Мишель, должно быть, услышала последние слова Могвида.

— Но, увы, я все же сайлура. Или, сказать более честно, была ею. С тех пор много что изменилось.

Могвид раскрыл глаза, в которых явственно читались недоверие и шок.

— Изменилось? Вы хотите сказать, вы застыли? Вас заставили?

— Говорить об этом сейчас нет времени, — вздохнула Мишель, успев все же одарить Могвида достаточно презрительным взглядом. — История эта долгая, а Елена отнюдь не в безопасности, как только что ты посмел так слепо утверждать. По крайней мере, здесь, в Шадоубруке. Отведите меня к ней.

Эти слова, казалось, придали всем решимости.

— Она права, — сказал Крал. — Идем. — Они прошли за сценой и занавесом к фургону. День заканчивался нехорошо. Сначала странная женщина с ее дикими рассказами, теперь еще что-то непонятное с Еленой. Есть ли какая-то связь между этими событиями? У вагона уже стояли Эррил с Мериком и Фардайлом. Между ними на колесе сидела Елена, зажимая в руке что-то непонятное.

Крал прокашлялся, и все обернулись к подходившей группе.

Увидев незнакомую женщину, Эррил сурово нахмурился, и на лице его застыла маска недоверия и подозрения.

Но первой, ко всеобщему удивлению, заговорила Елена.

— Тетушка Ми! — воскликнула она, сначала испугавшись, а потом явно обрадовавшись. Девушка спрыгнула с колеса и побежала навстречу незнакомке, протягивая к ней руки. Слезы брызнули из глаз Елены, когда она прижалась к широкой груди Мишель. — Поверить не могу, что вы здесь, — рыдала она и прижимаясь к тетке все крепче. — Неужели это вы? Вы?!

Мишель нежно прижала к себе девушку.

— Как же ты выросла, малышка!

— Кто эта женщина? — хмуро спросил Эррил.

Мишель мягко улыбнулась и отстранила Елену от себя.

— В общем-то, я не совсем тетка, но мы с ее действительно родной теткой Филой связаны неким родом сестринства.

— Вы знали ее тетку? — в могильной тишине раздался голос Крала.

— Да. Именно она и была той женщиной, что подобрала меня и выходила после того, как меня выкинули через Ворота Духа.

— А-а-а... — протянул горец, в очередной раз удивившись поворотам судьбы.

Но лицо Эррила потемнело от гнева.

— Кто еще может подтвердить всю ту чушь, которую вы несете? — потребовал он.

Но его вопрос остался без ответа.

Мишель уже брала руку Елены в свою.

— Что с рукой? — Глаза ее тревожно сощурились.

Крал подошел ближе. Левая рука девушки была плотно опутана нитями какого-то странного мха. Казалось даже, что крошечные стебли и листья растут прямо из плоти.

— Оно не проходит, — прошептала Елена и потянула за одну из нитей. — Оно приросло.

Мишель опустилась перед ней на колено и долго изучала таинственный мох, то поднимая его, то принюхиваясь. Губы ее плотно сжались.

— Болит? — поинтересовалась она.

— Нет, но немного давит.

— Хм... — Мишель снова поднесла мох к носу.

Эррил уже стоял, склонившись над ними, и в глазах его появилось некое подозрение.

— Что вы можете об этом сказать?

— Это болотный мох, — спокойно ответила Мишель. — И он не просто привязан к ней — он из нее растет. Вернее, врастает.

— Что?! — Эррил отдернул девушку от Мишель, но та покачала головой и осталась на месте.

Мишель грузно встала и отерла пальцы, которыми трогала мох.

— Елену околдовали.

Майкоф и Райман смотрели на доску, каждый раздумывая над своим следующим ходом. Кости и кусочки жадеита были разбросаны между ними в каком-то сложном узоре на старой, изъеденной древоточцами игральной доске. Оба противника сидели над доской одетые в зеленые шелковые рубахи, шерстяные куртки и черные шлепанцы.

Но, кроме этой странной одинаковой одежды, игроки были, в общем-то, ничем не примечательны, если не считать того, что оба являлись близнецами, причем явно однояйцевыми. Близнецы не отличались друг от друга ни на йоту, и их лица, словно вырезанные из слоновой кости, мелкими и невыразительными чертами напоминали скорее не лица живых людей, а маски статуй.

Но вот левый уголок рта Майкофа слегка дрогнул.

— Ты принял решение, брат? — спросил, заметив это движение Райман. Ах, Майкоф всегда играет так нервно!

Майкоф посмотрел на брата и увидел в его глазах насмешку над тем, что он так быстро потерял над собой контроль. Бледные губы снова вытянулись в строгую линию.

— Извини, — прошептал он и протянул руку, чтобы передвинуть кусочек, но вместо этого положил его на кусочек брата.

— И этого-то хода я ждал весь полдень?

— Ты побежден, — сухо ответил Майкоф. — Еще три хода — и я возьму твой замок штурмом.

Райман перевел взгляд на доску. Неужели братец сошел с ума? Но, подумав, действительно, увидел ловушку. И теперь настал его черед слегка сожмурить в удивлении правое веко.

Майкоф с радостью увидел, что брат не потерял своей невозмутимости даже тогда, когда коснулся пальцем вершины своего замка, обозначая таким образом поражение. Но сам Майкоф на сей раз удержался от каких-либо проявлений радости. У него не дрогнули губы, не взмахнули ресницы. Он давно ждал этого момента и не намерен был испортить его такой вульгарностью, как улыбка. Райман пристально смотрел на него, но Майкоф даже не покраснел.

— Ты находишься в удивительной форме, брат, — сдался, наконец, Райман и отполированным ногтем убрал со лба седую прядь с красных глаз.

— Еще партию?

— Уже вечер, и Стая скоро будет готова к охоте. Пожалуй, будет разумней дождаться утра.

Майкоф принял план брата лишь легшим пожатием плеч.

— Какая победа! — еще раз произнес Райман, и на щеках его вспыхнул слабый румянец.

Но даже и тогда Майкоф не понял, насколько расстроила брата его победа.

— Ты совершенно прав. Вечер приближается, и Стая все больше жаждет крови.

Бледность снова вернулась на щеки Раймана.

— Тогда лучше удалиться в келью. — Он поднялся, стараясь не смотреть на доску и не вспоминать больше о позорном поражении.

Майкоф тщательно собрал кусочки, встал, пошел за братом к дверям и только на пороге осторожно потянул его сзади за рукав. И этот жест нежности был Райману особенно приятен.

— Спасибо тебе, — прошептал он, почти не размыкая губ. — Я думаю, что игра сегодняшнего дня слишком разгорячила нашу кровь.

— Но мы оба вышли из нее с честью.

И оба скрылись в келье — две статуи, обернутые в дорогие шелка. Их шлепанцы зашелестели по пушистым коврам, покрывавшим каменный пол замка. Слуги расступились, опуская глаза перед двумя владыками. На них вообще мало кто осмеливался смотреть, даже солнце. Правда, по замку ходило немало сплетен том, как и откуда получили близнецы это наследство, но никто никогда не осмеливался заговорить об этом вслух.

Их родители, ныне уже давно спавшие вечным сном, были глубоко любимы народом Шадоубрука. Именно семья Кьюрадоумов основала этот город давным-давно, и именно отец близнецов сделал все, чтобы придать городу его нынешнюю пышность и процветание путем заключения мудрых договоров, которые привлекали сюда все богатство страны. Теперь весь город стал богат, и в память об этом, равно как и о древнем роде Кьюрадоумов, большинство жителей просто закрывало глаза на странности братьев.

Итак, никто не произнес ни слова, когда братья добирались до самого отдаленного и редко посещаемого уголка замка. Это было их право — это был их дом.

Замок, известный в Шадоубруке просто как Владение, был гораздо старше самого города. Начинался он когда-то всего лишь с маленькой сигнальной башни, которые во множестве были разбросаны тогда по Равнинам Стендая. Многие из тех башен давно превратились в прах и тлен, но эта, и стратегически, и с точки зрения удобства торговых путей удачно расположенная на берегу реки, оказалась тем семенем, из которого и вырос впоследствии город. И, как сам город пускал корни все дальше и дальше, так и башня обрастала пристройками и этажами, павильонами, крыльями и другими башнями. Не в столь давние времена ее окружили еще и стенами, бастионами и куртинами, хотя эти оборонительные сооружения были, конечно, в первую очередь скорее декоративными, чем служили своей реальной цели. За стенами даже разбили парк, и в окружавших его озерах теперь во множестве плавали гордые белые лебеди.