* * *

Костерок потрескивает. Глотаем водку - юбилейная пятнадцатая бутылка - к дискотеке готовимся. Чтоб культурно себя вести.

- Только вот этого не надо, - Вадик трогает нож, оттопыривающий карман моей афганки. - Так, пацаны, холодное оружие на подстилку!

Почему-то его слушаются - карман напрягает пустотой...

Музыка грохочет в столовой: темнота изредка рассекается моргающим светом, непереносимо хрипят колонки архипенсионного возраста.

Мы становимся традиционным кругом и танцуем: руки согнуты, как у боксёров, в локтях перед грудью, плечи двигаются в порядке "правое вперёд - левое назад, левое вперёд - правое назад", ноги перетаптываются на месте.

Я как-то по ящику смотрел то ли "В мире животных", то ли "Клуб путешественников", там африканские продвинутые пацаны очень похоже перед камерой выделывались...

Вот и мы так танцуем.

Так ВСЕ ТАНЦУЮТ.

Это ж вам не твист какой-то, не гопак - это же ТЕХНО!

Иногда сквозь толщу умца-умца-ударников прорываются разные "Винд оф чейндж", "Ганстас пэрэдайс" и "Донт ту ю край". Но если внимательно вдуматься и столько же выпить, становится понятно, что и рэп, и хардовые запилы тоже есть сплошное безнадёжное ТЕХНО.

В круг вклиниваются девочки.

Девочки строят глазки. Наши бляди - для чужого дяди. Их мальчики, подпирающие стены, нас откровенно ненавидят. Но нам на эту беззубую ненависть не менее откровенно положить: мы сильнее, а значит - всех можно, даже если и хочется.

В центре Юра танцует соло: от блаженства жмурится и медленно - стриптиз! - расстёгивает афганку. Взорам юных гурий открывается болтающийся у Юры между ног непозволительно огромный - для общественного места! - тесак в ножнах, прикреплённых к армейскому ремню.

Баб как ветром сдуло.

Наверное, стоило оставить ножик в шалаше.

Хлебосольные девичьи промежности с вывесками над клиторами "Добро пожаловать!" отменяются - спасибо хореографии Юрика. Балерон херов!

Танцует. Он в том самом состоянии соответствия души телу, когда кажется, что организм способен воспарить, кровь, кости, кишки и прочий ливер нематериальны, что пятки и пупок и есть душа. Короче, Юра потерял КОНТРОЛЬ...

Говорят, свобода измеряется длиной поводка.

И это правильно.

А ещё она измеряется наличием видеокамеры в углу, "жучка" в телефонной трубке, спутника-шпиона над головой. Бабушки у подъезда и дверной глазок напротив тоже отмеряют по себе твою свободу. А то вдруг её станет слишком много?! А то, что слишком, как известно, нехорошо. Вот поэтому и нужен КОНТРОЛЬ: поиск колющего-режущего в карманах и работа над ошибками в проверенных тетрадях. Надо, надо, надо... А то как же?!

Мы танцуем. Очередной медляк - Слон решается: выдвигается к стене, у которой на стульчиках сидят одинокие, никем не приглашённые самочки. В полумраке лица не просматриваются, а зажигалкой подсветить вроде некультурно. Короче, природа подскажет.

Доверившись инстинктам, Серж склоняется, в глубоком реверансе, потупив взор. Открытой ладонью, не глядя, тычет вперёд - приглашает на танец. А девчушку-то резвенькая: головкой качнула, ушла из-под удара, сохранила зрение. Не чувствуя тонкую кисть в своих фалангах, Слон повторяет манёвр. Не глядя. И опять пальцами в глаза. Резвенькая изворачивается. Слон опять не чувствует кисть. Не понимает. Выпрямляется. Пристально смотрит и разводит руками - типа я не понял, это чо, кидалово?! Девушка, сообразив, что сейчас начнут приглашать не пальцем в глаз, а, как минимум, кулаком в челюсть, отрывает ягодицы от мебели и кидается в распростёртые - не понял?! - объятья Слоника.

Лицо её остаётся в полумраке и загадкой, но рост в тени не спрячешь: полтора метра в прыжке на ходулях - фэйс как раз на уровне живота Сержа.

- Зато наклоняться не надо, - комментарий к карикатуре, и уже тише, нам: - Член сосать легко и просто детям маленького роста .

"Wind of change" - надо танцевать - и Слон танцует: его руки не достают до девичьей талии, девочка, на цыпочках, и всё равно едва касается ладошками его плеч, но это помеха единенью молодых сердец. Слон отодвигается чуток от своей избранницы и наклоняется, оттопырив зад для поддержания равновесия. Это решает проблему возложения рук на соответствующие места.

В такой позе он терпеливо кружит на месте и даже поддерживает беседу, перекрикивая заторможенную мелодию окончательного чейнджа.

Музыка глохнет - дискотека закончилась.

Слон глотает дым, мы дымом давимся.

Девочек и мальчиков разогнали по корпусам - спать пора! - пись-пись и в люльку, горшок зовёт.

- На пляж?

На пляж так на пляж.

Стоим - Юра, я, Слон, Кабан, Вадик, Булкин и Третий - водичкой любуемся. Камыши созерцаем, от прохлады вечерней ёжимся. Купаться никто не спешит. Потому как любуемся, созерцаем и ёжимся.

- А давайте голяка?! - толкает Булкин идею в массы.

Массы идею поддерживают: сотрясая гениталии, с криками и воплями нарушают неприкосновенность пруда...

...он любил болтать своим болтом...

Подурачились и будя, пора вылезать.

Полночь.

- И шо, теперь одежду на мокрое тело одевать? - вопрошает Слон. Резонно.

Озадаченные, молчим.

- Надо обсохнуть, - предлагает Кабан.

Киваем - действительно, надо.

- А я хочу нырять!! - психически нездорово орёт Булкин и забегает по колено в воду. И ныряет. Повторяю: воды по колено - он ныряет. Раз ныряет - встревает черепом в песок, второй раз - стойка на ушах, третий... О, эта гремучая смесь: водка, а потом танцы.

Ну и ладно, хочется человеку уподобиться страусу? - и пусть уподобится! У нас демократия, в конце концов. И в Конституции тоже. Написано. Поэтому и флаг такой: вверху вроде небо, а снизу жёлтое всё.

Наклоняюсь за сигаретами и случайно мажу взглядом по ближайшему корпусу.

И офигеваю.

Половина тёмных окон усеяна - надеюсь! хотя издалека не разобрать - девичьими физиономиями. Пляж-то освещён двумя фонарями и отлично просматривается.

А мы тут, значит, дружно под Адама до грехопадения косим: нифига не прикрыто.

А они, стало быть, любуются. Прародительницы.

- Пацаны, обратите внимание.

Обращают. Все, кроме Булкина. Он по вкусу песка на мелководье выясняет: есть ли здесь нефть. В крайнем случае: когда была в последний раз? Это же важно...

- Мальчики, помашите девочкам ручками! - командует Юрик.

Разворачиваемся органами к окнам и машем. И ручками тоже.

Завтра домой.

* * *

Завтра домой.

Уезжаем мы завтра.

А нынче последняя ночь.

Вокруг все готовые, а я трезв, как змеевик самогонного аппарата: вроде и непосредственно, вроде и через меня, но - мимо капает. Рядом, а не хлебнуть. Скучно.

Возвращаюсь в свою палату - пусто, все где-то отвисают. Водку пьют. Суки. Мелкие людишки. Они не понимают, что отравляют свои молодые организмы алкоголем, никотином и всякой приятной гадостью. А ведь им ещё детей рожать и строить светлое будущее.

Дверь отворяется без стука. Заносят Юру. Укладывают. Помогают раздеться. Он пытается встать, ему помогают лечь. Засыпает.

Нет, так дело не пойдёт. А вот я пойду. Прямо сейчас. К Овчаловой пить чай. Раз водки нету...

Гадливо пью чай.

Во как оно сложилось-то! Во каким боком вышло! задним! Чай пью! Батюшки светы! Эдак, страшно сказать, и до "Пепси-колы" недалеко. Сначала чай, а потом что? - курить брошу?! И это в тот исторический момент, когда весь лагерь, не покладая рук, в поте лица своего не жалея живота, вздрагивает и тостится, воспивает и закусывает. А я - чай!! У всех, значит, завтра похмелье будет, а у меня что, диабет от трёх ложек сахара на чашку?!

Зачем нам диабет? Нам диабет не нужен!

В палату просачиваются пятеро замотанных в простыни одноклассниц, крокодайлы, ещё и какие - не всех больных война убила, прости Господи убогих. Экстремальные какие-то: суетятся, бегают туда-сюда, глазками блестят. Сразу видно - нормальные люди! - шары залили, теперь жизни радуются.