— Мы подумали, господа, что вам, наверное, нужна компания.

— Ну, конечно же, — бормочет Шарль.

Слегка приподнявшись, он тут же неуклюже шлепается на место.

Мне предназначается девушка лет примерно двадцати двух, с грубыми потрескавшимися руками, блестящими карими глазами и тонкими, горестно поджатыми губами.

— Виргиния, — представляется она.

— А я как раз собирался угадать…

Женщину, предъявляющую права на Шарля, зовут Берта. У нее голова, словно вытесанная из гранита, и такой вид, будто ее оторвали от важного дела, например от таза с замоченным бельем, к которому она мечтает вернуться.

— Нет, спасибо. — Она отводит предложенный бокал. — От шампанского я рыгаю.

— «Рыгаю», — ошарашено повторяет Шарль. — «Рыгаю».

Виргиния пробегает пальцами по моей руке.

— Ну, разве не красавчик?

— Дамы, — заявляю я, поднимаясь на ноги и покачиваясь. — Не пора ли нам?

При этом я рассчитываю, что мы пойдем наверх, в один из домов терпимости. Однако Виргиния ведет нас прямиком вниз, в сад и далее за ворота.

— Разве мы не…

— Небольшая проблема с лицензиями, — объясняет она. — Не беспокойся, у нас чудные комнатки, и четырех кварталов отсюда не будет.

Шарля заносит то вправо, то влево, и лишь благодаря мощной хватке Берты он еще сохраняет вертикальное положение. К тому времени, как мы добираемся до улицы Друа-Мюр, он практически висит на ней, во весь голос хрипло распевая:

— Хватит, — шепчу я ему на ухо.

— Заткнись! — шипит Берта. — Прицепятся жандармы!

— Вы мне напоминаете козла, который у меня раньше был, — провозглашает он.

— Вот уж спасибо за комплимент.

— А там, где вы живете, есть игральные карты?

— Ну, наверное, — неуверенно отвечает она.

— А кегли?

— И кегли, — косится она.

Свернув в переулок Пикпус, мы оказываемся перед растрескавшимся побеленным фасадом, увитым плющом. В окне горит одна-единственная лампа.

— Всего три лестничных пролета, — сообщает утешительную новость Виргиния.

Учитывая, что Шарль спотыкается, кренится и едва не падает, на преодоление этих пролетов, кажется, уходит вечность. Только Шарлю показывают комнату, он, как подкошенный, обрушивается на незастеленную кровать и мгновенно засыпает.

— Не очень-то он умеет пить, — замечает Берта.

Пожав плечами, она придвигает стул к единственной в комнате свече и берется за потертую, синего цвета вышивку.

— Присмотрите за ним, — говорю я. — С ним ведь все будет в порядке?

— Не думаете же вы, что я стану его будить? Это у меня первый перерыв за весь день.

— Но он не любит, когда его оставляют одного. Он любит, чтобы кто-нибудь был рядом, пока он спит.

— Дорогуша, с ним все будет в порядке, — мурлычет Виргиния и тянет меня за рукав.

Однажды Видок, рассуждая на разные темы, высказал предположение, что у меня никого не было со времен Ватерлоо. На самом деле я в последние годы приобрел некоторый опыт общения с проститутками — достаточный, чтобы оценить достоинства Виргинии. Начать с того, что у нее есть зубы. Далее, ее лицо не вызывает ассоциаций с пудингом, когда вы к нему прикасаетесь. И, в-третьих, на протяжении всего времени оно сохраняет то доброжелательное выражение, с которым Виргиния приблизилась к нашему столику в кафе.

Одну вещь я все-таки забыл: как возбуждает женская влажность. Словно целый континент ждет, пока его откроют, и я могу лишь благодарить моего маленького отважного исследователя, который помогает стряхнуть сковавшую остальной организм сонливость. В последовавшем изнеможении присутствует и удовлетворение, как после хорошей работы.

— Сколько…

— О, некуда спешить, — отзывается Виргиния.

В какой-то момент я осознаю, что обнимаю не ее, а простыню под ней. Поскольку простыня ничуть не менее податлива, я мгновенно засыпаю и тут же оказываюсь в Сен-Клу. Опять пробуждается к жизни Большой Каскад, снова передо мной распростерт белый как полотно и отяжелевший месье Тепак. Из раны в боку хлещет кровь.

Вокруг собрались, образуя разбросанный в пространстве триптих, наблюдатели: разодетый в пух и прах Видок, Шарль в короне набекрень и убийца Тепака, Гербо. Все они колеблются — хотели бы помочь, да не знают как, — а кровь по-прежнему льет, приподнимая содранный лоскут кожи на боку раненого, стекает струями с Большого Каскада, обрушивается с неба.

Я просыпаюсь, но образы Сен-Клу все еще со мной. Взяв со столика у постели горящую свечу, я разгоняю окутавший комнату мрак. Вижу в дверном проеме, словно в раме, темную фигуру.

Человек поднимает свою собственную свечу. Теперь, в сиянии двух огней, я могу хорошо его разглядеть. Значит, это все-таки не сон. Гербо, собственной персоной.

Интересный момент: если бы вы спросили меня чуть раньше, как выглядит Гербо, я бы, скорее всего, не нашелся с ответом. При этом загадочным образом его черты отпечатались у меня в подсознании. Челюсть героя, переходящая в раздвоенный подбородок. Нос боксера (по крайней мере, дважды сломанный) и глаза сатира, слишком широко расставленные, чтобы не вселять острого беспокойства: кажется, они смотрят на вас под всеми возможными углами одновременно.

Одна вещь забылась со времен Сен-Клу: комплекция Гербо. Кажется, чтобы вместить его, дверному проему приходится раздвинуться.

— Вставай, — произносит он.

Сделать это оказывается не так просто. От шампанского мозги у меня превратились в труху.

— Можно… можно мне одеться?

— Брюки, — рычит он. — Тебе хватит.

Я двигаюсь медленно, но не из тонкого расчета, а чтобы успокоить бьющееся сердце. На пару секунд мой взгляд задерживается на окне. Пауза прерывается невозмутимой репликой Гербо:

— Я бы на твоем месте не стал. Прыгать придется с четвертого этажа. Лучше пошли, разбудим твоего дружка.

— Но я пришел один.

— Ясное дело.

Он хватает меня за загривок и легким движением швыряет так, что я лечу по коридору и приземляюсь в нескольких шагах от двери Шарля.

— Быстро за ним, — приказывает Гербо.

Все дальнейшие действия я совершаю по чистому наитию. Одной рукой поворачиваю ручку двери. Другой же… Выхватив из руки Гербо подсвечник, я с размаху обрушиваю его на лицо бандита. Тот ревет от боли, подсвечник со стуком прыгает по полу, Гербо, пошатываясь, надвигается на меня. Я растворяю дверь, врываюсь внутрь и захлопываю ее за собой.

— Шарль!

По мере того как мои глаза привыкают к темноте, я начинаю различать очертания его фигуры. Он там же, где я его оставил — на кровати. Спит и ровно дышит.

Гербо тем временем достаточно оклемался, чтобы начать биться в дверь. Он бросается на нее снова и снова, я же всем телом наваливаюсь на дверь со своей стороны. Кажется, будто дверь съеживается между нами, ветшает и стареет на глазах.

— Шарль! Ради бога, проснись!

Ища упор, я натыкаюсь ногой на белый фарфоровый кувшин. Быстро наклонившись, хватаю кувшин и с размаху выплескиваю его содержимое на Шарля. Комната мгновенно наполняется едким запахом. Шарль подскакивает в постели.

— Я описался? — растерянно произносит он.

— Ничего. Послушай, сейчас… — Я сам удивляюсь, как спокойно звучит мой голос. — Сейчас надо, чтобы ты кое-что сделал. Встань и передвинь трюмо вот сюда. Сможешь?