Заметив, что ее общество приятно владельцу поместья, мисс Анна задержалась на два часа, и это время пролетело для него, как минута, потом она встала и простилась с адмиралом, тот не посмел ее удерживать, хотя отдал бы все на свете, чтобы милая гостья не уходила так скоро. В соседней комнате ее ждал Том, чтобы попросить рецепт. Том справлялся о ней в деревне, был наслышан о ее познаниях в медицине и, судя по тому, что видел за эти три дня, был твердо убежден, что мисс Анна в состоянии вылечить его командира, хотя еще несколько дней назад считал недуг неизлечимым. Анна-Мэри видела, что сэр Эдвард болен, потому что душевные болезни, подобные той, которой он страдал, редко благополучно проходят и почти всегда ведут к гибели. Доктор и священник рассказали мисс Анне, как положительно повлиял на адмирала ее визит. Анна-Мэри этому не удивилась, потому что, как доктор говорил накануне, она не раз вылечивала больных одним своим присутствием, особенно при подобных болезнях, в которых единственное лекарство – развлечение. Притом она понимала, какое влияние может оказать появление женщины. Потому-то она пришла еще раз: побыв с сэром Эдвардом два часа, она и сама убедилась в том, что ее общество полезно для нестарого еще моряка. Анна-Мэри посоветовала Тому воспользоваться рекомендациями доктора, но Том сказал, что его хозяин отказывается пить травяной настой, и Анна-Мэри пообещала прийти на следующий день, чтобы убедить его.

В этот день капитан уже сам стал рассказывать всем и каждому, что у него была гостья. Узнав, что миссис Денисон, вдова, перебралась в замок, он тотчас послал за ней под предлогом, будто хотел дать ей распоряжения, а в действительности для того, чтобы поговорить с ней об Анне-Мэри. За этим дело не стало. Миссис Денисон вообще любила поговорить, а благодарность придала ей еще большую словоохотливость: она рассыпалась в похвалах на счет «матушки» – в деревне все ее так называли. Вдова рассказывала о ней без умолку до самого обеда. Выйдя в столовую, сэр Эдвард нашел там доктора. Тот заметил, что больной повеселел. Видя, что он начинает поправляться, доктор предложил после обеда поехать вместе на прогулку.

Услышав слова доктора, сэр Эдвард нахмурился, но, узнав, что ему предлагают ехать в ту деревню, где живет Анна-Мэри, он тотчас велел кучеру готовить экипаж и потом беспрестанно торопил доктора, несмотря на то что тот, бедняга, любил пообедать спокойно.

Деревня находилась милях в четырех от поместья, лошади пробежали это расстояние за двадцать минут, а сэр Эдвард все сердился, что они едва плетутся. Наконец, экипаж остановился у одного дома, где жил один из пациентов доктора. Как нельзя кстати, этот дом стоял прямо напротив того, где жила Анна-Мэри, и доктор, выходя из кареты, указал на него сэру Эдварду. Это был хорошенький английский домик, которому зеленые ставни и красная черепица придавали нарядный вид. Пока доктор беседовал со своим пациентом, сэр Эдвард не спускал глаз с этого домика и все ждал, не выйдет ли мисс Анна; доктор, выходя, застал его за этим занятием.

Взойдя на первую ступеньку экипажа, доктор вдруг спросил сэра Эдварда, не хочет ли он воспользоваться случаем, чтобы нанести визит мисс Анне. Мой отец с радостью согласился. Впоследствии он признавался, что, пока они переходили через улицу, сердце у него билось так сильно, как не билось даже в ту пору, когда, поступив на флот, он впервые услышал приказ готовиться к битве, то есть команду «Койки долой!».

Доктор постучал в двери, и им отворила старая гувернантка, которую родители мисс Анны привезли из Франции. Самой Анны не было дома: ее позвали к одному ребенку, который заболел оспой, в миле от деревни, но доктор был в приятельских отношениях с мадемуазель Вильвиель и с ее позволения предложил сэру Эдварду войти и осмотреть жилище мисс Анны. Домик оказался прелестный. Окна выходили на садик, утопавший в цветах. Комнаты были обставлены очень просто, но со вкусом. Маленькая мастерская, в которой рождались пейзажи, развешанные по стенам, и кабинет, где находились фортепиано и небольшая библиотека английских и французских книг, свидетельствовали о том, что хозяйка посвящает свободное время искусству и чтению. Этот домик достался Анне-Мэри от родителей вместе с сорока фунтами дохода, которые, как мы уже говорили, составляли все ее богатство. Доктор не без удовольствия подметил, с каким любопытством сэр Эдвард осмотрел весь дом, от кухни до чердака, за исключением разве что спальни.

Мадемуазель Вильвиель догадалась, что посетителям, и особенно сэру Эдварду, не худо было бы отдохнуть. Когда они прошли в гостиную, гувернантка попросила их присесть и занялась приготовлением чая. Оставшись наедине с доктором, сэр Эдвард снова погрузился в молчание, хотя за минуту до этого увлеченно задавал мадемуазель Вильвиель вопросы об Анне-Мэри. Но теперь молчание пациента уже не беспокоило доктора: он ясно видел, что больной погрузился в мечты. Спустя некоторое время дверь, в которую вышла мадемуазель Вильвиель, отворилась, но явилась не старая гувернантка, а сама мисс Анна, держа в одной руке чайник, а в другой – тарелку с тартинками. Она только что вернулась и, узнав, что у нее нежданные посетители, вышла к ним сама.

Увидев хозяйку, сэр Эдвард обрадовался и поднялся, чтобы подойти к ней. Поставив чайник и тарелку на столик, мисс Анна ответила на приветствие моего отца французским поклоном. Девушка была прелестна в эту минуту: от ходьбы ее щеки разрумянились. Притом она была немного смущена тем, что застала у себя нежданных гостей, и очень желала, чтобы этот визит был им приятен.

Сэр Эдвард разговорился, чего за ним давно уже не замечалось. Правда, его разговорчивость была не совсем уместна при светском общении, и строгий блюститель приличий, вероятно, нашел бы, что в речах сэра Эдварда слишком много комплиментов. Но моряк был прямодушен и всегда говорил только то, что думал, а он был очень хорошего мнения о мисс Анне. Доктору пришлось напомнить сэру Эдварду, что они уже два часа в гостях. Тот сначала не поверил, но, взглянув на часы, убедился в истинности замечания доктора. Он нехотя распрощался с мисс Анной и пригласил ее на следующий день к себе на чай.

– Вам иногда приходят в голову прекрасные идеи, доктор, – сказал бывалый моряк, вернувшись домой, – и я, право, не понимаю, отчего бы нам не ездить каждый день на прогулки, а то ведь лошади застоятся.

На другой день мой отец встал на час раньше обыкновенного и произвел смотр поместья. Он велел все вымыть, вычистить и убрать к приходу дорогих гостей. Чистота в доме Анны-Мэри пришлась ему по душе, и он решил навести такой же порядок и в своем имении. Кроме полов и мебели, он также велел привести в божеский вид все картины. Благодаря этому получилось, что предки контр-адмирала, лица которых уже давно были скрыты многолетними слоями пыли, как будто ожили и приветливее глядели на то, что происходило в поместье, где уже давно ничего примечательного не происходило. Что касается доктора, то он с довольным видом потирал руки, следуя за своим пациентом, который хлопотал и распоряжался, как в лучшие годы своей жизни. В это время пришел Сандерс и, увидев все эти приготовления, спросил, не король ли Георг намерен посетить Дербишир. Он чрезвычайно удивился, узнав, что вся эта суета вызвана обещанием Анны-Мэри прийти на чай. Что до Тома, то он был в отчаянии: теперь он уже не сплина боялся, а помешательства своего господина. Один доктор смело шел по этому темному для других пути и действовал по заранее обдуманному плану. Почтенный Робинсон видел, что человеку лучше, а ему ничего другого и не нужно было: он привык полагаться на Провидение и благодарить Бога за результаты.

В назначенный час пришли Анна-Мэри и мадемуазель Вильвиель, не подозревая, что их визит принес столько хлопот. Сэр Эдвард сыпал комплиментами. Он был еще бледен и слаб, но в то же время энергичен и общителен, и никто бы не подумал, что это тот самый человек, который еще неделю назад едва ходил и не говорил ни слова. Пока пили чай, погода, обыкновенно пасмурная в октябре на севере Англии, вдруг прояснилась, и солнечный луч пробился сквозь облака, как последняя улыбка неба. Доктор воспользовался этим поводом и предложил погулять по парку. Гостьи охотно согласились. Эскулап подал руку мадемуазель Вильвиель, а сэр Эдвард – мисс Анне. Он сначала не знал, что ему говорить на этом свидании, но мисс Анна была так проста и любезна, что его смущение прошло при первых же ее словах. Анна много читала, опытный моряк много видел – таким людям всегда есть о чем поговорить. Отец рассказывал о своих кампаниях и путешествиях, о том, как он дважды чуть было не погиб в полярных водах и как его корабль потерпел крушение в Индийском океане, затем последовал рассказ об одиннадцати сражениях, в которых он участвовал. Анна-Мэри сначала слушала из учтивости, но потом стала внимать ему с живейшим участием, потому что, как бы ни был неуклюж рассказчик, слова его всегда обретают особый вес, когда он говорит о великих делах, которым сам был свидетелем. Прогулка их продолжалась два часа, и он нисколько не устал, а она нисколько не заскучала. Наконец, мадемуазель Вильвиель, которую рассказы доктора, видно, не слишком занимали, напомнила Анне-Мэри, что пора домой.