Успокаиваясь, Штык сделал несколько глубоких вдохов, прислушался, но шум дождя прекрасно скрывал все остальные звуки. Буль вопреки ожиданиям после пинка не проснулся, а лишь обиженно хрюкнул, повернулся на другой бок и снова сладко засопел. Звать его было делом заведомо бесполезным. Идти к нему и будить Штык не решался: слишком отчетливо стоял перед глазами мощный зверь, весь в жгутах мышц, обрывках шерсти и с какими-то кроваво-красными лоскутами на уродливой голове. Судя по всему, двигался он мимо здания, где прятались люди, но Штык мог бы поклясться, что в момент вспышки молнии зверь смотрел прямо на него.

Прошло несколько томительных минут. Постепенно в монотонном и вроде бы однообразном шуме дождя ухо начало выделять отдельные звуки: короткие шлепки капель по камням и бетонным плитам, шорох воды, стегающей заросли травы, легкий и какой-то прозрачный звук, с которым капли разбивались о мокрую, напитанную влагой землю.

Глаза Штыка немного привыкли к темноте и стали различать легкое голубоватое свечение, распространяющееся откуда-то снизу. Обеспокоенный Штык чуть сместился корпусом, пытаясь рассмотреть происходящее на первом этаже. Похоже, что светилась та самая аномалия, из-за которой Хомяк отказался войти в здание через дверь.

Штык коротко вздохнул и медленно расслабился, откидываясь назад, чтобы опереться спиной о стену, но при этом не выпуская из вида дальнее окно. В дверь, получается, зверь бесшумно не войдет, а если полезет в окно на первом этаже, он его обязательно услышит. Прошло еще несколько минут. Сердце почти перестало выстукивать беспокойный ритм. Теперь можно попробовать разбудить Буля. Но Штык медлил. Он размышлял, что если монстр шел по их душу, то давно бы уже стучал когтями, копытами или что там у него по бетонным плитам, шуршал бы гравием и остатками строительного мусора, но среди массы звуков, которые различало ухо, не было слышно ровным счетом ничего подозрительного.

Еще минут через пять Штык рискнул осторожно приподняться и подойти к окну. Встав сбоку от оконного проема, он ждал, пока очередной разряд молнии не высветит развалины поселка. Но внизу никого не было, лишь блестящие мокрые камни и две старые покрышки, нанизанные зачем-то на кусок арматуры в том месте, где Штыку почудился монстр. Пожалуй, при некоторой фантазии их можно было принять за зверя. Молния погасла, и за окном опять сгустился мрак. Тихо переступая по замусоренному полу, Штык переместился ко второму окну, и вновь замер в ожидании грозового разряда. Сразу несколько молний, одна за другой, красиво расчертив небо, целую секунду ярко освещали огромное поле травы и черную стену далекого леса. Ни малейшего следа монстра. Штык замер в сомнениях: особо впечатлительным он себя не считал, но картинка со страшным монстром до сих пор стояла перед глазами. Или это все-таки мокрые камни дали такой эффект?

Слегка успокоившись, но продолжая прислушиваться, Штык вернулся к костерку. Время тянулось, но все оставалось спокойным. Постепенно начала подступать сонливость. Руки и спина снова налились тяжестью, а ноги, казалось, потеряли чувствительность, словно нижней частью тела Штык уже заснул, а верхней еще бодрствовал по какому-то странному физиологическому недоразумению. Но погрузиться в сон, особенно теперь, когда за стенами здания, возможно, бродит чудовищное порождение Зоны, Штык не мог позволить себе в принципе.

Пытаясь отогнать сонную одурь, он собрался сделать несколько приседаний, но после первого же упражнения вдруг понял, что встать уже не может: ноги просто не слушались его. Кое-как, цепляясь руками за стену, он сумел подняться, посмотрел на часы и заковылял в сторону своих «бойцов». Свои три часа он продержался. Теперь пора разбудить, например, Буля, сделать ему серьезное внушение и наконец отключиться — если не со спокойной душой, то с чувством, что все зависящее от него было сделано.

Буль, впрочем, просыпаться не спешил. Сколько Штык ни тряс своего «бойца», сколько ни хлопал по щекам и ни переворачивал из стороны в сторону, наглый «солдат» лишь громче сопел и, казалось, засыпал еще крепче. Промучившись минут десять, Штык попробовал разбудить Хомяка, но преуспел в этом начинании еще меньше: второй боец был вообще похож на деревяшку, выдавая свою принадлежность к миру живых лишь едва заметным дыханием.

Отчаявшись добыть себе часового на смену, Штык принялся ходить от окна к окну, уже не заботясь о производимом шуме, но усталость и сон все сильнее овладевали им, и скоро стало ясно, что дело того и гляди закончится блаженным обмороком. Спасение пришло случайно: пытаясь ущипнуть себя за онемевшую голень, он ощутил предплечьем чтото твердое в кармане и тут же, в радостном озарении, вытащил коробочку с капсулами стимулятора. Проглотив сразу две, он судорожно запил их водой из фляги и замер посреди комнаты, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Ноги практически сразу начали подламываться, а глаза закрываться, и Штык снова двинулся от окна к окну, стараясь отогнать надвигающуюся как танковый батальон дремоту.

Минут через пять заметно полегчало. Такой бодрости, как днем, после приема чудесных капсул он не ощущал, но спать больше не хотелось, и к ногам вернулась чувствительность. Голова, правда, почти не соображала. Перед глазами стояла картинка с чудовищем, выхваченным из темноты внезапной вспышкой, но никаких эмоций по этому поводу Штык больше не испытывал. В какой-то момент ему стало казаться, что залезь сейчас этот самый монстр в окно, он расстреляет его, как мишень в тире. Рефлекторно и совершенно бездумно.

Костер почти полностью прогорел, но Штык не стал больше подкармливать его кусками старой доски: просто сидел и внимательно разглядывал багровые угли, покрытые ярко-красной сеткой внутреннего огня, которые постепенно темнели, превращаясь в бесформенные черные комочки.

Дождь, судя по звуку, несколько ослаб, а еще немного погодя за окном начало светать.

Буль вдруг протяжно, даже с каким-то надрывом, застонал. Штык вздрогнул, поднялся и подошел к спящему «бойцу». Даже не видя толком в сумерках лица спящего, он вдруг понял, что с генералом творится что-то неладное. Буль тяжело дышал, в воздухе распространялся сильный запах свежего пота. Нащупав голову «солдата», Штык положил ему ладонь на влажный лоб и даже присвистнул: Буль температурил всерьез.

— Генерал Штык? — Хомяк говорил на удивление ровным и спокойным голосом, словно не проснулся только что в грязном полуразрушенном здании, а заглянул по делу в кабинет к начальству.

— Похоже, разболелся твой кореш, — хрипло сказал Штык, поворачиваясь в сторону второго «бойца». — Ты сам-то как? Очухался?

— Нормально, товарищ генерал, — осторожно сказал Хомяк. — Руки вот только болят. И ноги. И спина. А так — нормально. Может, я теперь покараулю? А вы поспите.

— Хорошая мысль, — трескуче рассмеялся Штык, вновь ощущая, как дрема начинает накатывать на него неудержимой волной. Он поднялся, взял свой мешок и отошел в дальний угол. — Значит, так: костер разведи, Булю воды нагрей, в аптечке посмотри — что-то наверняка есть от температуры. Слушай улицу — могут появиться звери. Меня разбудишь часа через четыре. Вопросы есть?

Что ответил Хомяк, Штык уже не слышал. Разрешив себе расслабиться, он просто привалился спиной к стене, обняв руками мягкий мешок, и практически мгновенно заснул.

Проснулся Штык сам. Просто открыл глаза, выныривая из черной ямы забытья, и сразу же, еще не понимая, что происходит, начал подниматься на ноги. В комнате было светло и дымно. Хомяк сидел возле Буля и, бережно придерживая его голову, поил чем-то из железной кружки.

Штык провел рукой по лицу, словно смахивая остатки сна, и наморщил лоб, пытаясь окончательно прийти в себя. В голове было пусто и холодно. Попытавшись выпрямиться, Штык с удивлением осознал, что в его теле практически не осталось не единой мышцы, которая не требовала бы немедленного длительного отдыха. Болели руки и ноги, ныла спина, кололо в боку и саднило в груди. Глаза резало, словно в них насыпали песок, а веки немного припухли. С трудом забросив автомат на плечо, Штык первым делом подошел к окну. Сумрачное утро встретило его окончательно размокшим пейзажем, темно-серым небом с плывущими над самыми верхушками деревьев неряшливыми облаками и мелким моросящим дождиком.