Не столько благодаря прямому религиозному влиянию, сколько влиянию философскому, тамплиеры могли прийти к мысли о некоем всеобщем единстве людей, несмотря на различия в вере. Они могли бы стать первыми проповедниками всеобщего братства, терпимости и в некотором роде провозвестниками нашего XVIII в. Именно, благодаря этому идеалу (приписываемый ордену Храма безосновательно), движение франкмасонов символически и соединяет себя с тамплиерами.

Представим на мгновение, что их постоянные связи с мусульманами, развиваясь, побудили бы магистров Храма создать такой идеал, и проповедовать глубокую религиозную философскую терпимость, основанную на всеобщей любви к роду человеческому. Очевидно, что такое стремление должно было остаться тайной, так как оно радикально противоречило амбициям Пап и особенно Иннокентия III, мечтавшего, напротив, о всеобщем объединении христиан против ислама. Таким образом, надо было бы допустить, что орден, напрямую подчинявшийся Папе, дошел до того, что предал своего руководителя и сотрудничал с его противниками. Такая гипотеза, для того, чтобы приобрести некую правдоподобность, потребовала бы каких-либо обоснований. Мало того, что их не существует, но эта гипотеза сталкивается со следующими основными противоречиями.

Прежде всего, если такой тайный план предусматривал отказ от политики Ватикана, то он нисколько не требовал обострения религиозного противостояния. Безусловно, если представить такую перспективу, Иисус превратился бы просто в великого посвященного, одного из пророков, такого же, как Магомет, а не в Сына Божьего. Но, было ли тогда необходимо и уместно так акцентировать отречение от Иисуса, навязывать его жестокостью, неподготовленным умам с риском выдать секретные цели ордена? Идея подразумевает наличие духа терпимости, как по отношению к христианам, так и к другим конфессиям; она должна была привести к тому, что Иисус стал бы частью более широкой концепции божественного, а не к тому, что от него отрекались и покрывали плевками распятие.

К тому же, эта концепция слишком опережала ментальность Средних веков и должна была предполагать такое же отношение со стороны противников. Однако даже во времена, когда Саладин делал некоторые благожелательные поступки в отношении христиан, мы нигде не встречаем доказательств тому, что он желал установить с ними длительное и глубокое взаимопонимание; напротив, он старался их изгнать из Святой земли и ему это удалось. Тот международный идеал, который приписывают тамплиерам, таким образом, потерпел бы крах: зачем бы они поддерживали этот идеал, рискуя своей жизнью после отступления на Запад, когда больше не оставалось никакой надежды претворить его в жизнь?

И более того. Если в XVIII в. существовал идеал сближения между христианами и мусульманами, искренняя политика объединения и терпимости, то мы скорее находим все это не у тамплиеров, а у императора Фридриха II Гогенштауфена. Тогда, кажется, тамплиеры должны были бы его поддержать: мы же видим, что они были ему враждебны.

Серьезно увлеченный арабской культурой, как нам известно, император поддерживал постоянную переписку с мусульманскими учеными, что и привело его к глубокому религиозному скептицизму, также укрепив его враждебность к замыслам папской власти. Когда он был вынужден отправиться в крестовый поход и прибыл на Восток, он сделал это не для того, чтобы сражаться с мусульманами, а для того, чтобы попытаться заключить договор. Вопреки всем ожиданиям, он преуспел в этом и добился от султана Аль-Камила договора, по условиям которого, Иерусалим стал своего рода нейтральным и интернациональным городом, с гарантией свободы отправления религиозных культов. Концепция слишком современная для того времени, и она не могла не вызвать неодобрения со стороны Рима. Но она также не получила поддержки тамплиеров. Безусловно, этот договор не позволял им получить обратно мечеть Аль-Акса, первое помещение, где они обосновались, и которое султан не мог теперь отдать христианам. Но можно ли думать, что из-за единственного здания, каким бы символичным оно не являлось, тамплиеры резко воспротивились бы неожиданному договору, в результате чего без боя было воссоздано маленькое христианское королевство в Палестине и можно было снова защищать Гроб Господень? Не только Яффаский договор 11 февраля 1229 г. не получил их поддержки, но тамплиеры будут стараться расторгнуть его в дальнейшем. Они не присутствовали при въезде Фридриха в Иерусалим, на его коронации. Тамплиеры были взбешены и угрожали, что если император не покинет Святую Землю, отправить его в темницу, откуда он никогда больше не выйдет!

Надо ли говорить, что Фридрих был отлучен от церкви. На Западе все догадывались о чисто политических целях этой меры, а подданные Фридриха остались верны ему, вопреки Папе. Разве отношение тамплиеров не показывает, что они поддерживали политику Рима? Фридрих так хорошо это понял, что в свою очередь, пригрозил конфисковать имущество Храма в Германии и на Сицилии. Я понимаю, что тамплиеры не могли бы открыто оказывать свою поддержку императору, отлученному от церкви. Но между осторожной холодностью и открытой враждебностью существует огромная разница.

Итак, тайная цель великих магистров – надуманная гипотеза. Всякая надежда рухнула бы с потерей Акры. Хотя тамплиеры все еще оставались на Кипре, кажется, что они больше не интересуются Востоком: процесс над тамплиерами, во времена Филиппа Красивого – это чисто западное дело. Можно ли поверить, что Жак де Моле и высшие руководители ордена позволили бы приговорить и дали бы погибнуть стольким братьям во имя защиты тайны обряда, утратившего силу и отныне лишенного всякого смысла? И, конечно, если допустить, что можно установить какую-то связь между фактом, что невежественных монахов принуждали к плеванию на крест, и желанием создать над всем разнообразием культов некий вид всеобщей религии братства или предвольтерьянской философии.

Возможно ли вообще приписывать тамплиерам столь возвышенные и бескорыстные стремления? Говорят, что, благодаря своей мощи и богатству, они стремились завоевать господство над миром: возможно их цель была более материальна чем духовна. Тогда становится понятным, почему они не пожелали позволить императору Фридриху II осуществить то, к чему они стремились сами.

И здесь надо уметь делать различия. Благодаря международному характеру ордена и привилегиям, которыми он пользовался, тамплиеры повсюду представляли собой, а особенно во Франции, настоящее государство в государстве, державу, неподвластную монархам. Эта опасность не ускользнула от внимания советников Филиппа Красивого, которые создавали абсолютную монархию. Для короля разрушение такой державы являлось задачей гораздо более серьезной и закономерной, чем овладение богатствами ордена.

Филиппа Красивого считают монархом, победившем в Ананьи светское могущество Пап. По правде говоря, в основном, он воспользовался благоприятными обстоятельствами: претензии Рима на всемирное господство над христианским миром, достигшие наивысшего расцвета при Иннокентии III, были подорваны императором Фридрихом II. Сам Фридрих II оказался побежденным в этой долгой борьбе империи и папства, поскольку после его смерти в 1250 г. оказалось невозможным найти ему преемника. Но и папская власть вышла из этой борьбы очень ослабленной, и, когда Бонифаций VIII, некоторое время спустя, после внутренних проблем в Церкви, захочет продолжить политику Иннокентия III, будет слишком поздно. Филипп Красивый будет только таскать чужими руками каштаны из огня, положив конец конфликтам и с опозданием осуществляя задачу императоров.

Какую роль сыграли тамплиеры в ходе этой борьбы, которая пронизывает весь XIII в.? Внешне они находились на стороне Папы, которому подчинились. Отрекшись от них, Климент V, таким образом, лишает самого себя инструмента полезного для своей борьбы. Но во времена Климента V папская власть, ослабленная и даже изгнанная из Рима, отказалась от властных амбиций прошедшего века, не имея и средств к их осуществлению. Отказываясь от помощи тамплиерам, Климент V, в действительности, лишился всего лишь орудия, ставшего неэффективным, архаичным и морально устаревшим.