Крестоносцы, и особенно те, кто остался жить в Палестине, не проводили все свое время в борьбе с неверными. В силу обстоятельств, устройство христианского королевства в Иерусалиме повлекло за собой необходимость адаптироваться в стране и поддерживать мирные отношения. С первого момента существования королевства, Фульхерий Шартрский, капеллан короля Балдуина I, писал:

«Жители Запада, вот мы и превратились в жителей Востока. Вчерашний француз или итальянец, перенесенный на новую почву, превратился в галлилеянина или палестинца. Житель Реймса или Шартра превратился в горожанина Тира или Антиохии. Мы уже забыли место нашего рождения. Отныне один обладает здесь домом и челядью… другой взял в жены сирийку или армянку, иногда даже крещеную сарацинку и живет с целой прекрасной семьей местных жителей. Мы пользуемся по очереди различными языками этой страны… Зачем нам возвращаться на Запад, если на Востоке исполняются все наши желания?».

Они не проводили свое время в самоистреблении. Когда они сражались, они вкладывали в это страсть, и здесь тамплиеры были первыми. Но борьба не мешала взаимному уважению, вежливым отношениям, куртуазному поведению. Так, в битве под Яффой Ричард Львиное Сердце потерял коня, Малик-аль-Адил, брат Саладина, заметил это, и тут же послал ему двух арабских скакунов, считая, что не подобает королю сражаться пешим. Несколько позже, когда тот же Ричард заболел, сам Саладин послал ему персики и шербет.

Крестовый поход Ричарда Львиное Сердце создал предпосылку для попытки найти политический компромисс, к которому тамплиеры тоже имели отношение: собирались выдать замуж за Малик-аль-Адила родную сестру Ричарда, Жанну Сицилийскую, чтобы установить длительный мир между соседями. Но проект провалился из-за разницы религий.

Короче, тамплиеры, как впрочем и сами короли Иерусалима, старались противопоставить кровопролитной войне политику мирного сосуществования, а крестоносцы, прибывая из Европы, плохо понимали это стремление заключать договоры с религиозными врагами. Можно ли из этого сделать вывод, что было влияние ислама, религиозное взаимопроникновение? Ничто не позволяет так считать, и мы даже имеем доказательства обратного.

Во времена короля Балдуина II, посол султана по имени Усама ибн Мункыз был принят в Иерусалиме и получил по этому поводу разрешение помолиться в мечети, занятой тамплиерами. Этот посол рассказывает, в своих воспоминаниях, как один тамплиер показал ему изображение Богородицы с младенцем и сказал: «Вот Бог, когда он был ребенком». И добрый мусульманин добавляет: «Да будет превознесен Аллах над тем, что говорят нечестивые, на великую высоту». Такие отношения вовсе не позволяют представить исламизацию ордена.

Правда, во время процесса один из свидетелей скажет: «Мне известно из надежных источников, что многие султаны были приняты тамплиерами и что рыцари позволяли им даже молиться их суевериям и взывать к Магомету». Факт нельзя отрицать, но речь шла об обходительном жесте, доказательстве терпимости: невозможно усмотреть в этом увлечения исламом.

Единственным показателем мусульманского влияния можно считать только определение «пророк» в отношении Иисуса Христа, присутствующее в некоторых рассказах об отречении. Альбер де Карнели говорит, что его принуждали отречься от Христа, который был всего лишь «лжепророком»; Жан де Баали уточняет, что ему сказали: «Плюнь на пророка!». Слово часто повторяется в показаниях. И, все-таки, было бы сложно усмотреть в этом, что либо кроме формулировки, отрицающей божественное происхождение Иисуса и извлечь из этого аргумент, свидетельствующий о присоединении тамлиеров к вере Корана.

Проблема остается в том же: если мы и видим, что тамплиеры отрекались от Иисуса, мы нигде не встречаем свидетельств того, что они заменили христианство на другую религию. Они вовсе не ведут себя как мусульмане, они едят свинину и пьют вино; они исполняют христианские обряды, не только на публике, но и в частной жизни, они празднуют христианские праздники и показывают глубокое почитание Девы Марии. Однако глубокое влияние ислама должно было бы выразиться в каких-либо действиях, каких ни будь особых обрядах: но об этом вопрос нигде не ставился.

И, безусловно, нельзя считать доказательством этого, якобы существовавшего, исламско-христианского синкретизма, поклонение «бафомету». Например, пытались, раскладывая слово «бафомет» (baphomet) найти в нем соединение имен Иоанна Крестителя (Jean-BAPtiste) и Магомета (МаНОМЕТ). [4]Упоминание о Крестителе могло напомнить о мандейцах (mandéems), но их влияние всегда было ничтожным и ничто не позволяет думать, что во времена крестовых походов они все еще существовали в Сирии или в Палестине. К тому же тамплиеры не почитали как-то особенно Иоанна Крестителя, самым почитаемым, помимо Девы Марии, был апостол Иоанн. Кроме того, не надо забывать, что «бафомет» – это идол, изображение, предмет; речь идет не об абстрактном символе, но о «бафометовском изображении».Мне сложно вообразить, чем могло являться совокупное изображение Крестителя и Магомета. В любом случае, вряд ли оно склонило бы нас в сторону влияния Ислама, который наоборот запрещал любое фигурное представление божества и его пророков.

Упоминая об этой секретной доктрине, действительно еретической, нельзя ориентироваться на то, чем она пыталась казаться. Речь не идет о полном переходе в ислам, но только о тайном влиянии мусульманской секты, являвшейся, в свою очередь, диссидентской. Упоминали о секте ассассинов или убийц, о существовании которых говориться только в книге Марко Поло, тогда когда ее уже больше не существовало. Именно Марко Поло мы обязаны неточным переводам названия «Старец горы» (Шейх-эль-Ибель).

Разве наличие некоторых, поверхностных аналогий позволяет говорить о таком сближении? Именно во времена создания ордена Тамплиеров основатель секты, Хасан, поселился в крепости на Кавказе, но это совпадение не позволяет установить какую-либо связь между этими двумя событиями. Члены секты носили белый плащ, я с этим согласен, но заметим, что на Востоке это не является характерным знаком.

Установлено, что, завоевав Сирию, секта вступила в контакт с тамплиерами, как и со всеми христианскими властями: благодаря ее помощи король Балдуин II в 1129 г. чуть было не овладел Дамаском. То, что христиане пытались использовать раздоры в мусульманском мире, являлось всего лишь дипломатической тактикой. Непонятно, что могло заинтересовать тамплиеров в задачах секты, которая стремилась, в основном, свергнуть султана в Исфахане и создать в Иране государство исмаилитов. Однако все эти планы рухнули из-за нашествия монголов, которые в 1265 г. сожгли крепости «убийц» и убили последнего Старца горы.

Так как библиотека «старца» тоже погибла во время пожара, нам немного известно о секретной доктрине ассассинов, что позволяет строить любые предположения. Что доктрина существовала – это очевидно, и она соотносилась с движением исмаилитов, которое само вышло из шиизма: это одновременно некий вид неоплатонизма и мессианизма, отвергающий букву Корана и стремящийся придать ему символическое толкование. Все это достаточно смутно и не позволяет узнать, чем секта в точности отличалась от движения исмаилитов вообще. Но и у ассассинов присутствовало знание, обсуждение текстов, достаточно долгое посвящение, короче, все то, что как раз, кажется, отсутствовало у тамплиеров.

Секта особенно известна своими преступными методами (откуда и произошло наше слово «assassin» – «убийцы»). Мы не встречали сведений о том, что тамплиеры злоупотребляли гашишем, ни о том, чтобы они совершали по приказу и фанатично убийства кинжалом. Короче, некоторые отношения добрососедства вовсе не позволяют делать заключение о философском влиянии и, тем более, о совместных действиях. Уничтожение секты в 1265 г., уход ордена тамплиеров на Запад, безусловно, положили конец этим отношениям. Было бы, очевидно, абсурдным делать из Жака де Моле исмаилита.