенного из роз, напомнил о ранних письмах Дэвины Флори, о годах, лишенных любви, которые она провела вместе с Десмондом, пока он не ушел на войну.

Приблизившись к дому, в одном из окон западного крыла он заметил рабочего, меняющего толстое стекло. День выдался хмурый и тихий, один из тех, которые метеорологи называют «спокойными». Туман поднялся высоко над землей, напоминая о себе лишь размытой линией горизонта да легкой голубоватой дымкой, окутавшей лес.

Уэксфорд заглянул в окно гостиной. Дверь в коридор была открыта. Пломбы уже сняли, и теперь вход в гостиную был свободным. На потолке и стенах все еще заметны следы крови, а вот ковра больше не было.

— Завтра начнем там, начальник, — сказал рабочий.

Значит, Дэйзи начинает смиряться с потерей, забывать ужас, пережитый в этой комнате. Начались отделочные работы. Он прошел вдоль фасада и, минуя парадный вход, двинулся к восточному крылу и притаившимся за ним конюшням, как вдруг заметил нечто, поначалу им не замеченное. Слева от парадного входа, прислоненный к стене, стоял велосипед Тэнни Хогарта. Хорош пострел, подумал Уэксфорд, неожиданно ощутив легкость и бодрость. Он принялся даже рисовать в воображении картинки, что произойдет, когда появится Николас Вирсон, — или же Дэйзи слишком хороший режиссер, чтобы позволить этому случиться?

— По-моему, последние пару ночей Энди Гриффин провел здесь, — сказал Берден, едва Уэксфорд вошел в конюшни.

— Что-о?

— В одном из внешних строений. Конечно, мы их проверяли при первом обыске после убийства, но после этого ни разу туда не заглядывали.

— О каком именно строении вы говорите, Майк?

Он проследовал за Берденом по песчаной дорожке, бегущей вдоль высокой живой изгороди. Параллельно ей, отделенный только тропинкой, тянулся короткий ряд или цепочка строений, не то чтобы ветхих, но и не слишком ухоженных. Можно провести тут хоть месяц, как с ними, кстати, и было, даже не подозревая об этих развалюхах.

— Вчера вечером сюда заглянула Карен, пояснил Берден. — Делала обход. Дэйзи сказала, что слышала какой-то шорох. Ну, понятно, никого не нашли, но Карен забрела сюда и заглянула в одно из окошек.

— Посветила фонариком, вы хотите сказать?

— Думаю, так. Электричества там нет, воды и всяких удобств тоже. По словам Бренды Гаррисон, в них уже лет пятьдесят никто не живет, — если кто и жил, так еще до войны. Карен заметила кое-что, почему и вернулась сюда снова утром.

— Что означает «заметила кое-что»? Вы же не на суде, Майк. Это я перед вами, вспомнили?

Берден нетерпеливо отмахнулся.

— Ну конечно. Извините. Тряпки, одеяло, остатки еды. Мы были внутри. Все оставили на своих местах, ничего не трогали.

Дверь в домик закрывалась на задвижку. Из многообразия запахов, ударивших в нос, самым мощным казался аммиачный дух застарелой мочи. На каменном полу было сооружено нечто вроде кровати из грязных диванных подушек, двух старых пальто, тряпья непонятного назначения, а также добротного, толстого и относительно чистого покрывала. На решетке перед камином валялись две пустых банки из-под кока-колы. В камине они увидели остатки золы, а сверху ком засаленной бумаги, в которую заворачивают рыбу и чипсы, — похоже, ее швырнули туда уже после того, как угли остыли. Исходящая от бумаги вонь крепостью и мерзостью могла поспорить с мочой.

— Вы считаете, здесь ночевал Энди?

— Можно попробовать снять отпечатки пальцев с банок. — Берден пожал плечами. — Он мог быть здесь. Мог знать об этой берлоге. И если провел здесь две последние ночи, семнадцатого и восемнадцатого марта, то явно один.

— Ладно. Как он сюда попал?

Берден дал знак следовать за ним через мерзкое помещение. Уэксфорд втянул голову в плечи — столь низкими оказались перемычки. За тесной кухонькой и задней дверью без замка, закрепленной задвижками сверху и снизу, им открылся обнесенный колючей проволокой и заросший травой участок земли, угол которого был отгорожен каменной кладкой, — возможно, хранилище для угля или загон для скота. В глубине участка, полуприкрытый водонепроницаемой тканью, стоял мопед.

— Отсюда шум мопеда никто не услышит, — задумчиво проговорил Уэксфорд. — Гаррисоны и Гэббитас слишком далеко. Дэйзи еще не вернулась домой. Она переехала лишь спустя несколько дней. Отличное убежище. Но что интересно, Майк, — зачем ему понадобилось это убежище?

Они медленно шли по тропинке возле леса. В отдалении, откуда-то южнее боковой дороги, доносилось завывание пилы Гэббитаса. Уэксфорд вернулся мыслями к револьверу, к невероятной работе, проделанной с ним неизвестным. Достаточно ли у Гэббитаса знаний и опыта, чтобы переделать ствол револьвера? Есть ли у него необходимые инструменты? А с другой стороны, у кого еще они могут быть?

— Так зачем же Энди Гриффину потребовалась тайная ночлежка, Майк? — снова спросил он.

— Не знаю. Я начинаю подумывать, может, у него с этим местом что-то связано?

— Едва ли он был тем, вторым, так ведь? Тем, кого Дэйзи слышала, но не видела.

— Не представляю его в этой роли. Она для него слишком сложна. Не по плечу. Вот шантаж — это по его части, так, мелочевка какая-нибудь.

Уэксфорд кивнул.

— Потому его и убили. Думаю, он начинал с малого, и все за наличные. Об этом мы можем судить по почтовым квитанциям за страховку. Начать действовать мог, когда еще жил с родителями. Не думаю, что начал он с Бренды Гаррисон. Вполне мог опробовать на других женщинах, и небезуспешно. Нужно было просто выбрать женщину постарше и пригрозить ей, что расскажет мужу, друзьям или кому-то из родственников, что она с ним заигрывала. Иногда это срабатывало, иногда нет.

— Вы думаете, он примеривался отсюда к женщинам? К самой Дэвине, скажем, или к Наоми? Помню, с какой злобой он о них говорил. И в каких выражениях.

— Посмел бы он? Может быть. Скорее всего, этого мы уже никогда не узнаем. Кого шантажировал он в тот день, в воскресенье, когда ушел из дому и обосновался здесь? Того, кто стрелял, или второго, кого не видела Дэйзи?

— Может, и их.

— Зачем для этого прятаться здесь?

— Редж, это, скорее, ваша версия, чем моя. На мой взгляд, как я говорил, его просто влекло в это место. Здесь его дом. Не исключаю, он разозлился не на шутку, когда в прошлом году его отсюда вышвырнули. Может вполне оказаться, что он проводил здесь и в лесу, выслеживая и собирая информацию, куда больше времени, чем мы думали. Когда Энди пропадал из дому, не оставив следа, уверен, он отсиживался здесь. Кто еще знает это места и эти леса? Он. Кто может проехать по ним и не заблудиться, ветки не задеть? Тоже он.

— Но мы же согласились, что вторым в этом деле он быть не мог, — сказал Уэксфорд.

— Ладно. Оставим в стороне способность пробраться через лес, забудем о причастности к убийству. Предположим, он просто отсиживался здесь одиннадцатого марта. Провел тут пару ночей, с какой целью — пока неизвестно. Из дому он уехал на мопеде в шесть и перевез свои пожитки сюда. Он был в домике, когда в восемь вечера появились двое, — а может, не в домике вовсе, рыскал по округе. Заметил человека с оружием и опознал его. Что вы на это скажете?

— Неплохо, — кивнул Уэксфорд. — Но кого именно он мог узнать? Наверняка Гэббитаса. Даже в одежде лесника. А вот узнал бы он Ганнера Джонса?