— Все, что угодно, от инфекции до повреждения мозга. Время покажет.

Он снова криво улыбнулся и пошел прочь, в сторону, противоположную той, куда увезли Дебору.

Я смотрел ему вслед, размышляя про повреждение мозга, затем побрел по коридору вслед за сестрой.

Вокруг Деборы нагромоздили столько аппаратуры жизнеобеспечения, что я даже не сразу разглядел сестру во всей этой гудящей и клацающей мешанине. Она лежала неподвижно на постели, вся опутанная какими-то трубочками, лицо наполовину скрыто маской и бледное почти как простыня. Я помедлил, не зная, что полагается делать. Приложил столько усилий, так отчаянно старался попасть внутрь и увидеть ее… И вот я здесь, но никак не могу вспомнить, даже и не читал никогда, как себя вести, навещая близкого человека в больничной палате.

Нужно взять сестру за руку? Похоже на то. А может, и нет… К тому же у нее там капельница, именно с моей стороны… Наверное, не стоит — вдруг еще игла ненароком вывалится?

В общем, я заметил в углу палаты стул, придвинул поближе к кровати, сел и принялся ждать.

Буквально через несколько минут дверь скрипнула, приоткрылась и в проеме показался худощавый чернокожий коп, мой шапочный знакомый по фамилии Вилкинс. Он всунул голову внутрь и окликнул меня:

— А, Декстер, верно?

Я кивнул, помахав удостоверением. Вилкинс жестом показал на Дебору:

— Как она?

— Пока непонятно.

— Извини, приятель. — Он пожал плечами. — Капитан распорядился последить на всякий случай. Я буду снаружи.

— Спасибо.

Он вышел и занял пост у двери.

Я попробовал представить себе жизнь без Деборы. И испугался, сам не знаю отчего. Никакой очевидной и ужасающей разницы ведь не было бы… но эта мысль меня слегка смутила, и тогда я постарался продумать ее еще раз. Быть может, я успел бы съесть тот киш горячим… У меня бы не было синяков от знаменитых сестринских плюх…

И мне бы не пришлось бояться, что она меня вдруг арестует… Это все хорошо, отчего же я переживаю?

А вдруг она выживет, но мозг будет поврежден? И это, разумеется, испортит ей карьеру в правоохранительных органах. Ей, может быть, даже понадобится круглосуточный уход, кормление с ложечки, памперсы… вещи, плохо сочетаемые с работой. Кому достанется бесконечная, тяжкая рутина? Я не слишком хорошо разбираюсь в медицинском страховании, однако и дураку ясно, что вряд ли кто-то восторженно бросится обеспечивать ей круглосуточный уход. А вдруг все хлопоты падут именно на меня? Это пробило бы солидную брешь в моем свободном времени. Но кто же еще? Других родственников у нее нет. Один только Дорогой Добропорядочный Декстер, и больше никого, кто мог бы возить ее в инвалидном кресле, готовить ей протертые кашки и нежно промакивать слюни. Мне пришлось бы ухаживать за сестрой до конца ее дней, до глубокой старости… мы бы сидели вдвоем и смотрели ток-шоу по телевизору, пока весь остальной мир веселится, а люди убивают и изводят друг друга без меня.

Почти целиком уже поглощенный самосостраданием, я вдруг вспомнил про Кайла Чатски. Это бойфренд Деборы и даже, пожалуй, больше — они второй год жили вместе. Лет на десять старше Дебс, крупный, много повидавший в жизни; когда-то он потерял левую руку и ступню вследствие инцидента с тем же самым хирургом-любителем, который поработал над сержантом Доуксом.

Вообще-то отдайте мне должное (по-моему, это очень важно), я сейчас вспомнил о Кайле не только потому, что хотел бы переложить на него заботы о моей гипотетически больной на голову сестре. Я скорее сообразил, что он тоже должен узнать о случившемся.

Итак, я вытащил мобильный из чехольчика и набрал номер. Кайл ответил сразу.

— Кайл, это Декстер.

— Здорово, парень! — ответил Кайл в нарочито жизнерадостной манере. — Как оно?

— Я тут с Деборой… В реанимации, в больнице Джексона.

— Что случилось? — спросил он, помедлив.

— Ее ножом ударили. Потеряла много крови.

— Сейчас приеду, — коротко ответил Чатски и отключился.

Может, он мне будет помогать ухаживать за Деборой, по очереди станем возить инвалидное кресло. Не один — и ладно.

Это напомнило мне о том, что я и так уже не один, или, правильнее сказать, кое-кто уже не один, а со мной.

В любом случае Риту имеет смысл предупредить, что я опаздываю. Я позвонил ей на работу, вкратце объяснил, в чем дело, и отключился, едва на том конце начался припев из обычных возгласов «О Господи!».

Минут через пятнадцать в палате объявился Чатски; за ним по пятам семенила медсестра и явно старалась ему угодить, чтобы Чатски был доволен всем — от расположения палаты до вида системы переливания крови.

— Вот она, — объявила медсестра.

— Спасибо, Глория, — ответил Чатски, не замечая никого, кроме Деборы.

Озабоченная медсестра еще немного потопталась возле него, затем неуверенно удалилась.

Чатски уже был у кровати и держал Дебору за руку (оказывается, я угадал: в самом деле, это было правильно — взять ее за руку).

— Что случилось? — спросил он, не сводя взгляда с Деборы.

Я выдал ему краткую сводку событий, которую он прослушал, не глядя на меня и лишь раз отпустив руку Деборы — только для того, чтобы быстренько убрать прядь волос у нее со лба. Когда я закончил рассказывать, он кивнул с отсутствующим видом и спросил:

— Что сказали врачи?

— Пока не берутся судить.

Кайл нетерпеливо махнул сверкающим серебристым крюком, который заменил ему левую руку.

— Они всегда так говорят! Еще что?

— Возможно, функции восстановятся не полностью, — добавил я. — Может, даже мозг поврежден.

Он кивнул.

— Она потеряла много крови.

Это было утверждение, а не вопрос, но я все равно подтвердил:

— Верно.

— Я вызвал человека из Бетесды, — сообщил Чатски. — Прилетит через пару часов.

Человека? Из Бетесды? Это чем-то хорошо для нас?

Понятия не имею, чем Бетесда лучше, скажем, Кливленда, разве что находится в Мэриленде, а не в Огайо.

Какой еще человек летит оттуда? Зачем? Я даже растерялся, как именно сформулировать вопрос. Мой мозг утратил обычную ледяную эффективность; я просто тупо наблюдал. Тем временем Чатски подтащил еще один стул к кровати, с противоположной стороны, так чтобы ему было удобно сидеть и держать Дебору за руку.

— Декстер.

— Что? — откликнулся я.

— Может, добудешь кофе? И пончик какой-нибудь?

Эта просьба поставила меня в совершеннейший тупик — не потому, что была дикой сама по себе, но потому, что таковой для меня прозвучала, хотя должна была показаться такой же естественной, как дыхание. Привычное мое обеденное время давно прошло, а я еще ничего не ел и даже не вспоминал о еде.

Теперь, когда Чатски озвучил ее, сама мысль о еде вызвала у меня неприятие.

Впрочем, возражать было бы еще более странно. Я встал и отправился в коридор.

— Пойду поищу чего-нибудь.

Несколько минут спустя я уже возвращался с двумя чашками кофе и четырьмя пончиками. Помедлил в коридоре, сам не знаю зачем, и осторожно заглянул в палату. Чатски склонился вперед с закрытыми глазами и так сидел, прижимая ладонь Деборы к своему лбу. Он шевелил губами, но слов было не разобрать из-за гула и клацания систем жизнеобеспечения. Молился? Вообще странно. Может быть, я знал его не слишком хорошо, но то, что все же знал, не очень-то вязалось с образом человека, который вздумал бы молиться. Во всяком случае, это было как-то неловко, как-то неприятно видеть. Я кашлянул и прошел к своему стулу, но Чатски даже головы не поднял. Больше ничего полезного я сделать все равно не мог, разве что сказать что-нибудь громкое и ободряющее и хоть так прервать приступ религиозности. В общем, я уселся и принялся за пончики, и уже почти доел один, когда Чатски наконец посмотрел на меня.

— А, привет. Что нашел?

Я передал ему чашку кофе и два пончика. Кофе он сграбастал правой рукой, а крюк продел в отверстия пончиков.

— Спасибо.