Пока он ее целовал, она снимала с него одежду. Руки скользили по его груди, животу и бедрам, постепенно освобождая тело.

— Я так долго чувствовал в себе пустоту, — прошептал он. — Пытался убедить себя в том, что секс не имеет значения. Что для меня любовь уже невозможна.

— Любовь — это все, — возразила Изабелла. — Я поняла это после того, как полюбила тебя, Макс, мой родной, любимый.

Он отнес ее на кровать и положил на покрывало. Она закинула руки за голову и слегка раздвинула ноги.

— Я чувствую себя как героиня со сладострастного итальянского полотна, — улыбнулась она. — Теплой, золотистой и растрепанной.

Он уткнулся лицом ей между грудями, потом по очереди втянул губами соски. Она притянула к себе его голову, чтобы их губы снова встретились. Она дышала все чаше и чувствовала, как открывается ему навстречу душой и телом, готовая отдаться полностью, до конца.

Его глаза скользили по ее волосам, впитывая их темно-золотистый блеск и тяжесть. Изабелла лениво вытащила пригоршню длинных шпилек, удерживающих волосы, уложенные в аккуратную прическу.

Макс протянул руку и прикоснулся к роскошному шелковистому каскаду, рассыпавшемуся по ее плечам и подушке. Его пальцы скользили от макушки вниз по блестящим длинным прядкам. Он вздохнул, по телу пробежала дрожь.

Неожиданно Изабелла приподнялась и поцеловала его в губы с первобытной яростью, от которой он задохнулся. Макс среагировал мгновенно; и они, жадно целуясь, окунулись в горячее половодье страсти, захлестнувшей их темной волной.

Изабелле очень нравился острый мужской привкус кожи, которого не было ни у кого, кроме Макса. Он напоминал темно-зеленый лесной можжевельник и влажный ветер, дующий со стороны соленого моря. Она внезапно почувствовала себя совершенно дикой и необузданной. Ее рука спустилась вниз, охватила его мужское естество, и у нее вырвался громкий крик от нахлынувшего желания доставить ему удовольствие.

Его руки скользили по ее телу, нежные, как крылья бабочки, заставляли ее трепетать от наслаждения, от прикосновений любимого мужчины.

Макс нежно целовал ее тело, и Изабелле показалось, что она тает, что у нее не осталось сил ни на что другое, только лежать неподвижно и позволять ему пробуждать бурю эмоций, и ощущений.

Она слышала тихие стоны желания, вздохи удовольствия, но кто из них их издавал, трудно было понять.

С тихим стоном она выгнулась дугой и прильнула к нему, с жадностью хватая его плоть и направляя внутрь себя. И она уже ничего не чувствовала, кроме его сильных настойчивых толчков, связывающих их воедино, отдающих ее ему навсегда.

Время остановилось. Существовал только длинный золотистый туннель удовольствия, по которому она летела, кружась, все дальше и дальше, и радость билась в ней, пела, разносилась эхом.

Внезапно у нее вырвался долгий низкий животный крик. Ослепительный фейерверк ощущений, последовавший за этим, лишил ее сил, она задыхалась, у нее кружилась голова.

Макс перекатился и лег рядом с ней, убрал прилипшие к ее лицу влажные прядки волос и поцеловал ее в висок с огромной нежностью. Они взялись за руки и погрузились в сонный покой удовлетворенной страсти. — Прошел час. Очнувшись, Макс позвонил и заказал шампанское.

Они выпили его сидя обнаженными в постели. Он окунул палец в бокал и нарисовал узор на груди Изабеллы. Потом снова намочил палец и на этот раз обвел им вокруг ее пупка и медленно двинулся ниже.

И они снова занимались любовью, медленно и сладострастно, неотрывно глядя в глаза друг другу.

Она уснула в его объятиях, а когда проснулась, он, опершись на локоть, смотрел на нее сверху вниз, и глаза его были полны любви к желания.

Когда они наконец отправились в аэропорт, Изабелла ощущала себя разбитой и полностью удовлетворенной. Она взяла Макса за руку, пока они стояли в очереди на регистрацию билетов. Его пальцы ободряюще сжали ее ладонь, и она улыбнулась от удовольствия. Но, бросив взгляд на его лицо, Изабелла заметила новое напряженное выражение, которого не было вчера вечером. Во время, пребывания в Париже он смог на несколько коротких мгновений забыть о служебных проблемах и об ответственности, а теперь все возвращалось на круги своя.

— Что будет дальше? — спросила Изабелла, когда они уже летели в самолете.

— Осуществим наш план, выманим человека, который сделал твою жизнь несчастной, — мрачно ответил Хоторн. — И на этот раз безотлагательно.

— Я о нем почти забыла, — грустно призналась Изабелла. — Мы так чудесно провели время вместе, правда? В Париже мы оказались в другой жизни, в другом мире.

— Да, — согласился он. — Но, как ни печально, это была лишь маленькая передышка.

Когда они начали снижаться над Лондоном, Изабелла увидела, как Хоторн стиснул зубы. У нее возникло ощущение, что он постепенно отдаляется от нее, а разделяющее их пространство растет: Макс, блюститель закона, и Изабелла, жертва жестокого преследователя. Спонтанно возникшие теплота и нежность, с которой он относился к ней во Франции, казалось, растаяли. Она с грустью смотрела вниз, на серый пейзаж, когда они вынырнули из облаков. Париж теперь казался ей всего лишь сном. Идиллией, кратким побегом от суровой реальности, с которой им предстояло столкнуться по возвращении в Англию.

«Что надевает девушка на свидание с незнакомым человеком?» — гадала Изабелла, глядя на ряд висящих в шкафу платьев. Она достала костюм из зеленого шелка, потом повесила обратно и задумалась над достоинствами лиловой блузы и темно-синих расклешенных брюк. В конце концов она выбрала длинное, черное платье на узких бретельках.

Она знала, как выглядит со стороны: белая, почти прозрачная кожа, большие глаза, подкрашенные так искусно, что невозможно догадаться о присутствии макияжа, волосы блестящие и уложенные в классическую аккуратную прическу, неброские серьги и, наконец, блестящие черные туфли па высоких каблуках, больше уместные в элегантных интерьерах, чем на улице.

Изабелла нахмурилась. Внешность получилась слишком чопорной.

— Нет-нет, — пробормотала она, вынула из ушей ажурные серьги и бросила их на туалетный столик. Потом вытащила из волос шпильки и распустила волосы по плечам. — Вот! Так лучше.

Она открыла шкатулку с драгоценностями и перебрала ее содержимое.

«Зачем я так мучаюсь, стараясь произвести впечатление?» — подумала Изабелла, вспомнив просьбу Макса просто быть самой собой.

С грустной улыбкой она вынула серьги-подвески из жемчуга с бриллиантами, раньше принадлежавшие ее бабушке. Викторианские серьги были крупными и выглядели внушительно, она догадывалась об их истинной стоимости. Изабелла надела их, потом подошла к зеркалу и стала вертеть головой, любуясь мягким блеском жемчужин грушевидной формы, сверканием бриллиантов, усыпавших застежку. Серьги смотрелись великолепно, хоть и несколько претенциозно.

— У тебя все получится, — сказала она своему отражению в зеркале.

У нее было пусто в желудке, и она надеялась, что ей удастся что-нибудь съесть, когда принесут ужин. Если нет, то всегда можно сослаться на нервы. Она вспомнила о Максе, и смелости у нее прибавилось. Он придете ресторан ради нее, обеспечивая ее безопасность. Она не сможет сидеть с ним рядом или хотя бы просто смотреть на него, но все равно он будет там. Она почувствует его близость, испытает блаженство от самого его присутствия.

Изабелла бросила взгляд на часы. Еще десять минут до того, как за ней приедет такси, нанятое в частной фирме по указанию Макса, за рулем которого будет сидеть переодетый полицейский.

Все распланировано до последней мелочи. Макс звонил несколько раз, терпеливо рассказывал ей о последних решениях, принятых его командой, словно они разрабатывали военную кампанию.

Он уже советовал ей не упускать инициативу, договариваясь о встрече, и подчеркнул, что именно она должна назначить время и место свидания, а не мужчина, откликнувшийся на ее объявление.