— Совет уже состоялся?

— А, вздорное было дело, вопли и крики. Я постоял неподалеку, послушал. Все ворчали, стенали и сокрушались. Кажется, никто не ожидал такого тяжелого марша. Особенно сердился Коксон. Он чувствует, что его руководство поставлено под сомнение. Они с Харрисом готовы были вцепиться друг другу в глотку. Всплыло твое имя. Коксон обозвал тебя сучонком — это в точности его слово — и спросил у Харриса, почему тот взял тебя на прошлый совет. Харрис ответил, что Коксона это нисколько не касается и что он не доверяет переводчику, которого привел Коксон.

— Что решили?

— Соукинса выбрали командовать авангардом. Он отобрал восемьдесят наших лучших людей и возглавит атаку, когда мы доберемся до врага.

— Что ж, по крайней мере, человек для дела у них будет подходящий. У Соукинса репутация драчуна, всегда готового броситься в атаку.

— Возможно, голова у него даже чересчур горячая, — слегка нахмурившись, промолвил Изреель. — На ринге я понял, что редко стоит кидаться в бой очертя голову. Лучше выждать, пока не увидишь бреши. И потом ударить.

В это мгновение совсем рядом с друзьями раздался оглушительный грохот. Все повскакивали на ноги, глядя туда, где прогремел ужасный взрыв. Возле одного костра сидела маленькая группка буканьеров, теперь же один из них, обхватив лицо руками, вопил от боли. Судя по всему, встать он не мог.

— Какого дьявола тут случилось? — спросил Жак, сбитый с толку. Но Гектор схватил свой ранец с лекарствами и поспешил к пострадавшим.

— Несите аптечку, — крикнул он через плечо, — и отыщите Смитона! Люди ранены.

На месте происшествия юноша обнаружил, что пострадавший буканьер сильно обожжен. Взрывом ему разворотило бедро. Гектор опустился на колени рядом с несчастным.

— Лежи спокойно, — сказал он. — Сейчас врач подойдет. Нам нужно очистить рану.

От боли мужчина скрежетал зубами, уставившись на раненную ногу.

— Тупой, тупой ублюдок! — в шоке повторял он.

Гектор аккуратно отодвинул лоскутья одежды. Под опаленной тканью он увидел обожженную и покрывшуюся волдырями кожу.

— Что случилось?

— Это все дождь. Порох промок. Какой от него тогда толк? Габриэль, у которого мозгов, как у колоды, решил просушить свой порох. Высыпал в миску и держал ее над огнем. Слишком близко к пламени, вот и рвануло.

— Гектор, давай я займусь. — Это был Смитон. Врач появился вместе с Изреелем, который принес сундук-аптечку. — Эй, пусть кто-нибудь принесет миску с водой! Гектор, я буду весьма обязан, если ты передашь мне из аптечки маленькие щипчики. Отыщи пожитки этого бедолаги и посмотри, нет ли там чего, что можно использовать для перевязки.

На протяжении нескольких минут врач очищал и обследовал рану при помощи хирургических щипчиков, снимая остатки ткани и куски мертвой кожи. Поверхность бедра испещряли раны неправильной формы, самая крупная имела два-три дюйма в поперечнике. Кожа вокруг них была либо мертвенно-белой, либо ярко-красной и воспаленной.

— Заживать будет очень и очень долго, — заметил Смитон. Вздрогнув, Гектор сообразил, что хирург говорит ему это на латыни.

— Он потеряет ногу? — спросил Гектор, тоже на латыни. Перед глазами у него встала кошмарная картина: в ход идут все те пилы и зажимы, которые он чистил и точил.

— Только если будет инфекция. Кости не сломаны.

— Что вы тут двое бормочете?! — прервал их дискуссию грубый крик. Над Смитоном и Гектором возвышался Коксон, лицо его искажала ярость. — Черт возьми! Вы что, по-английски говорить разучились? Что с этим бедолагой?

Смитон поднялся, вытирая руки о тряпку.

— Он тяжело ранен взорвавшимся порохом, бедро пострадало. Дальше его нужно нести на носилках.

— Мне в колонне инвалиды ни к чему! — рявкнул Коксон. — Я не позволю замедлить марш. Если завтра утром он не сможет идти на своих двоих, оставим его здесь. Он и так уже столько пороха зазря извел. — Взгляд буканьерского капитана упал на Гектора, который оставался на коленях возле раненого. — Опять ты! — пролаял Коксон. — Жаль, что не ты на порохе подорвался.

Он повернулся на каблуках и зашагал прочь по болотистой земле.

— Сострадания никакого, — вздохнул Смитон. — Гектор, посмотри в аптечке баночку с заживляющей мазью и добавь туда зверобоя и алоэ, если есть под рукой. Ты должен знать, где их найти.

Гектор сделал, как просили, и наблюдал, как врач накладывает целебный бальзам на открытые раны.

— Лучше накрыть ногу чистой тряпицей, чтобы насекомые не налетели, — сказал Смитон пострадавшему. — Завтра решим, как поступим дальше.

На следующее утро раненый буканьер едва ковылял, даже с костылем, который ему смастерили. Так что пока колонна заканчивала завтракать оставшимися «клецками», заплесневелыми и размякшими от сырости, Смитон попросил Гектора приготовить побольше целебной мази.

— Мы оставим мазь раненому, и он сможет ухаживать за ожогом. Через день-другой он будет в состоянии кое-как ходить и помаленьку пойдет обратно, к кораблям. Сомневаюсь, что у него найдутся силы нас нагнать.

Дневной переход, как позже выяснилось, для инвалида оказался бы невозможен. Проводники-индейцы вели колонну по крутому склону горы. Местами узкая тропа пролегала по кромке ущелий, и по ней мог пройти за раз только один человек. Чтобы не сорваться с обрыва, буканьерам приходилось хвататься за пучки травы и ветки. Проводники сообщили, что стоит перебраться через водораздел, и следующий ручей, который им встретится, будет уже течь в сторону Южного моря. Когда буканьеры стали спускаться по обратному склону, обнаружилось, что тропа зачастую проходит по самому руслу ручья. Они брели по колено в воде, стараясь не угодить в невидимые под водой ямы и не зацепиться за коряги.

В конце концов, еще через два дня мучительного марша, ручей раздался в стороны, и глубина позволила пересесть в долбленые каноэ, которые припасли куна. Но лодок хватило только для половины участников похода, и те, кому не достались места в каноэ, вынуждены были по-прежнему двигаться вдоль скользких, заросших берегов. Однако буканьеры, решившие было, что им привалило счастье плыть в лодках, скоро убедились, что они рано радовались. Ручей перегораживали десятки упавших деревьев, и в ручье было столько мелей и перекатов, что большая часть каждого дня уходила на то, чтобы на руках перетаскивать лодки через препятствия. Гектор обрабатывал бесчисленные растяжения, порезы и ссадины, и содержимое сундучка-аптечки быстро истощалось.

Только через неделю выматывающего марша и сплава на каноэ проводники-куна наконец-то объявили, что буканьеры недалеко от своей цели. Городок Санта-Мария находится меньше чем в двух милях ниже по течению. На ночь уставшие буканьеры разбили лагерь на намытой косе и поужинали тем, что было, не разводя костров, из опасения, что дым может выдать их испанцам и гарнизон поднимут по тревоге.

Гектора разбудили далекий мушкетный выстрел и стаккато барабанной дроби, но он полежал немного, не открывая глаз. Юноша осознавал, что лежит на земле, что в бедро ему впился острый камешек, но надеялся урвать еще несколько мгновений сна. Затем Гектор вновь услышал барабанный бой, звучавший назойливой дробью. Он перекатился на спину и сел. Он находился в маленьком временном шалаше, сооруженном из веток с густой листвой, — за время долгого пути через горы куна научили буканьеров мастерить подобные укрытия. Рассветало, рядом с Гектором все еще негромко посапывал Жак, но Изреель тоже услышал барабан. Профессиональный боец приподнялся, опершись на локоть, сна у него не было ни в одном глазу.

— Последний раз, когда слыхал такой шум, я еще в боях участвовал, — заметил Изреель. — У нас был барабанщик, он ходил по улицам и без устали колотил в свой инструмент, оглашая, когда состоится следующая схватка. Я бы сказал, что на сей раз добрые жители Санта-Марии узнали о нашем появлении и собираются устроить нам радушную встречу.

— Ты не знаешь, куда подевался Дан? — спросил Гектор. Он не видел мискито со вчерашнего вечера, когда индеец ушел поболтать с другими гарпунерами.