Дженна уже сообщила Глину, что им придется остаться только друзьями, и Глин воспринял эту но­вость лучше, чем она ожидала. В конце концов, он не был чувственным человеком, и новая Дженна, вернув­шаяся из Франции, несколько пугала его. В ее глазах появился непривычный блеск, и Глин сразу заметил, какой неуправляемой она стала. Они разошлись весь­ма дружески, с обещанием встречаться время от вре­мени, но Дженна сильно сомневалась, что такое ког­да-нибудь случится. Ей показалось, что Глин ощутил облегчение, и сама она чувствовала себя так же. Ясно, что они совсем не подходят друг другу, у них не было ничего общего. Глин был уравновешенным и медлительным, а в душе у Дженны все бушевало и пело, беспокойно желая чего-то, что она не могла получить.

В школе тоже все пошло по-другому: Дженна с трудом удерживалась от мыслей о возвращении во Францию, к Алену! Иногда она внезапно возвращалась к реальности и обнаруживала, что кто-нибудь из дево­чек задал ей вопрос и не получил ответа, поскольку взгляд Дженны был устремлен на небо за окном, а мысленно она уже летела в Париж.

Наконец она пришла к решению и отправилась к миссис Константайн. Дженне было необходимо оста­вить работу. Неожиданно она излила перед странной, но доброй дамой все свои горести, и, когда закончила рассказ, директриса выпрямилась и сочувственно взглянула на нее.

— Возвращайтесь во Францию, Дженна, — посове­товала миссис Константайн. — Вы можете уволиться, но знайте, что, когда бы вы ни пожелали вернуться сюда, для вас всегда будет место.

— Должно быть, я спятила, — с неловким смеш­ком призналась Дженна.

— Говорят, что я давно не в своем уме, — успоко­ила ее миссис Константайн. — Поступайте, как велит вам сердце, оно выведет вас куда надо.

Дженна знала, куда зовет ее сердце, и понимала, что это принесет с собой только горе. Однако Ален оказался прав, говоря, что она, в конце концов, вернется и начнет самостоятельные поиски. У нее осталось еще слишком много невыясненных вопросов — она даже не поинтересовалась, есть ли в доме фотографии ее отца, полагая, что ей не предложили посмотреть их только из нежелания тревожить ее. Она должна вер­нуться в Дордонь, к Маргарите.

В душе Дженна надеялась, что возвращается и к Алену, но тут же отбросила эту мысль, поскольку Ален принадлежал не ей. Месяц — долгий срок. Должно быть, он уже забыл о ней. Процесс шел своим чере­дом, и, вероятно, ей когда-нибудь придется подписы­вать документы, но пока из Франции не приходило никаких вестей, даже Маргарита не писала ей, и оди­ночество Дженны стало невыносимым.

Ферма выглядела точно так, как и прежде. Дженна въехала во двор и минуту сидела в машине, озираясь по сторонам. Все вокруг утопало в распустившихся цветах, солнце припекало сильнее. У Дженны появи­лось чувство, что из дома вот-вот выйдет Ален, но она понимала — это всего лишь мечты. На этот раз она приехала на машине. На пароме пересекла Ла-Манш, преодолела пробки на парижской кольцевой дороге — и все ради того, чтобы пользоваться собственной ма­шиной.

На ферме никого не было. Когда Дженна вышла из машины, ее окружила тишина. Дженна выругала себя за глупость. Разумеется, Маргарита прибудет сю­да, только когда найдет компаньонку — Ален не отпу­стит ее одну. Было бы гораздо разумнее предупредить о своем приезде, но Дженна слишком торопилась вер­нуться и считала каждую милю дороги из Парижа. И вот теперь оказалось, что она спешила зря, что ей даже не попасть в дом.

Обернувшись на шум, Дженна обнаружила, что смотрит прямо в удивленные глаза Мари. Девушка слезла с велосипеда, подошла поближе и остановилась перед ней.

— Здесь никого нет, мадемуазель, — коротко сооб­щила она.

— Знаю, — ответила Дженна. Странно, но она уже не была прежней Дженной, робкой и пугливой. — Но вы здесь, и мне известно, что у вас есть ключ.

— Но это мой ключ, мадемуазель, — с вызовом возразила девушка, — и я не могу одолжить его вам.

— Вам незачем одалживать его, Мари, — реши­тельно заявила Дженна. — Просто отдайте мне ключ. Более того, пока я здесь, в доме незачем убирать, — она приняла решение немедленно. Она оказалась там, где хотела быть. Ален, вероятно, разозлится, узнав о новом ее проступке, но это будет потом. Сейчас она проделала долгий путь, была слишком усталой и разо­чарованной, и никто не мог запретить ей остаться в доме.

— Я не могу отдать вам ключ, — сердито ответила Мари. — И я должна убирать в доме. Мадам будет очень недовольна.

— Сомневаюсь, — отрезала Дженна. — Поскольку вы любите совать нос в чужие дела, то наверняка зна­ете, что часть этого дома принадлежит мне. У меня есть все права жить здесь, а что касается мадам, она моя приятельница. Отдайте ключ.

Вопрос состоял в том, кто из них сдастся первой, и Мари видела, что Дженна не собирается уступать. Мари вытащила из кармана ключ и с плохо скрытым раздражением протянула его Дженне.

— Благодарю. — Дженна взяла ключ и отверну­лась. — Когда я уеду, я дам вам знать. Я отвезу ключ в замок и передам его мадемуазель Рабье — уверена, вы видитесь с ней.

Дженна заперла машину и вошла в дом, закрыв за собой дверь. На ее лице сияла улыбка — она с легко­стью выиграла этот раунд и переполнилась удовлетво­рением. Клодине и Мари будет о чем поговорить. Джен­на с удовольствием огляделась. Ей казалось, что она вернулась домой. Первым делом она подошла к кар­тинам, висящим на стене гостиной, и снова оглядела их. На этот раз у Дженны возникло ощущение, будто картины улыбаются ей.

— Я вернулась, — мягко произнесла она. — Я все поняла и вернулась.

Смахнув слезы с глаз, она принялась оценивать по­ложение. Она привезла с собой все, что ей могло по­требоваться, — в том числе еду, на случай если Мар­гарита не ждет ее. Дженна знала, что в доме должен остаться чай, кофе и еще кое-какие припасы, которые могли ей понадобиться сегодня. Свежий хлеб она по­купала в придорожных деревушках вместе с фруктами и овощами. Конечно, ее успехи в кулинарии было не­возможно сравнить с искусством Маргариты, но при­готовить себе ужин Дженна могла. Она считала, что готовит неплохо, и любила возиться на кухне.

К тому времени, как она втащила чемоданы в ком­нату для гостей, приготовила постель и разложила свои запасы еды, начало темнеть, и, несмотря на то, что Дженна ощущала острое желание подняться в сту­дию, осторожность победила. Ален не решался оста­вить здесь в одиночестве свою мать, а Дженна знала, что он не лишен здравого смысла. Она заперла маши­ну, заперла входную дверь и осмотрелась. Утром она позвонит Маргарите. Где-нибудь в доме должен быть номер ее телефона. Утром не будет риска нарваться на Алена, который уйдет на службу.

Долгая поездка утомила ее. Дженна быстро приго­товила ужин, поела и пораньше легла спать. Было так чудесно вернуться в маленькую комнату, знать, что ее отец входил в эту дверь и бывал здесь. Дженна устро­илась поудобнее и начала засыпать; воспоминания о том, как Ален обнимал ее здесь, когда она расплака­лась в первый день, о том, как он отнес ее в постель после поцелуев на кухне, крутились в ее голове, слов­но мотыльки вокруг лампы, увлекая Дженну в сон. Во сне ее окружала любовь.

Сон был потревожен неистовым стуком в дверь, и Дженна вскочила на постели, перепуганная до смерти. Минуту она не могла вспомнить, где находится, и, как только поняла, что лежит в кровати в уединенном до­ме, страх полностью завладел ею. Вокруг не было ни души, только Мари знала о ее прибытии. Может, в дверь колотила Клодина, встревоженная ее возвраще­нием? Нет, вряд ли. Клодина бы прежде позвонила.

Должно быть, кто-нибудь приехал, пока она спала. В комнате царила темнота, и Дженна не осмелилась даже включить свет, чтобы взглянуть на часы. Неисто­вый грохот в дверь продолжался, и Дженна сползла с постели, чтобы выглянуть во двор. Она ничего не уви­дела. Было так темно, что ей не удавалось разглядеть даже свою машину. Дженна отдала бы сейчас все, лишь бы на небе появилась луна, как в прошлый ее приезд, но луну скрывали тучи, а поскольку стук в дверь усиливался, она поняла, что придется спустить­ся. Дверь могли в конце концов выломать, и ей гро­зила опасность встретиться лицом к липу с непроше­ным гостем. Во всяком случае, она была слишком на­пугана, чтобы снова заснуть.