Они с Жанной пекли пирог для Сергея, чтобы как-то сгладить ситуацию и подлизаться к мужчине самым проверенным способом.

— Помирились, конечно, — сказала Жанна. — Только чего мне это стоило. Еле успокоила. Он как будто взбесился. Месяца полтора назад он меня на руках носил, и все ему нравилось, все было хорошо. А теперь и сидишь не так, и свистишь не то. Прямо переродился человек на глазах.

— Причину, думаю, называть не нужно? — уточнила подруга.

— Нет, не нужно, — зло сказала девушка. — И почему именно мне так повезло? Откуда она взялась на мою голову? Или, когда вместе начинаешь жить, они все так резко меняются?

Алина посмотрела на нее с сочувствием. Сама она уже успела побывать замужем и развестись и потому пребывала в уверенности, что досконально знает предмет, о котором шла речь.

— Не хочу тебя расстраивать, — сказала она, — но не она, так другая была бы. Все равно долго почивать на лаврах тебе бы не пришлось. Беда не в том, что это случилось. Беда в том, что она — опасный соперник. Я тоже сглупила, не нужно было ее дразнить. Но тут как ни кинь, все клин. Слишком уж она яркая. Эх, понадеялась я на наш с тобой выигрыш, а нужно было предусмотреть, что она нас и тут умоет. Знаешь, Жанка, отдельно я тебе очень благодарна, что ты мне ее показала. Хоть бери и записывайся на курсы к этой бабе: что такое мужик и как с ним бороться в домашних условиях.

— Ты не ею восхищайся, ты придумывай, что нам делать.

Алина плотнее закуталась в шаль, потерла отчаянно ноющий висок.

— Тут есть два пути — либо просто подождать, потому что не нужен ей твой Сереженька, ну не верю я в это. И рано или поздно приползет он к тебе с покаянным личиком, ведь податься ему все равно некуда. Либо объявить ей войну с риском проиграть все к чертовой матери.

— И что бы ты сделала на моем месте?

— Кто меня знает, — призналась Ковальская. — Советовать всегда легко, ты поди выполни. С одной стороны, умнее всего сидеть и ждать. С другой — не выдержишь ведь. Взорвешься. Это же какие силы нужны, чтобы на него, мерзавца, глядеть и делать вид, что ты его понимаешь и сочувствуешь. А руки так и тянутся глазенки выцарапать. И еще, ты подумай хорошенько, нужно ли тебе вообще такое счастье. А то очнешься пару лет спустя — лошадь лошадью. И на работу ты, и дома паши — тоже ты, и вечные его жалобы слушать — тоже тебе. Ну а виноватой во всех неприятностях, угадай с трех раз, кто будет?..

— Алинка, — изумилась Жанна, — я тебя не узнаю.

— Не говори, — через силу улыбнулась та. — Сама себе удивляюсь. Что-то устала я в последнее время. А посмотрела на эту твою Татьяну, и так жалко себя вдруг стало. Умеют же люди устраиваться — сами себя любят и уважают, и все их любят и уважают. Ну, хотя бы — уважают. Не знаю, как тебе, а мне завидно.

Валерий переживал не самые лучшие минуты в своей жизни — ему пришлось снова докладывать одноглазому о своем фиаско. Он потерял из виду Зглиницкую в тот момент, когда она вынырнула из метро на площади Льва Толстого и направилась в сторону Большой Васильковской. Он долго метался по полутемному подземному переходу, даже, в припадке рвения, обежал все мало-мальски приличные магазины в округе, а их там насчитывалось великое множество — район-то центральный. Заглянул в несколько кафе. Но яркая и заметная женщина, к тому же — в экстравагантном костюме, на которую оборачивался чуть ли не каждый встречный-поперечный, словно растворилась в воздухе. Собственно, это он и сообщил Владиславу Витольдовичу, не помня себя от ужаса.

— Сложно представить, что довольно молодая и неискушенная в подобных делах особа просто-таки растворяется в пространстве, если верить вашим словам, — хрустнул костяшками пальцев Влад, и от этого звука у Валерия заныли зубы.

— Ну что я, придумывать буду себе во вред? — взмолился он. — Ходил-ходил — ап! Нет ее. Она не такая простенькая, как вы говорите. Должно же быть какое-то объяснение. Это не первый раз.

— Вот именно, не первый, — веско сказал одноглазый. — И я все больше сомневаюсь в вашей профессиональной пригодности. Значит, так, больше всю эту чушь о ее неуловимости слышать не хочу. Чтобы послезавтра у меня на столе лежал подробный отчет обо всех ее передвижениях. И без этих возмутительных лакун по нескольку часов каждая.

— Дак я же… — издал помощник квакающий звук.

— Никаких отговорок! — отрезал старик. — Удачи, друг мой.

Воскресным вечером Тото явилась к Машке с тем, чтобы переночевать у нее и утром отправиться на работу, а долгую ночь посвятить полезным и важным сплетням, наговориться обстоятельно и со вкусом, компенсируя долгие дни разлуки, и как следует расслабиться. Программа была крайне заманчивая, но Машка отчего-то хандрила, дергалась и все время суетилась. В девятом часу вечера они все еще не смогли усесться за стол и занимались всякими хозяйственными делишками: в частности, Марья лихорадочно доглаживала кучу выстиранных вещей, а Татьяна, чтобы не сидеть сложа руки, относила их на место, в шкаф, и аккуратно раскладывала по полкам. На ее же совести оказался и мелкий ремонт — пуговичку пришить, петельку обметать.

Машка яростно возила утюгом по несчастной кофточке, будто видела перед собой ненавистную соперницу.

— Ну, и как она там обосновалась?

— Плохо, — ответила Тото, откусывая нитку белоснежными зубами. — Не видела, как ты там жила, но девочка хозяйкой себя не чувствует. Да и Сереженькины друзья ее явно недолюбливают. Не их поля ягода.

— Они и меня не слишком любили, — буркнула Машка.

— А ты им не малина с медом, чтобы тебя любить, — заметила подруга. — Но Жанночку шпыняют. Сергею постоянно напоминают то о маме, которая — читай — никогда бы не одобрила такого адюльтера. То о всяких мелочах, от которых он не краснел только потому, что был изрядно подшофе и потому уже красен…

— Ты подробно, — попросила Машка, и в глазах ее вспыхнул охотничий азарт, — в лицах и числах. Начни с описания костюмчика для укрощения строптивых.

Татьяна отложила в сторону шитье, встала и прошлась по комнате походкой королевы Кофетуа, выходящей в тронную залу на парадный прием.

— Я была вся такая нездешняя, такая неожиданная, такая порывистая. Я просто сама не знала, чего от себя ожидать. Эдакая ловкая штучка на шпильках. А комбинезон этот я совсем недавно сшила, ты его еще не видела. Произведение искусства. Спереди строгий, плечи и руки обнажены, спина открыта до подколенок, щиколотки выгодно подчеркнуты. Словом, создает настроение, ну а остальное дорисовывает воображение. Цвета морской волны. И туфельки — те, твои любимые, от «Феррагамо». Подошли просто один к одному. Как на заказ. И три тонны серебра.

— А кольца? — жадно спросила Машка, обожавшая слушать сводки с места боев с комментариями из Дома высокой моды.

— Хризолиты и аквамарины, — отчиталась Тото. — Как в лучших домах Лондона и Мелитополя.

— И что мой красавец?

— Смотрел благосклонно, комплименты говорил, танцевать приглашал. Вечер удался. — И скороговоркой произнесла: — Кофе пили, чашки били, по-турецки говорили. Я долго упражнялась на рояле, играла танго и чарльстоны, а потом и танцевала. — И Татьяна специально на бис исполнила самое удачное па. — Я смотрела на него томным взором, говорила своим самым глубоким контральто и страшно хвалила его ум, красоту и мужественность.

— А он? — не отступала Марья.

— Внимал… Ну знаешь же, как они обычно внимают наглой и откровенной лести: одобрительно, однако скромно, с достоинством, будто им повторяют давно уже известное, но от того не потерявшее своей актуальности. Словом, проявлял полную солидарность по данному вопросу.

— И каков прогноз погоды?

— Прогноз погоды на завтра вы узнаете послезавтра. А если серьезно, то, конечно, Жанночку за один этот вечер из дома и сердца твоего красавца не устранишь, но здоровье у нее уже будет не то. Она, видишь ли, не разделяет его увлечения старинным оружием…