— Я вам не верю. Пройдитесь. Идите ко мне.

— Я же говорю вам, это всего лишь…

— Идите сюда!

Она не двинулась с места.

Тогда Малоун сам подошел к ней.

— Что произошло?

Сиена отвела взгляд в сторону.

— Что он с вами сделал?

— Ничего. Я вообще не понимаю, о чем идет речь.

Малоуну было не по себе. Находясь в солярии, он всегда следил за своими словами, предполагая, что в этом помещении могут быть установлены прослушивающие устройства. Пару раз он намеренно переходил границы дозволенного — немного, совсем чуть-чуть, — и каждый раз вслед за этим в дверях возникал Белласар, чтобы продемонстрировать, кто в доме хозяин. Но теперь, когда события вышли из-под контроля, Малоун знал: пусть даже Сиена настроена против него, он обязан рискнуть.

— Ладно, — сказал он.

На лице женщины появилось удивленное выражение, словно она приготовилась отразить атаку, а ее не последовало.

— Если у вас ничего не болит, мы можем приступить к работе. Вашему супругу не понравится, если мы будем терять время попусту. Я уже принял решение относительно того, как вы будете позировать. Делать дополнительные наброски не имеет смысла — их и так достаточно. Я сразу начну писать.

Говоря это, Малоун взял ее под руку и повел в заднюю часть солярия.

— Что вы…

Но он не дал ей договорить.

— Мне нужно взять кое-что в кладовке. Подождите меня здесь, я вернусь через пару минут.

Однако Малоун продолжал тащить ее с собой — к двери кладовки.

Это была маленькая, душная, плохо освещенная комнатка, заваленная всякими принадлежностями для живописи: красками, кистями, растворителями, блокнотами для набросков, коробками с карандашами. Окон здесь не было.

— Что вы задумали?

— Говорите тише!

Малоун закрыл дверь и провел Сиену мимо многочисленных коробок к водопроводной раковине. Он не мог быть уверен в том, что здесь нет «жучков», но, учитывая царившую здесь тесноту, предполагал, что Белласар мог не удостоить кладовку вниманием, сочтя, что тут вряд ли кто-то станет вести переговоры. Но на всякий случай Чейз открыл оба крана, в надежде на то, что звук льющейся воды заглушит их голоса.

— Я боюсь, что в том помещении, где мы работаем, установлены микрофоны.

— Микрофоны? — Это предположение настолько ошеломило Сиену, что ей пришлось ухватиться за край раковины.

— Расскажите мне, что он сделал с вами.

— Нет! Пойдемте отсюда! Если Дерек…

— Я могу помочь вам.

— Мне не может помочь никто!

— Пожалуйста, позвольте мне хотя бы попробовать.

Они стояли, словно две статуи, застыв напротив друг друга, глаза в глаза. Медленно подняв руку, Сиена поднесла палец к искалеченному лицу Малоуна и, не прикасаясь, провела им вдоль его разбитых губ, нарисовала воображаемую линию вдоль раны на щеке.

— Как мне тебя жалко! Вчера, когда я увидела, что он сделал с тобой, мне хотелось плакать.

— А что он сделал с тобой?

Ее глаза затуманились, и она покачала головой из стороны в сторону.

— Ты уже видел, каким может быть Дерек. Не стоит тебе лезть во все это.

— Я должен.

Посмотрев на него горьким взглядом, Сиена нагнулась, взялась за края своей юбки и дрожащими руками подняла ее выше лодыжек, а затем — до колен, обнажив голени. Малоун ошеломленно смотрел на фиолетовые кровоподтеки, которыми были покрыты ее ноги. По ним словно прошлись крестьянским цепом.

— Боже мой! — пробормотал он.

Сиена разжала руки, и юбка опала. Затем, выпрямившись, она взялась за ее верхнюю часть, приспустила ее, и Малоун увидел, что точно такие же лиловые синяки и гематомы покрывают ее тело до самой талии.

— Какого дьявола он…

— Мужчина, с которым встречался Дерек, не обращал на меня никакого внимания, — стала рассказывать Сиена. — Более того, он не мог дождаться, чтобы я ушла. Раньше такого не бывало ни разу. Когда Дерек в три часа утра вернулся в наш номер, он был вне себя от бешенства. Он сказал, что во всем виновата я и что из-за меня важнейшие переговоры оказались почти сорваны. Он сказал, что от меня никакого проку, что ему противно на меня смотреть, что я…

Малоун прикоснулся к ее руке.

— Успокойся. Не надо снова переживать все это.

— Впервые за все время, которое я его знаю, Дерек замахнулся, намереваясь ударить меня. Я словно перенеслась на пять лет назад и оказалась в Милане, рядом с моим тогдашним любовником, который избивал меня.

Сиена вздрогнула, словно перед ее лицом вновь возник кулак.

— Я всегда считала, что Дерек, возможно, единственный человек на земле, который никогда не сделает мне больно. А он вдруг принялся бить меня, как бьют по футбольному мячу. Он бил меня по тем местам, на которых синяки не должны быть видны посторонним, — по ногам, по бедрам, по животу. Я пыталась защититься, отскочила за стол, но он продолжал наступать на меня и бить, бить, бить… Если бы не появился Алекс, я боюсь, он мог бы…

— Кстати, а где сейчас Алекс? Почему он не вернулся вместе с вами?

— Он остался в Стамбуле. Дерек поручил ему провернуть какой-то трюк, чтобы заставить партнера по переговорам стать сговорчивее. Он возвращается сегодня днем.

— Днем?

Сиена наморщила лоб.

— Для тебя это так важно?

— Я должен тебе кое-что объяснить.

— Нет. Если Дерек увидит, что мы бездельничаем… Я понимаю, что выгляжу отвратительно, но это ведь не фотография. Ты сможешь нарисовать меня такой же красивой, как…

— Послушай меня.

— Пожалуйста! Я не хочу, чтобы меня снова избили. Я не хочу…

— Не волнуйся. — Голос Малоуна прозвучал решительно. — Если я сделаю то, что собираюсь сделать, твой муж больше никогда не изобьет тебя. Этого никто больше не сделает.

— Что ты имеешь в виду?

— Если я смогу вытащить тебя отсюда, ты согласишься пойти со мной? У тебя хватит мужества попробовать сбежать отсюда?

Вот оно! Заветные слова произнесены. Теперь обратной дороги нет. Малоун затаил дыхание, ожидая, какой будет ее реакция. Если его расчеты неверны, если Сиена находится полностью под контролем Белласара и не допускает даже мысли о том, чтобы пойти поперек его воли, Малоун уже может считать себя покойником. Она посмотрит на него со страхом. Она заявит, что он ее неправильно понял. Она все расскажет Белласару.

— Убежать? — Сиена произнесла это слово таким тоном, словно оно являлось синонимом слова «чушь». — Ты что, с ума сошел?

«Господи! — мысленно воскликнул Малоун. — Я просчитался! Я только что подписал себе смертный приговор!»

— Отсюда невозможно убежать, — сказала она.

— Что? — Малоун растерянно мотнул головой. Если бы Сиена собиралась выдать его, она бы не произнесла такую фразу.

— Неужели ты считаешь, что я не думала об этом? Неужели я оставалась бы здесь, если бы существовала хоть малейшая возможность спастись?

— Так ты пойдешь со мной?

— Как? Куда? Даже если бы нам удалось выбраться отсюда, Дерек будет преследовать нас до тех пор, пока не найдет! Чтобы выследить нас, он использует все свое могущество, все свои деньги, все свои возможности.

«Но мы будем не одиноки, — хотелось сказать Малоуну. — Если мы только выберемся из этой мышеловки, нам окажут мощную поддержку». Однако он не мог произнести эти слова. Если она решит, что он шпион, если подумает, что он использовал ее…

— И все равно нужно попробовать, — сказал он вместо этого.

— Мы не можем! Не нужно этого делать! Ты не должен рисковать жизнью ради меня. Заканчивай портрет и уезжай.

— А как же ты?

— Я сама позабочусь о себе. Я занимаюсь этим с двенадцати лет. Мне удалось пережить то, что Дерек сделал со мной в Стамбуле, и я способна пережить вещи похуже. Но если он узнает, что я предала его, мне не жить.

— Послушай. — Малоун колебался. Нелегко было выговорить то, что он собирался сказать. — Белласар собирается тебя убить.

— Что?!

— Он был уже трижды женат.