— Вы обсудили с ней случившееся?

— Она рассмеялась, но было видно… что мой рассказ вызвал у нее омерзение. Харви ей никогда особенно не нравился, а теперь, мне показалось, рассеялись иллюзии и в отношении бабушки. Она все повторяла, что не ожидала от Дэвины подобного. Казалось, ее совсем не волнует моя осведомленность, держалась она со мной очень мило — она вообще очень милая девочка. Но от этого только хуже.

Они собирались куда-то поехать на праздники, все вместе. Я сильнее забеспокоилась, не знала, что предпринять. Из головы не выходил образ этого старикана… насилующего ее. Это глупо, я понимаю, наверное, про себя я не верила, что он может решиться — какие никакие, они не из этой породы.

Уэксфорд не слишком ясно понял, о какой породе речь, но уточнять не стал. Изначальная стыдливость и сдержанность Джоан Гарланд исчезли, она страстно и горячо продолжала рассказ.

— Они уже должны были возвращаться, и тут я наткнулась на этого юношу, Николаса — Вирсон, кажется? Я знала, что он приятель Дэйзи, кажется, самый близкий, ну и решила рассказать ему. Слова уже рвались с языка, но Николас этот настолько напыщенный осел, что я тут же представила, что с ним станет, как он побагровеет и раскричится. Ну и сдержалась. Рассказала обо всем Ганнеру. Написала ему в письме. В конце-то концов, он ей отец. Я думала, что эта ситуация выведет из себя даже Ганнера. Но я ошиблась, так ведь? Ему было наплевать. Оставалась одна надежда — на Дэйзи. На ее здравый смысл. Она ведь не ребенок, семнадцать лет все-таки. Но Ганнер… Да разве же это отец?

В рекламном вестнике значились семь оружейных дел мастеров в Кингсмаркхэме, пять в Стоуэртоне, три в Помфрете и еще двенадцать в округе.

— Удивительно, что у нас еще остались не охваченные цивилизацией уголки, — заметила Карен Мэлахайд. — Что именно мы ищем?

— Человека, у которого на почасовой работе служил Кен Гаррисон, кто учил его переделывать оружейный ствол и снабжал инструментами,

— Вы шутите, сэр?

— Похоже на то, — отозвался Берден.

Когда он подъезжал к главным воротам, его обогнал на такси Фред Гаррисон. Забирать Джоан Гарланд, выражающую сейчас Дэйзи свои соболезнования, подумал Уэксфорд. Соболезнования? А почему бы нет? Поразительно, какие поругания может пережить любовь! Довольно вспомнить только избитых жен, обиженных, запуганных детей. Похоже, Дэйзи питала к своей бабушке восторженное благоговение, смиренное реальной привязанностью, а вот до Харви ей никогда не было дела. Что же касается матери, то люди «не от мира сего», как Наоми Джонс, всегда привлекают своей отрешенностью, мягкой, благодарной пассивностью.

О том, что Уэксфорд знал точно, — о разоблачительных письмах, которые опубликовала в своем обозрении «Санди таймс», — Джоан Гарланд, скорее всего, и не подозревала. Неполноценные брачные отношения в первом замужестве за Десмондом Флори. Годы, проведенные вместе, «как брат с сестрой», если воспользоваться эвфемизмом того времени, невозможность в те дни и в той среде искать помощи. Лучшие годы ее сексуальной жизни, от двадцати трех до тридцати трех лет, прошли даром, оказались потерянными, и эта потеря, возможно, так и не была восполнена в поздние годы. Лишь под конец войны, в последние дни которой был убит Десмонд Флори, судьба подарила ей встречу с возлюбленным, которому суждено было стать отцом Наоми.

Неизрасходованную энергию бесплодных лет она обратила в посадку этих вот лесов. Кстати, интересно прикинуть на досуге, что стало бы с лесом, если б не супружеская несостоятельность Десмонда Флори. Наверняка, продолжал размышлять Уэксфорд, и гиперсексуальность Дэвины Флори объясняется десятью годами разочарования, преследовавшими ее всю жизнь, окатывая холодной пустотой. Она знала: что бы ни ожидало ее в будущем, ничто не заполнит этой бездны.

Вот от подобной доли она и мечтала уберечь Дэйзи. Таков, по меньшей мере, самый щадящий подход. Уэксфорд мог размотать и другой клубок, с массой губительных последствий, вытекающих из связи Дэйзи с мужем ее бабушки, а потому склонялся считать уступчивость пустым оправданием. Могла бы действовать и поумнее, сказал он самому себе. Хороший вкус, здравая благопристойность да плюс еще цивилизованное поведение, о чем она любила заявлять во всеуслышание, могли бы подсказать достойное решение.

Кто был ее возлюбленным? Кто этот человек, этот сказочный принц, который, преодолев преграды, ринулся спасать спящую заколдованную красавицу? Коллега-писатель, скорее всего, или какой-то ученый. Не так уж трудно представить Дэвину и в роли леди Чаттерлей, а отца Наоми — одним из слуг в ее имении.

Дождь прекратился. В лесу было туманно и влажно, но, когда он выбрался с лесной дороги на шоссе и покатил к Кингсмаркхэму, выглянуло низкое солнышко. Вечер обещал быть теплым и ласковым, громада облаков плотной массой уползла к горизонту. Подняв фонтан брызг в огромной луже, Уэксфорд подкатил к гаражу. Дора говорила по телефону, и в нем полыхнула надежда, которая тут же угасла, едва он уловил короткое отвергающее движение ее головы. Отец Нила решил справиться, не нужно ли подбросить ее на новоселье.

— А я как же? Почему не подбросить и меня?

— Он уверен, что ты не придешь. Люди уже привыкли к тому, дорогой, что ты по большей части нигде не показываешься.

— На новоселье у дочери я думаю показаться.

Никакого повода тратить нервы. Уэксфорд был достаточно мудрым психологом, чтобы знать: если самообладание начинает ему изменять, значит, заговорило чувство вины. Его терзает, что он мало внимания уделяет Сильвии, что любит ее по привычке, неосознанно ставит на второе место после сестры, заставляет себя вспоминать о дочери, чтобы не забыть окончательно.

Он поднялся наверх переодеться. Выбрал спортивную куртку и вельветовые брюки, но тут же отверг отобранное в пользу костюма — самого лучшего из всего гардероба.

Почему его так беспокоит эта глупышка, эта притворщица и нелепая актрисулька Шейла? Он чуть не застонал вслух, едва успела промелькнуть в сознании последняя фраза: сказать такое о дочери, пусть даже мысленно… Оставшись в холле один, он поднял трубку телефона и набрал ее номер. Просто так, на всякий случай. Отсчитал четвертый гудок, но автоответчик не включился, возрождая проблеск надежды. Нет, никто так и не ответил. Он упрямо вслушивался в гудок за гудком — не менее двадцати, — когда наконец решился повесить трубку.

— Выглядишь превосходно, — сказала Дора. И добавила: — Никакой глупости она не сделает, ты же знаешь.

— Мне это и в голову не приходило, — не задумываясь, солгал он.

Дом, который купили Сильвия с мужем, находился на другом конце Майфлита, примерно милях в двенадцати. Дом приходского священника сохранился в том же виде, что и в прежние дни, когда англиканская церковь не задумываясь селила священника, имеющего приход, в сырой, без отопления, огромный, с десятью спальнями дом, определив на проживание пятьсот фунтов в год. Сильвия с Нилом знали, чего хотят, выказывая характерное для конца двадцатого века презрение к домам на окраине, и едва дождались переезда из прежней пятикомнатной квартиры, занимающей половину дома. Страстное желание иметь собственный дом относилось, пожалуй, к тому немногому, что их объединяло, как признались друг другу Уэксфорд и Дора в недавней беседе. И эта пара, почти несовместимая, честно прилагала массу усилий, чтобы остаться вместе, больше, чем любая другая, все больше и больше обрастая совместной собственностью, все глубже и глубже увязая во взаимных услугах и поддержке.

Сильвия, теперь уже с дипломом Открытого университета [23], получила довольно приличное место в отделе образования графства. Похоже, ей нравилось создавать себе трудности, чтобы потом рассчитывать на присутствие и обещания Нила, точно так же, как он развлекался и ездил за границу, чтобы затем полагаться на нее. И все же купить дом в десяти милях от места работы, в противоположном конце от школы, в которой учились дети… На взгляд Уэксфорда, это уж слишком. О чем он и не преминул сообщить Доре, пока петлял на машине по узким улочкам, добираясь до Майфлита.