Бертран де Го, принявший имя Климента V, отличился тем, что в 1303 г. отказался поддержать обвинение против Бонифация. Можно подумать, что он был настроен враждебно к Ногаре и Филиппу Красивому. Но это был дипломат и вовсе не борец. Он прекрасно понял, сколь опасно для церкви было бы объявить Папу еретиком, даже после его смерти: все его усилия будут направлены на затягивание посмертного процесса, – это позволяет думать, что он имел некоторые сомнения в его исходе.

Одновременно, он старался, угождая королю Франции, умерить его рвение. Он старался тянуть время: он выиграл пять лет. Можно догадаться, в какое смятение его повергло дело тамплиеров, разразившееся в самый разгар этого кризиса! Положение Папы стало тем более затруднительным, он не мог даже отправиться в Рим, где заговорщики развязали гражданскую войну. А может быть, он тоже боялся инжира? Итак, он остался во Франции, чтобы урегулировать свои проблемы и, в конце концов, обосновался в Авиньоне.

Имело ли оно влияние на дело тамплиеров? Говорили, что Климент V, под давлением короля, пожертвовал орденом Храма, чтобы спасти память о своем предшественнике: это замысловатое объяснение опровергается хронологией.

В действительности дело Бонифация было улажено, и довольно ловко, в 1310 г. (булла «Rex gloriae», от 27 апреля 1311 г. узаконила и официально признала предшествующее соглашение, которого добились с большим трудом). Филипп Красивый был признан невиновным в покушении на Папу в Ананьи; Ногаре, признанный виновным в принципе, получал папское прощение. Неприемлемые буллы Бонифация VIII были аннулированы, и покойному Папе было поставлено в упрек его «упрямство», но с него было снято всякое подозрение в ереси. Климент V нашел очень удачный выход из положения, канонизировав Целестина V: таким образом, он признал законность его отречения, а следовательно и законность выборов Бонифация. Таким образом, все было приведено в порядок до того, как комиссия, которая вела следствие по делу ордену тамплиеров, закончила свою работу. Обосновавшись в Авиньоне, который в те времена не принадлежал Франции, Папа развязал себе руки перед открытием церковного собора в Вьенне, в октябре 1311 г. Когда, 3 апреля 1312 г., он объявил о роспуске ордена тамплиеров, Бонифаций уже год как был официально реабилитирован. Таким образом, трудно допустить связь между этими двумя делами, – разве что в обоих случаях Папа, чтобы успокоить страсти, использовал один и тот же метод затягивания времени, прежде чем объявить свое решение.

Однако напрашиваются сравнения. Если, не колеблясь, Папу обвиняют в ереси, неудивительно, что религиозный орден может подпасть под то же подозрение. Вопросы догмы были необычайно важны в ту пору: несмотря на недавний кровавый крестовый поход в Лангедок, катары продолжали существовать. К тому же, в обоих процессах, Филипп Красивый предстает ревнителем веры; король волей божьей, он считал себя естественным защитником церкви и полагал, что на него возложена особая миссия. «Мы поставлены Господом нашим на королевский престол, чтобы следить и защищать свободу веры Церкви и, среди всех желаний нашего разума, должны радеть об укреплении католической религии», – заявит он в приказе об аресте тамплиеров.

В этой божественной миссии хранителя подлинной веры короля поддерживали его легисты, заботившиеся о том, чтобы придать абсолютной монархии священный характер: королевский абсолютизм не может иметь границ, так как является божественным правом, и это основание даже обязывает короля (как об этом напомнят Людовику XIV) использовать всю свою власть в деле искоренения ереси. И, в случае необходимости, король должен был заменить Папу, если тот казался нерешительным и равнодушным. Что, без колебания, и будет провозглашено на заседании Генеральных Штатов в Туре, 29 мая 1308 г., с достаточно ясной угрозой Клименту V; если бы он не выполнил своего долга, его могла бы постичь судьба, аналогичная участи Бонифация VIII.

Забавно заметить среди этих легистов, претендующих быть большими католиками чем сам Папа, во время обоих процессов того же Гильома де Ногаре, отчасти подозреваемого в том, что был «сыном катара», и стремящегося смыть с себя это досадное подозрение. Безусловно, в посмертном процессе над Бонифацием он защищал свои личные интересы, в то время как в деле тамплиеров он, кажется, не имел такой же заинтересованности; может быть поэтому его действия более скрытны, но мы находим следы его рвения. В объявлении о созыве Генеральных Штатов в Туре присутствует такое выражение: «Все должно восстать против этой столь преступной заразы: законы и оружие, животные и четыре стихии». Этот оборот, хотя и написан от имени короля, уже фигурировал в речи де Ногаре, произнесенной в Лувре 12 марта 1303 г. против Бонифация: влияние очевидно. Ногаре выступит лично перед следственной комиссией в Сансе 28 ноября 1309 г. во время второго допроса Жака де Моле.

Итак, в обоих случаях, мы видим как Климент V, находящийся под давлением короля и общественного мнения, обвинявших его в медлительности и безразличии, еще раз демонстрирует то же терпение, использует те же методы затягивания времени в поисках компромиссного решения, стараясь избежать взрыва и скандала. Но – важное отличие, – в то время как Климент V спас память о Бонифации, он, в конце концов, совершенно не двусмысленно приговорил тамплиеров. Значит, мы должны спросить самих себя: а мог ли орден быть спасен?

Большой процесс о тамплиерах начался по весьма мелочному поводу: как в Туре напомнит об этом Гильом де Плезиан, первыми доносчиками были «люди слишком низкого происхождения, чтобы дать ход столь большому делу», но Бог может воспользоваться самыми обездоленными людьми (и, добавим, самыми сомнительными).

В 1305 г. в тюрьме в Ажене, содержался тамплиер, совершивший некое преступление. Так как у него не было духовника, чтобы исповедаться, он перед смертью признался в преступлениях против веры и злодеяниях другому заключенному, горожанину из Безье, Эскену де Флуараку (или Эскиу де Флойрано), который, возможно, сам вышел из ордена. Придя в ужас от этих откровений, а, возможно, чтобы извлечь из этого выгоду, вышеуказанный Эскен де Флуарак поведал о них, мы не знаем почему, королю Хайме Арагонскому, который, не желая ввязываться в столь сложное дело, отослал доносчика к королю Франции, так как главная резиденция ордена находилась в этой стране.

Необходимо заметить, что разоблачения этого сомнительного субъекта послужат канвой всему процессу: с самого начала, в этих разоблачениях мы находим те же основные жалобы, которые будут приведены в ордере на арест и во время всего следствия.

Филипп Красивый: впал ли он в ярость сразу или обрадовался возможности извлечь из доноса неожиданную выгоду? Известно, что он заставил начать официальное расследование в Корбее. Было не сложно найти братьев, покинувших орден тамплиеров, и даже тех, кто был исключен за их безнравственное поведение, возможно готовых выполнить прямые указания короля. В любом случае, разоблачения Флуарака были подтверждены, так как с этого момента король, кажется, принял решение.

В ноябре 1305 г. Филипп Красивый присутствовал в Лионе на посвящении Бертрана де Го в папский сан: возможно, он сообщил ему о своих открытиях, но мы не знаем, что именно он ему сказал.

Климент V тут же попытался остановить досадное развитие этого процесса. Используя идею, ранее сформулированную своими предшественниками, в частности Григорием X, на церковном соборе в Лионе, он предложил Жаку де Моле проект слияния его ордена с орденом госпитальеров. Этот проект был оправдан, так как орден тамплиеров больше не имел никакого основания для существования.

Моле отказался, и его ответ, как и все иные, которые он будет давать впоследствии, кажется посредственным и запутанным: он напоминает о разнице двух уставов и уважении к данным обетам. Его основной аргумент низменно материален: два объединенных ордена соберут меньше пожертвований, чем порознь и, таким образом, смогут сделать меньше милостей. «Если ордены объединятся вместе, они не сделают столько же, сколько один делает в настоящее время». Парадоксально, он добавляет странную угрозу: «Если объединение состоится, орден станет таким сильным, таким могущественным, что он сможет защитить и защитит свои права от кого угодно». Зачем отвергать проект, который дал бы ему подобную власть?