Все эти выводы он сделал из туманного заявления Дженны, что она соскучилась. О реальных фактах Глин даже не подозревал, и Дженна порадовалась, что не успела рассказать о них. По-видимому, то, что она соскучилась по Глину, доказывало лишь ее неком­петентность. Дженна с раздражением представила, как Глин встречается с Недом Кларком и сообщает тому новую информацию со скептическим видом, с вы­ражением типа «ну что можно ожидать от жен­щины?».

После этого Дженна принялась настойчиво убеж­дать Глина, что она вполне справляется с делами и как раз сейчас собирается осмотреть свое наследство. На вопрос Глина, стоит ли ему вылететь во Францию, Дженна твердо дала отрицательный ответ, но теперь, поглядывая на Алена, не была уверена, что поступила разумно. В настоящий момент ее жизнь напоминала гонку с препятствиями. Препятствиями являлись мужчины, стремящиеся влезть в ее дела.

— Теперь уже недолго, — заметил Ален. — Мы приедем на место днем в пятницу, и до воскресного вечера я буду в вашем распоряжении. Если вы решите остаться в Дордони с моей матерью, я тоже побуду там до воскресенья. Так у вас будет время поразмышлять, стоит ли задержаться там подольше.

Дженна досадливо прикусила губу. Она уже ясно дала понять, что не собирается задерживаться в Дордони, но Ален снова обвел ее вокруг пальца. Прежде всего, он отправился на работу, и отъезд задержался до самого обеда. А потом он повел себя так, словно у него, наконец, наступил отпуск, желанный перерыв в хлопотливой жизни, и, пожелай Дженна вернуться, это означало бы, что и Алену придется прервать свой отдых. Дженна чувствовала бы себя капризным ребенком, ничего не признающим, кроме своих желаний. Она даже не знала, чем Ален зарабатывает себе на жизнь — причем зарабатывает, судя по всему, недурно.

Они ехали через густой лес. В машине постепенно росло напряжение, однако исходило оно не от Алена. Дженна без объяснений понимала, как трудно сейчас Маргарите — с каждой милей ее беспокойство усиливалось, а этой немолодой женщине и так уже довелось перенести слишком много.

Для Дженны эта поездка была барьером, который она даже не надеялась взять, путешествием в прошлое ее отца. Она боялась — боялась оказаться в смешном положении, боялась, что ею вновь овладеет горечь и заставит забыть о правилах приличия. Дженна подозревала, что мать Алена беспокоят те же самые страхи, и время от времени сочувственно поглядывала на нее. Маргарита проявила поразительную храбрость, согласившись привезти недовольную и враждебную незнакомку в собственный дом.

Дженна и в самом деле не могла избавиться от чувства враждебности, правда, направлено оно было не на Маргариту. Девушка буквально вскипала при мысли об умершем мужчине, который бросил ее много лет назад. Отчасти раздражение у нее вызывал и Ален Лемаршан, заставивший ее пройти через такое испытание, и не только ее, но и свою мать. Дженна решила, что не доставит Маргарите лишних стра­даний, и сосредоточилась на собственных растущих опасениях. Она должна выдержать, с чем бы ни пришлось столкнуться. В конце концов, в ее жизни бывали беды и пострашнее.

Дженна подняла голову и обнаружила, что Ален пристально рассматривает ее в зеркало. Дженну посадили на заднее сиденье — ради удобства, как объяснил Ален, но она не заблуждалась насчет его намерений. Ален не собирался оставлять ее на соседнем сиденье — там, где им пришлось бы говорить. Редкие замечания Алена были обращены к матери, сидящей рядом. С Дженной он не разговаривал, только сообщил, что скоро они будут на месте. И вот теперь он разглядывал ее, ожидал ее реакции, предчувствовал бурную сцену. Дженна решила, что этого Ален не дождется.

Она резко отвернулась, рассматривая деревушки, мимо которых проносилась машина, — живописные местечки с причудливыми домами и лавчонками. Они мелькали поодаль от дороги, быстро сменяясь лесами, и, когда Дженну уже начал убаюкивать этот непри­вычный мир, утопающий в зелени и залитый сол­нечным светом, машина свернула на узкую боковую дорогу и двинулась по ней, постепенно поднимаясь на холм.

Дженна без слов поняла, что в считанные секунды они будут на месте. Маргарита судорожно съежила плечи, Ален стиснул зубы — наконец-то напряжение коснулось и его. Он предостерегающе взглянул на Дженну, но сейчас она была слишком взволнованна, чтобы рассердиться. Она приближалась к дому, где Расселл Брайант жил счастливо и спокойно, пока они с матерью переезжали с места на место. Все эти люди счастливо жили здесь. На глаза Дженны навернулись слезы, и она сморгнула их. Еще одно препятствие, последнее препятствие, и прошлое отойдет туда, где ему и полагается быть.

Лес вокруг дороги поредел и остался позади. Прошли не секунды, а минуты, прежде чем машина взобралась на холм и направилась к ферме, располо­жившейся в долине. Угасающие лучи солнца окраши­вали ее каменные, увитые плющом стены в янтарные тона. Дом оказался длинным и низким, со слуховыми окнами на крыше, покрытой красной черепицей. С левой стороны к дому примыкал амбар, все строение располагалось в центре вымощенного камнем двора.

Со всех сторон к усадьбе подступали сады, пестря­щие весенними цветами. Белые ставни поблескивали на свету, высокие окна сияли, и Дженна с трудом сдержала слезы. Она сразу поняла, как были счастли­вы здесь эти люди. Дом был уютным, гостеприим­ным — таким, каким и полагалось быть дому. Даже напряженно сжатые плечи Маргариты распрямились. Замедлив скорость и наконец остановив автомобиль, Ален испустил глубокий удовлетворенный вздох:

— Наконец-то!

Дженна не знала, что он имеет в виду — то, что долгое путешествие завершено, или то, что Алену уда­лось вернуться в свою юность. Только одно Дженна знала наверняка — ей здесь искать нечего. В этом до­ме не было ее родовых корней. С Дженной не про­изошло ничего похожего на просветление, наоборот, вновь открылась старая, мучительная рана. Горечь вер­нулась, ошеломив ее своей силой. Дженна даже в во­ображении не могла представить здесь своего отца. Она понятия не имела, как он выглядел. О ней забы­ли — и она забыла.

Внезапно Дженна поняла, что оба спутника при­стально смотрят на нее, ловя выражения, сменяющи­еся на ее лице. Вероятно, ее реакцию сочли слишком мрачной. Несомненно, именно так думал Ален, сосре­доточенно уставившийся в лицо Дженны.

Прежде чем он успел заговорить, дверь дома от­крылась и на пороге появилась молоденькая улыба­ющаяся девушка.

— Я уже все убрала и приготовила в камине дрова к вечеру, мадам. Прошлые две ночи здесь было довольно прохладно. Звонила мадемуазель Рабье, месье, — добавила она, взглянув на Алена, — и обе­щала позвонить попозже.

Ален только кивнул, а Маргарита улыбнулась де­вушке.

— Спасибо, Мари. А сейчас поезжай домой, пока еще не стемнело. Увидимся завтра.

Девушка ушла, бросив любопытный взгляд на Дженну и еще один — на Алена. Дженна поняла, что заин­тересовало Мари. Похоже, ей уже не терпелось сооб­щить новость неизвестной мадемуазель Рабье. Может, эта мадемуазель Рабье — та самая Клодина, что зво­нила Алену в Париже? Впрочем, это не особенно ин­тересовало Дженну. У нее хватало поводов для беспо­койства, и самое главное, что занимало ее, — сумеет ли она заставить себя войти в дом.

Ален занялся багажом, ясно давая Дженне понять, что не собирается силой втаскивать ее в дом. Он ожидал приличного поведения, и мрачный взгляд в сторону Дженны побудил ее к действию быстрее, чем любые слова. Этот взгляд не сулил ничего доброго, и Дженна последовала за Маргаритой в дом, где ее отец провел все эти годы.

Внутри дом оказался вполне современным. Это удивило Дженну и дало Маргарите повод начать раз­говор.

— Этот дом был совсем запущенным, когда мы ку­пили его, — произнесла она, любовно оглядывая ком­нату. — Зато камин сохранился, огромный и очень старый. Французы славятся своим умением выклады­вать необычные и красивые камины. Как видите, он полностью меняет облик комнаты.

Камин, прикрытый медным козырьком, распола­гался у толстой стены, разделяющей большую комнату. Затопленный, он согревал помещения по обе стороны от перегородки и создавал в них уютную атмосферу. Ален склонился и поджег заранее сложенные в камине дрова.