Я остановилась и прислушалась. С какого-то пригорка донесся крик совы, и я последовала на этот звук в глубину леса, в почти непроглядную темноту. Когда я вновь остановилась, не зная куда дальше направиться, то услышала его шепот:
— Ариэль, держись за палку и иди за мной.
Я почувствовала, что он взял меня за руку и, сунув в нее кольцо своей лыжной палки, повел меня дальше в темноту. Держа свои палки в другой руке, я слепо следовала за ним, не представляя, куда он ведет меня. Мы довольно долго петляли по лесу, а потом начали подниматься на верхний луг. Когда наконец мы вышли на открытое пространство, небо стало кобальтово-синим, и я уже начала различать очертания Сэма, маячившего впереди меня.
Развернувшись, он подъехал ко мне так близко, что концы наших лыж перекрестились, словно сцепленные пальцы, и схватил меня в объятия так же, как восемнадцать лет назад я обхватила его в горах. От него пахло дубленой кожей и дымом костра. Он зарылся лицом в мои волосы и прошептал:
— Хвала Господу, Ариэль. Ты жива, с тобой все в порядке…
— Нет, хвала тебе, — проворчала я, уткнувшись в его плечо. Потом он отстранился и пристально посмотрел на меня в предрассветной мгле, освещенной лишь молочным лунным светом да серебристыми снежными отблесками.
Мы не виделись с Сэмом больше семи лет. В те времена он выглядел еще совсем мальчишкой. Мне следовало бы ожидать, что он изменится. Передо мной стоял высокий и широкоплечий мужественный красавец с четким отцовским профилем и рассыпавшимися по плечам черными материнскими волосами и смотрел на меня красивыми серебристыми глазами, озаренными загадочным внутренним светом. С легким смущением я осознала, что это уже не мой юный наставник и кровный брат, а невероятно красивый мужчина. А то, с каким изумлением Сэм сейчас смотрел на меня, подсказало мне, что он воспринимает меня примерно так же.
— Что случилось с той худышкой с ободранными коленками, которая обычно повсюду таскалась за мной? — спросил он с неловкой усмешкой. — Боже милостивый, Умница, да ты стала сногсшибательной красоткой!
— Конечно, и поэтому ты чуть не сшиб меня с ног своим метким снежком, — сказала я, чувствуя такую же неловкость.
На самом деле я вдруг поняла, что мне будет трудно даже смотреть на Сэма, пока я не привыкну к мысли, что мы оба неожиданно стали совершенно взрослыми.
— Извини, — сказал он, все еще рассматривая меня, словно незнакомку. — Похоже, теперь мне остается только извиняться, Ариэль. Мне искренне жаль, что все так получилось. Ужасно жаль, что я вообще втянул тебя во всю эту историю.
— Что толку от твоих извинений, — вновь процитировала я поговорку Джерси.
Но тут я улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ. Тогда я поняла, что должна немедленно повиниться перед ним.
— Сэм, — сказала я, — я тоже жутко волнуюсь. Надо признаться, так я еще никогда не переживала в своей жизни. Я надеюсь только, что мне не удалось испортить все окончательно или подвергнуть нас еще большей опасности, но я совершила одну по-идиотски глупую и досадную ошибку. Твой рунический манускрипт всю ночь пролежал под боком одного типа…
Сэм смотрел на меня с возрастающей тревогой, пока я каялась в своих досадных прегрешениях, — но только до последней фразы. И тогда настала моя очередь удивляться.
— Какой рунический манускрипт? — спросил Сэм.
У меня возникла весьма интересная фантазия, что если мое сердце и дальше будет так сильно биться от волнения, словно хочет выскочить из груди, то рано или поздно оно вообще перестанет нормально работать и будет постоянно колотиться как сумасшедшее. Двадцатиминутная пробежка на лыжах с Сэмом по верхним лугам подействовала как отличный общеукрепляющий массаж. К тому времени, когда мы достигли его хижины, я уже пришла в себя или, по крайней мере, вновь обрела дар речи.
И я узнала, почему Сэм изменил план нашей сегодняшней встречи. Последнее время, постоянно ощущая опасность, он избегал отелей и поэтому с самой своей «смерти» ночевал в охотничьих домиках, землянках и хижинах, разбросанных по всему
Айдахо и пустующих в зимний сезон. Прибыв в Солнечную долину немного раньше меня, Сэм выяснил, что поблизости от лыжных маршрутов нет никаких подобных сооружений, но в результате отыскал эту лачугу в паре миль от основной дороги. Однако местность здесь была до того открытой, что меня слишком легко было бы выследить, поэтому пришлось назначить встречу на такую несусветную рань.
Добравшись до уединенной лачуги — места последней ночевки Сэма, мы сбросили лыжи, очистили от снега крепления и, воткнув лыжи и палки в снег в неприметном месте, вошли в дом, где Сэм пошевелил угасающие угли, оставшиеся от ночного костра, и подбросил в него еще несколько полешек. В этом доме не было никакой другой системы отопления или водопровода, лишь колонка за входной дверью на свежем воздухе. Сэм наполнил водой оловянный котелок, поставил его на костер, собираясь выпить растворимого кофе, и подтащил табуретку к колченогому стулу, на котором я уже устроилась.
— Ариэль, я знаю, что тебе, наверное, непонятны многие мои поступки и причины моего странного поведения, — начал он. — Но прежде чем я пущусь в объяснения, мне нужно узнать все, что произошло с тобой за последнюю неделю: почему ты не ответила на телефонный звонок, что ты знаешь о пропавшей посылке и что рассказал тебе Лаф.
— Ладно, — неохотно согласилась я, несмотря на миллион вопросов, крутившихся у меня в голове. — Но сначала… Если ты не посылал ту рукопись, о которой я упомянула, то мне нужно узнать кое-что прямо сейчас, потому что у меня появился новый знакомый, сказавший, что он сам послал ее мне. Ты когда-нибудь слышал о неком профессоре Вольфганге К. Хаузере? — Увидев, что Сэм усмехнулся, я добавила: — Так ты знаешь его!
Но Сэм покачал головой.
— Нет, не знаю. Просто ты странно произнесла его имя. — Сэм подозрительно посмотрел на меня. — Знаешь, наверное, я всегда считал тебя кем-то вроде младшего брата, в общем, родственной душой, — продолжил он. — Но именно сейчас я почувствовал… Да ладно, Ариэль, выкладывай, что это за парень. У тебя наверняка есть что рассказать мне.
Я почувствовала, что у меня загорелись щеки. Эта проклятая ирландская кожа, доставшаяся мне от Джерси, мгновенно выдавала малейшие эмоции. Я закрыла лицо ладонями. Сэм взял меня за руки и опустил их. Я открыла глаза.
— Милостивый Боже, Ариэль, неужели ты влюбилась в него? — сказал он.
Вскочив с табуретки, он начал ходить кругами, потирая рукой лоб, пока я продолжала тупо молчать, не зная, что сказать. Сэм вновь сел и порывисто наклонился ко мне.
— Ариэль, помимо всех моих личных чувств по поводу данной ситуации, едва ли сейчас подходящее время для пылкого романа! Ты сказала, что только что познакомилась с этим типом. Ты вообще знаешь что-нибудь о нем? Откуда он взялся? Ты хоть представляешь, насколько опасной для нас обоих может оказаться такая неожиданная «дружба»?
Меня так расстроила его вспышка, что я готова была запустить в него чем-нибудь тяжелым. Я вскочила на ноги, как раз когда закипела вода. Сэм взял перчатку, чтобы снять котелок с огня. Это дало нам обоим время немного успокоиться.
— Я вообще не говорила ни о какой любви, — заявила я Сэму самым спокойным тоном, на который была способна.
— То есть ты не влюбилась, — уточнил Сэм.
Он суетился с котелком, не глядя на меня. Повернувшись так, что я не видела его лица, он насыпал растворимый кофе в чашки. И, словно разговаривая сам с собой, задумчиво произнес:
— Я только что понял, что понимаю сейчас твои чувства гораздо лучше, чем свои собственные.
Когда он повернулся наконец ко мне с двумя чашками кофе, по лицу его блуждала какая-то напряженная улыбка. Вручив мне чашку, он взъерошил мои волосы, как обычно делал, когда мы были детьми.
— Господи, дорогая, извини, — сказал он. — У меня нет никакого права соваться в твои сердечные дела и вообще устраивать допрос с пристрастием, как я только что попытался сделать. Наверное, все это было слишком неожиданно. Ты и сама достаточно сообразительна, чтобы не связываться с людьми, которые могут быть нам опасны. И кто знает, возможно, эта ситуация поможет нам выпутаться из той передряги, в которую я втянул нас, — как только мы сами во всем разберемся. Кстати, этот Вольфганг К. Хаузер… мне просто любопытно… он не говорил тебе, что означает «К» в его имени?
