Да, окна магазинчиков и фирм были зарешечены, но все-таки они работали, а не стояли закрытыми. На тротуарах попадались мрачные молодые мужчины. И женщины тоже, а не только промышляющие здесь уличные девки. Впереди Лили медленно шествовали две пожилые дамы, которые злобно поглядывали на парней и оживленно болтали на испанском.

Сегодня Лили шагала бесшумно, и ее не раздражал цокот собственных каблучков. Уродливые полицейские башмаки она на сей раз тоже не надела. Кроссовки были одним из преимуществ отсутствия полицейской формы.

Хорошо, что сегодня она вышла из дома в кроссовках. Потому что вся словно зудела от беспокойства. Будто вот-вот придется сорваться с места и побежать.

— Что на нее имеется? — спросила Лили.

— Ничего. — Офицер Лари Филипс неторопливо шагал рядом, высокий, худой и язвительный. — Может, что-то есть как на малолетнего преступника, только опечатано. Она какое-то время была на улице, еще будучи ребенком. Судя по удостоверению личности, ей только-только исполнилось девятнадцать, — хмыкнул он. — Гонзалес считает, что она чиста.

— Хм… — Теоретически возможно, что здешняя проститутка наркотиков не принимала. Но маловероятно. — Хорошо, что вы ее разыскали.

Лари пожал плечами:

— Она не совсем то, что нужно, только кого еще здесь встретишь вечером? Сутенеры, шлюхи, наркоторговцы и наркоманы. Вот и все.

— Вы забыли о гангстерах. — Обуревавший Лили зуд приобрел некий вектор, словно ей нужно было куда-то скорее бежать. Что с ней случилось? Предсказательницей она не была, о чем прекрасно знала, значит, дело в играх разума.

— Обычно бандиты здесь не орудуют. Нам туда, — добавил Лари, кивком головы показывая на захудалый кирпичный дом на западном конце улицы. — Третий этаж. Похоже, вы довольны. Что, ее рассказ что-то прояснил относительно главного подозреваемого?

— Рассказ согласуется с другими показаниями. Мы знаем, что Фуэнтес вышел из церкви в Ла Месе около половины девятого.

— Примерно в получасе ходьбы отсюда. Так что же он делал до двадцати одного пятидесяти?

— Пока неизвестно. — Лили шагала молча, а потом спросила: — Скажите, Филипс. Вы не раз сталкивались в своей практике с лупи. Зачем кому-то из них понадобилось обратиться волком, чтобы совершить убийство?

— Откуда мне знать. — Полицейского вопрос явно удивил. — Может, инстинкт. У Фуэнтеса был револьвер.

— Судя по вашим рассказам и тому, что я читала сама, вывод напрашивается сам собой: пистолет двадцать второго калибра едва ли можно считать угрозой для лупуса.

— Если бы пуля попала в цель, мы бы быстренько его сцапали. На них все хорошо заживает, но все равно вы непременно заметили бы пулевое ранение, когда пришли в клуб.

— Я не появилась бы там, если бы не знала, что Фуэнтеса убил лупус. Ведь он словно написал громадными буквами: на свободе разгуливает лупус-убийца.

— Может, ему просто захотелось вонзить зубы в Фуэнтеса. Черт, какие только причины не взбредут нелюдю в голову.

— Возможно. — Или же ее сбивают с толку? Зачем убийца превратился в волка, чтобы напасть на Фуэнтеса? Преднамеренно или инстинктивно? Аргументов в пользу инстинктивности не было, разве что в тот вечер произошло нечто необычное, о чем она пока даже не догадывается. Ведь других лупи инстинкт не заставлял обращаться и убивать, по крайней мере в течение последних одиннадцати месяцев ничего подобного замечено не было.

Значит, ему было нужно обернуться волком. Потому что убийца хотел, чтобы в содеянном обвинили именно лупи. Или же одного-единственного, конкретного лупуса.

Того, с которым она должна встретиться за ланчем.

Странная судорога в кишечнике напомнила Лили о голоде. Она рассеянно потерла живот. Завтракала ли она сегодня?

— Пришли? — спросила Лили у Филипса, когда они приблизились к ветхому кирпичному зданию.

— Да.

Полицейский толкнул входную дверь. Парадная оказалась маленькой и грязной. Лили первой пошла вверх по лестнице.

— Что вы имели в виду, когда сказали, что бандиты предпочитают держаться отсюда подальше?

— Волков, — неохотно сознался Филипс. — Говорят, они навели страху на парочку главарей, чтобы те не докучали посетителям клуба. Или же их напугал тот жутковатый коротышка, хозяин «Ада». Как бы то ни было, ни один из них сюда не суется. Эй! Что с вами?

Лили остановилась, вцепившись в перила, стараясь удержаться на ногах и не скатиться вниз по лестнице.

— Я… сейчас, секундочку.

Но головокружение, начавшееся столь внезапно, не прекращалось. У Лили сдавило грудь, дышать было нечем.

— Вы нездоровы.

— Голова закружилась. — Лили положила руку на грудь, словно хотела таким образом втолкнуть в легкие воздуха. Вдох, еще один. Приступ стал проходить, и Лили почувствовала себя очень глупо.

— Вот так-то. Не знаю, что на меня нашло, но… — Краем глаза она заметила выражение лица Филипса. — Все и порядке, — сухо сказала она.

— Судя по возрасту, до инфаркта вам еще далеко. Низкий сахар в крови? — скептически, как умеют только полицейские, вопросил он.

— Может быть. Я забыла позавтракать. — Хотя раньше и связи с этим никаких проблем не возникало. Она вспомнила о том, как вчера вечером у нее затекло бедро, и недовольно нахмурилась. Может, она нездорова. — Ничего страшного. Теперь все в порядке, пойдемте поговорим со свидетельницей.

Комната, куда они попали, была совсем маленькой битком набитой всевозможными куклами: обычными барби и куклами с фарфоровыми головками, в кружевных платьицах, с сияющими роскошными волосами. Они заполняли два книжных шкафа, прижимались друг к дружке по углам, сидели на журнальном столике, лежал и на подушках на широкой двуспальной кровати. И все, как одна, были блондинками.

Кроме кукол в комнате помещались допотопный холодильник, плита с двумя конфорками, комод и бугристый синий диванчик без ножек, на который им как раз и махнула Тереза Мартин, приглашая присесть. А сама опустилась на кровать. С виду она походила на маленькую тощую беспризорницу. Из одежды девушка натянула на себя синюю футболку большого размера и ничего более — ни брюк, ни, само собой, лифчика. Неизвестно, надела ли она трусы.

У Терезы, как и ее кукол, были сияющие блондинистые волосы — явно не натуральные, а крашеные. Если бы Филипс не поклялся, что у девушки было настоящее удостоверение личности, Лили никогда не приняла бы ее за легально проживающую в стране гражданку.

— Вообще-то я спала. — Тереза недоброжелательно уставилась на Лили. — Для меня сейчас как раз середина ночи.

— Признательна вам за то, что вы согласились нам помочь. — Лили достала из сумочки фотографию Карлоса Фуэнтеса.

— Не знаю, зачем вы здесь. Я уже все ему рассказала. — Она дернула подбородком в сторону Филипса.

— У него не было фотографии, чтобы вам показать. У меня она есть. — Лили не питала иллюзий относительно здешних дамочек. Проституция помогала им выжить в этой грязи, их жизнь строилась на том, что одни используют их, а они, в свою очередь, тоже пытаются кем-то попользоваться. При таком образе жизни для морали и нравственности места не оставалось. Но куклы… Горло Лили сжалось от жалости. — С этим мужчиной вы разговаривали прошлой ночью?

Тереза взяла из рук Лили фото, посмотрела на него и вернула обратно:

— Да, это он.

— Офицер Филипс сказал, что вы его знали.

— Нe по имени. — Она повела костлявым плечом. — Встречала его здесь. А в моем деле полезно иметь хорошую память на лица.

— Несомненно. В котором часу вы с ним разговаривали?

— Я уже ему говорила. Ах, ну ладно. Я вам покажу. Когда она сползала с кровати, вопрос о нижнем белье больше сомнений не вызывал. На ней его не было. Тереза схватила мобильник, лежащий на коленях куклы, Которая сидела на журнальном столике, и вручила его Лили.

— Вот видите? Здесь определитель номера. Он фиксирует, когда мне звонят. Вчера вечером, когда я шла домой, мне позвонила Лайза. Я еще не работала, ясно? Так вот, мы как раз разговаривали, когда я увидела этого парня, который подъехал к детской площадке.