Она повернулась и села за стол. Ее голубые глаза были прозрачными и светлыми, и лукавая улыбка в них снова одержала верх. Она отхлебнула кофе.

— А как ты попала в Дрезден? Именно в Дрезден?

— Случайно, — она улыбнулась. — У меня в Дрездене была подруга по переписке, и однажды я к ней приехала. Дружба окрепла, я так и так искала место учебы где-то за границей — а тут как раз создавалось нечто интересное. Так и произошло.

— Ты ничего не ешь? — Крис указал на тосты, но она отрицательно помотала головой:

— Я уже поела.

Крис взял себе два тоста, намазал их маслом и джемом:

— Значит, протеины. А я думал, гены…

— Это трудно объяснить для неспециалиста.

— Все же попытайся.

— Протеины составляют больше пятидесяти процентов сухого веса клеток и являются важнейшей группой веществ в организме. В человеческом организме действуют более десяти тысяч протеинов.

Крис ухмыльнулся:

— Ну вот, я сразу и понял. Ты занимаешься самыми мелкими штучками, какие только есть в биологии.

— Можешь посмеиваться сколько угодно. Есть и меньшая единица — это аминокислоты, из которых и составлены протеины.

— Про эти я тоже слыхал, — подтрунивал он. — Их вроде бы двадцать?

— Тебя это правда интересует? Такое редко встретишь.

— Я хотел преумножить свои сбережения и для этого в годы бума «нового рынка» все инвестировал в биотехнологии. Мой финансовый гуру тогда сказал, что за два года я сколочу себе мой Индевор.

— Ах, опять этот пресловутый Индевор.И все пропало?

— Пара ушлых ребят закупили на мои деньги партию пробирок и пипеток, устроили себе хорошую жизнь, а потом все пошло прахом.

— Наука сильно продвинулась вперед, но далеко не так, как это иногда изображают. Это надо суметь представить себе как вселенную. Пара галактик открыты, до определенной точки можно кое-что увидеть и кое-что объяснить. Но об истинном объеме того, что мы изучаем, мы даже не догадываемся. Да и как?

Она встала и отнесла свою чашку в мойку, убрала масло и джем в холодильник.

— Мне скоро уходить…

Он кивнул и помог ей убрать.

— На чем мы остановились? — напомнил он.

— До недавнего времени наука полагала, что все определяют гены. Сегодня мы знаем, что протеины и сочетания аминокислот играют куда большую роль, чем было принято считать. Взять, например, змей…

— Змей?

— Да, их яд. Лишь недавно открыли, что их яд состоит из совершенно определенной комбинации аминокислот, которые они носят в себе. Или взять бактерии. До сих пор считалось, что существует твердое правило: бактерии не стареют. Теперь мы знаем: бактерии тоже стареют. Как и все живое.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать.

Они стояли у раковины рядом. Он мыл чашки и тарелки, она их вытирала. При этом они часто соприкасались плечами. Внезапно он увидел, как волоски на ее руках встали дыбом, словно наэлектризованные. Собственное его возбуждение почти не оставляло ему возможности ясно мыслить.

— Мы только начинаем. Мы лишь приоткрыли дверь, чуть-чуть… И как же мы можем с уверенностью сказать, что это так, а то — иначе?

— Мы еще увидимся?

— Мы только начинаем с нашими почему.Даже про многие медикаменты, которые сегодня продаются, мы порой знаем только то, что они оказывают какое-то действие, а почему— не знаем.

Он взял ее за руку и притянул к себе. Ее тело скользнуло к нему без сопротивления.

— Мы еще увидимся?

— А ты хочешь?

Он ощущал ее теплое гибкое тело. Его охватило неукротимое желание. Она вдруг прильнула к нему и улыбнулась. Он вдохнул ее свежий аромат, а она притянула его голову ближе к своему лицу.

Ее губы были полуоткрыты, а белые зубы внезапно поймали его нижнюю губу и нежно покусывали.

— Да! — прохрипел он, не в силах отвести взгляд от ямочки в уголке ее губ. — Да, непременно. А ты?

— Со второй минуты.

Ее зубы снова принялись покусывать его нижнюю губу. Он застонал.

— Почему только со второй?

— Тсс. Об этом потом.

— Я думал, тебе надо уезжать…

— Через два часа, — сказала она, и ее зрачки сверкнули.

Но так же внезапно она высвободилась из его объятий, и по ее лицу пробежала тень. Она искала в его глазах ответы на вопросы, которых он не знал. Он увидел таинственную дымку, которую не мог себе объяснить.

— Пожалуйста, не сейчас. Это так тяжело. Как было бы хорошо, если бы мы встретились раньше и ты был бы рядом… смог мне помочь… — В ее голосе слышалось отчаяние. — Но все-таки давай встретимся… в субботу, хорошо? Пойдет? Тогда, может быть, мы созвонимся…

— Что случилось?

— Пожалуйста! Не спрашивай… мне очень жаль… но не сейчас.

Кельн

Вторник

Крис стоял у окон своего офиса в кельнском Медиапарке и смотрел вниз, на площадь с прудом. На площади не было ни души, и порывы ветра стегали воду.

Она обещала объявиться, но от нее так и не было ни слуху ни духу. Он не знал, где она. Навещает своего племянника?.. И где она пропадает! Он уже наговорил ей на автоответчик, но она так и не перезвонила. Неужто он гонится за призраком?

Он смотрел, не отрываясь, на мелкие серые волны пруда, потом на небо, обложенное тучами. Пасмурная погода — пасмурные мысли, или наоборот. Он нерешительно повернулся.

Его кабинет на восьмом этаже был размером в двадцать метров, у стен стояли шкафы с папками, и несколько крупноформатных принтов Энди Уорхола украшали белые стены.

Он мрачно уставился на наследие Форстера.

На письменном столе лежали несколько листов бумаги с калькуляцией на следующие недели, а дальше — глиняные таблички и кости.

Уэйн звонил ему с утра, чтобы сообщить, что ничего не вышло. ДНК из кости не реагировала на сыворотку роста. Была мертвая.

— Давай уже, наконец, выкладывай правду, — требовал Снайдер. — Откуда эта кость на самом деле? Это могло бы дать мне хоть какую-то зацепку.

Крис сперва колебался, но потом все же рассказал ему о двенадцати табличках и о своем неудавшемся рейсе в Берлин. Друг его юности только зло рассмеялся в ответ:

— Твое вранье становится все бесстыднее! Крис, оставь это, избавь меня от твоих мюнхаузеновских историй. Если не хочешь говорить — ну и не надо.

Снайдер просто положил трубку, и Крис увидел лишнее подтверждение старой истины, что правда часто оказывается неправдоподобнее всего.

Больше незачем было тратить на это время. Курьерский план на следующую неделю они с Иной уже обговорили, и он мог полностью сосредоточиться на том, что задумал.

Он сел за компьютер и в Интернете просмотрел последние сообщения женевских газет. Форстера идентифицировали. По «Мерседесу» и по фирме проката машин они разузнали, кто был арендатором.

Последнее известие гласило, что женевская полиция провела пресс-конференцию, на которой выступил и адвокат, управляющий наследством Форстера. Как сказал адвокат, присутствие Форстера в Германии совершенно необъяснимо, поскольку транспорт с античными коллекциями ассирийских сокровищ был на пути в Лувр — на этот транспорт, впрочем, тоже было совершено нападение.

Согласно завещанию Форстер оставил свои произведения искусства различным музеям. Деньги от продаж, равно как и остальное свое состояние, он завещал ЮНЕСКО и ЮНИСЕФ, чтобы на эти деньги была оказана помощь в восстановлении Ирака. Особое внимание при этом должно быть уделено окрестностям Вавилона.

«Ни слова про него, ни слова про его груз», — довольно подумал Крис. Но это могло ничего не значить. Полиция — если она его ищет, — из тактических соображений будет умалчивать ту информацию, от которой зависит успех розыска.

Он еще раз посмотрел на расчеты. Вид у них был безнадежный. Тогда он взял мобильник Рицци и набрал номер, который дал ему Форстер.

— Да, — голос на другом конце казался сильно прокуренным.

Крис ошеломленно молчал. Он не рассчитывал, что ответит ему женщина.