Раздался визг, скрежет, и в воздух взметнулось кровавое крошево — пила срезала начисто руку Вайсса, по-прежнему сжимавшую камеру, и рука отлетела в сторону, прямо на игрушечный поезд у ног толпы. Зрители задохнулись, а Вайсс ошеломленно вытаращился на собственный кровоточащий обрубок. Перевел взгляд на меня, хотел что-то сказать, дернул головой, сделал шаг вперед, снова посмотрел на быстро истекающий кровью обрубок, снова сделал шаг ко мне, а потом медленно опустился на колени и застыл, покачиваясь из стороны в сторону.

Я замер, не в силах двинуться с места из-за недавнего сражения с леской, от страха за детей и больше всего от вида отвратительного, порочного, чудовищного зрелища — крови, выплескивающейся на влажный пол. Вайсс беззвучно шевельнул губами и медленно, осторожно качнул головой, как будто опасался, что голова тоже может оторваться. С преувеличенной тщательностью он взглянул мне прямо в глаза и очень старательно, очень отчетливо произнес:

— Фотографируй обязательно.

Потом улыбнулся бледной и слабой улыбкой и рухнул навзничь в собственную кровь.

Я отшатнулся и поднял голову; на телеэкране игрушечный паровозик врезался в камеру, по-прежнему сжатую в отсеченной руке Вайсса. Поезд перевернулся.

— Великолепно! — воскликнула из первого ряда стильная дама. — Просто великолепно!

Врачи «скорой помощи» в Майами очень хорошие — у них обширная практика. К несчастью, Вайсса им спасти не удалось. Он истек кровью еще до их появления; тем более обезумевшая Рита потребовала, чтобы сперва осмотрели Коди и Эстор. Вайсс тем временем ускользнул — надо полагать, в историю искусства.

Рита суетилась рядом, пока врачи «скорой помощи» усаживали и приводили детей в себя. Коди моргнул и потянулся к отвертке, Эстор немедленно принялась жаловаться на вонючую нюхательную соль, и я поверил, что с ними все будет в порядке. У них скорее всего небольшое сотрясение мозга, и эта мысль согрела меня теплым ощущением семейной общности: такие маленькие, а уже по моим стопам пошли! В общем, детей отправили в больницу — понаблюдать, как будут себя чувствовать, «просто на всякий случай». Рита, конечно же, поехала с ними, защищать от докторов.

Тем временем два медика, покачав головами над Вайссом, занялись Коултером. Меня еще подташнивало после Вайссовой лески, а все вокруг крутилось как-то странно быстро. Обычно-то я Декстер в Деле, в центре всех важных событий; когда повсюду смерть и разрушения, а я ни при чем — это как-то неправильно. Целых два трупа, а я лишь сторонний наблюдатель, да еще вялый и слабый, ну точно девица с нюхательными солями.

Зато Вайсс… он, если честно, выглядел спокойным и довольным. Конечно, при всем при этом также очень бледным и мертвым, но все же…

Я никогда прежде не видел такого выражения на лице покойника и немного тревожился. Чему ему радоваться? Он же совершенно мертвый!

Может, просто мускулы лица расслабились после смерти?

Как бы там ни было, мои размышления прервал торопливый топот за спиной. Я обернулся.

Подбежала и застыла рядом со мной спецагент Рехт, разглядывая бойню с выражением ужаса, застывшим поверх выражения профессионального хладнокровия. Впрочем, она не упала в обморок; в целом, похоже, взяла ситуацию под контроль.

— Это он? — проговорила она голосом, столь же бесцветным, как и ее лицо. — Это он пытался похитить ваших детей?

— Да, — сказал я, а потом (видимо, мой титанический мозг начал подавать признаки жизни), предвидя следующий неловкий вопрос, добавил: — Моя жена его узнала. Дети тоже.

Рехт кивнула, не сводя глаз с Вайсса.

— Хорошо, — произнесла она, и я немного успокоился, хоть и не совсем понял, о чем она.

Вот бы ФБР теперь утратило ко мне интерес…

— А с ним что?

Рехт махнула в направлении угла, там медики осматривали Коултера.

— Детектив Коултер приехал раньше меня.

Рехт кивнула.

— Охранник мне сказал то же самое.

Сам факт того, что она расспрашивала об этом охранника, порядком меня встревожил. Срочно нужно подкорректировать впечатление.

— Детектив Коултер, — медленно проговорил я, как бы пытаясь совладать с эмоциями (кстати, хорошо, что я охрип от удушья!), — успел раньше… Пока я… Он… он жизнь отдал, спасая Риту!

Всхлипнуть? Нет, это уже перебор, так что я удержался, хотя сам был впечатлен, насколько по-мужски прозвучали мои слова.

Увы, спецагента Рехт они не впечатлили. Она еще раз покосилась на тело Коултера, потом на Вайсса и снова повернулась ко мне.

— Мистер Морган… — начала она голосом, полным профессионального недоверия, но не договорила, только покачала головой и отвернулась.

В разумной, упорядоченной вселенной любое божество сочло бы, что для одного дня событий довольно. Только не у нас. Я уже хотел уйти прочь, повернулся… и увидел Сальгеро.

— Детектив Коултер мертв? — спросил он.

— Да, — ответил я. — Э… умер прежде, чем я пришел.

Сальгеро кивнул:

— Свидетели это подтверждают.

С одной стороны, хорошо, что свидетели это подтверждают, но с другой — плохо, что он вообще умудрился их опросить. Значит, в первую очередь его заботило следующее: где, черт побери, был Декстер, когда тут посыпались трупы?

Мне показалось, что ситуацию может исправить какая-нибудь напыщенная, прочувствованная размазня, так что я отвернулся и воскликнул:

— Я должен был быть здесь!

Сальгеро умолк так надолго, что мне в конце концов пришлось обернуться и посмотреть, тут ли он, — хотя бы убедиться, не взял ли он меня на мушку. Не взял, повезло Декстеровой Думалке.

— Пожалуй, и к лучшему, что тебя здесь не было, — наконец выговорил он. — К лучшему для тебя, для твоей сестры и для памяти вашего отца.

— А?..

К чести Сальгеро следует признать, что он совершенно правильно меня понял.

— Кроме посетителей на выставке, других свидетелей нет… — Он помолчал, изучая меня взглядом внезапно улыбнувшейся кобры. — Живых свидетелей, которые могли бы рассказать про все… обстоятельства. Так что…

И снова не договорил, оставив меня гадать, что он имел в виду: то ли «так что я тебя прикончу сам», то ли «так что я тебя тут просто арестую», то ли даже «так что все закончилось». Покачал головой и повторил:

— Так что… — с какой-то вопросительной интонацией. Затем кивнул и пошел прочь, а я остался, не в силах забыть его умный немигающий взгляд.

Так что?

К счастью, этим все практически и кончилось. Только стильная дама в первом ряду зрителей еще немного суетилась. Она оказалась доктором Элейн Донацетти, очень важной персоной в мире современного искусства, и теперь прорвалась за ограждение и принялась фотографировать на «полароид». Ее осадили и увели. Потом она использовала свои снимки и фрагменты видеосъемок Вайсса в серии иллюстрированных статей, почти прославивших Вайсса в кругу ценителей подобного искусства. По крайней мере напоследок он свое урвал. Хорошо, когда все складывается, верно?

Детективу Коултеру повезло не меньше. В участке ходили слухи, что ему уже два раза отказывали в повышении; полагаю, он решил, что подстегнет свою карьеру, если в одиночку, голыми руками завалит маньяка. И ведь получилось! В управлении решили выжать из всего этого переполоха хоть что-нибудь полезное для репутации полиции, а тут и Коултер подвернулся. Его повысили посмертно — за героизм, проявленный в почти удавшемся самостоятельном спасении Риты.

Конечно, я пошел на его похороны. Мне нравится церемония, ритуал, строгий выплеск эмоций… заодно можно отрепетировать мои любимые выражения лица: торжественная серьезность, благородное горе и сострадание.

На похоронах присутствовали все сотрудники управления.

Дебора была очень бледная, голубая форменная рубашка только подчеркивала эту бледность. Коултер числился ее партнером, по крайней мере на бумаге, и прийти на похороны было для Деборы делом чести. В больнице повыпендривались, но все равно должны были скоро ее выписывать, поэтому разрешили пойти. Она не плакала (не умела так хорошо лицемерить, как я), однако с должной торжественностью смотрела на то, как гроб опускают в могилу. Я же старался воспроизвести это выражение лица.