— Допустим. И еще у нас есть горы на карте.

— Тавры.

— Где находятся истоки Евфрата. Восточнее Эдема, — сказала Кристина. — Во многих легендах говорится, что Эдем с востока был огражден горами. Таврские горы лежат восточнее Гёбекли.

Кристина взяла свою записную книжку и просмотрела некоторые заметки.

— Ладно, вот кое-что еще. В древних ассирийских текстах упоминается Бет-Адини, так называемый Дом Эдемский.

— И что это такое?

— Это… это было крохотное арамейское государство. Находилось на берегу Евфрата немного южнее Каркемиша, от которого до Шанлыурфы пятьдесят миль.

Сказанное произвело на Роба впечатление. Кристина проделала куда более глубокое исследование, чем он.

— А еще что-нибудь вам удалось выяснить?

— Мы знаем, что Харран напрямую связан с Адамом и Евой. Но Эдем описан не только в Бытии, о нем упоминает и Книга Царств. — Она перевернула страницу записной книжки и прочитала: — «Боги народов, которых разорили отцы мои, спасли ли их? Гозан, и Харран, и Рецеф, и сынов Эдема, что в Фалассаре».

— И снова Харран.

— Да, Харран. — Она пожала плечами. — А Фалассар — это, возможно, Расафа, город на севере Сирии.

— Далеко отсюда?

— Двести миль на юго-запад.

Роб энергично закивал.

— Получается, что Гёбекли лежит точно на востоке. В том же направлении, что и Эдем… А как насчет названия? Самого слова «Эдем»? По-иудейски оно означало «наслаждение»…

— Хотя на самом деле происходит от шумерского корня «един». Степь, равнина или плато.

— Например… например, Харранское плато?

— Совершенно верно. Харранское плато. На котором мы обнаруживаем…

— Гёбекли-тепе. — Роб почувствовал, как у него на спине выступил пот. Утро было очень жарким; зной донимал даже здесь, в относительно прохладной чайхане посреди парка. — Так… Хорошо, последняя нить указывает на прямую связь с Библией.

— Предполагается, что здесь жил Авраам. Книга Бытия определенно связывает его с Харраном. Мусульмане в большинстве своем считают, что Урфа — это Ур Халдейский. Он тоже упоминается в Бытии. На здешнем клочке земли связей с Бытием больше, чем на всем остальном Ближнем Востоке.

— Значит, сходится. — Роб удовлетворенно улыбнулся. — С учетом библейского контекста, истории и легенд, да еще и топографии местности и артефактов, связанных с началом одомашнивания животных и растений, и, конечно, результатов раскопок самого памятника мы получаем решение. Верно? По крайней мере, мы приходим к тому же решению, что и Франц… — Роб вскинул руки, будто фокусник, намеревающийся исполнить эффектный трюк. — Гёбекли-тепе и есть Сад Эдема!

Кристина улыбнулась.

— Метафорически.

— Да, метафорически. И все равно довольно убедительно. Ведь здесь и произошло грехопадение человека. От вольной жизни охотника он перешел к изнурительному крестьянскому труду. Именно эта история и описана в Бытии.

Некоторое время оба молчали. Паузу прервала Кристина.

— Хотя правильнее будет сказать, что Гёбекли-тепе — храм, выстроенный посреди райского ландшафта.

— А не тот самый Сад Эдема.

— Конечно. — Роб широко улыбнулся. — Кристина, не тревожьтесь, я вовсе не считаю, будто Адам и Ева разгуливали по Гёбекли и ели персики. Но, по-моему, Франц верил, что нашел то самое место. В аллегорическом смысле.

Он окинул взглядом блестящие на солнце пруды и ощутил, как поднимается настроение. Разговор оказался очень полезным. А уж какие перспективы открывались с точки зрения журналистской работы! Пусть история крайне смелая, но ведь захватывает, и читать ее будут взахлеб. Ученый, думающий, что раскапывает библейский Эдем, пусть даже метафорически и аллегорически! Это же будет разворот с заголовком на обе полосы! Запросто!

А вот Кристина, похоже, не так уж радовалась успешному подтверждению их гипотезы. Ее глаза на секунду затуманились — эмоциональный всплеск, который сразу же улегся.

— Да-а… Допустим, вы правы. По всей видимости, так оно и есть. Это определенно объясняет все числа. И загадочное поведение Франца в последнее время, его ночные раскопки. Он ведь прятал свои находки. Наверное, ужасно волновался. А в последнее время перед… перед тем, как… это случилось, страшно нервничал.

Ее настроение тронуло Роба, и он мысленно обругал себя. Действительно, он думает лишь о своей работе, а ведь погиб человек.

— Остается еще множество вопросов, — как бы отвечая мыслям собеседника, сказала, нахмурившись, Кристина.

— Один из них — почему убили Франца?

— Именно.

— Ну… — принялся рассуждать вслух Роб, — допустим… допустим, какие-нибудь американские евангелисты узнали, чем он занимается. В смысле, о раскопках Эдема.

Кристина рассмеялась.

— И наняли убийцу? Да уж. Евангелисты всегда славились редкой раздражительностью.

В ее чашке не осталось ни капли. Женщина поднесла сосуд к губам, поставила на место и сказала:

— А вот и второй вопрос: почему охотники засыпали Гёбекли? Этого теорией Эдема не объяснишь. На то, чтобы завалить весь храм землей, должен был уйти не один десяток лет. Зачем это понадобилось?

Роб поднял глаза к голубому небу Урфы, вероятно надеясь на озарение.

— Не потому ли, что храм был напоминанием о грехопадении? Может, даже на такой ранней стадии развития цивилизации он символизировал ошибку человечества? Падение в грех труда… Начало подневольной работы. Вот и упрятали предмет своей главной гордости то ли от стыда, то ли от злости, то ли от обиды, то ли от…

Кристина выслушала его тираду с равнодушным видом.

— Ладно, — улыбнулся Роб. — Допустим, моя версия никуда не годится. А по-вашему, каков ответ?

Она пожала плечами.

— C'est un mystère [16].

Еще некоторое время они молча сидели за столиком.

В нескольких ярдах от них за грядой розовых кустов ребятишки восторженно размахивали руками, указывая на плававших в пруду рыб. Роб обратил внимание на девочку лет одиннадцати, с ярко-золотистыми курчавыми волосами. А ее мать была облачена во все черное — мешковатое платье до пят и паранджу. Робу на миг сделалось грустно: скоро и эту веселую красивую девчушку упрячут от чужих глаз, как и ее мать. На всю оставшуюся жизнь завернут в черное.

И тут же он почувствовал укол совести — по отношению к собственной дочери. Конечно, он хотел разобраться в тайне, и все же в глубине души по-прежнему хотел поскорее вернуться домой. Вернее сказать, его отчаянно тянуло к Лиззи.

Кристина открыла записную книжку Брайтнера и положила ее на стол рядом со своей. На столешнице играли тени и блики солнечных лучей, что пробивались сквозь листву лаймовых деревьев.

— Еще один, последний момент. Кое-что, о чем я вам пока не говорила. Помните последнюю строчку в его записной книжке?

Она повернула книжку так, чтобы Робу было удобнее читать, и указала пальцем.

В этой строке упоминались черепа. «Чайеню, черепа, cf Орра Келлер».

— Я не говорила об этом прежде, потому что была сильно сбита с толку. Мне казалось, что это никакого отношения не имеет. Но теперь… Впрочем, посмотрите сами. У меня возникла идея.

Он склонился и прочел строку. Но так ничего и не понял.

— Кто такая Орра Келлер?

— Это не имя! — с жаром пояснила Кристина. — Мы лишь предположили, будто это имя, потому что оба слова начинаются с заглавных букв. Но теперь я думаю, что Франц просто смешал языки.

— Все равно не понимаю.

— Смешал немецкий с английским. И…

Роб случайно взглянул через плечо Кристины.

— Боже мой! — воскликнула вдруг Кристина, замерев.

— Что?

— Не оглядывайтесь. Это Кирибали, полицейский. Он увидел нас. И идет сюда.

Кирибали шел в одиночестве, хотя Роб видел возле Садов Гёльбаши припаркованный полицейский автомобиль.

Детектив был сегодня в другом, не менее элегантном костюме — полотняном, кремового цвета. К нему надел типично британский галстук в голубую и зеленую полоску. Чем ближе подходил, тем шире делалась его змеиная улыбка.