— Мама Роуз считает, что Дуглас и Изабель должны хоть немного побыть наедине, — зевнув, пояснил Трэвис. — А Женевьев довольно хорошенькая, правда? И не говори мне, что ты этого не заметил.

Адам глубоко вздохнул.

— Заметил.

Он начал спускаться по ступенькам, но вопрос Коула остановил его.

— Ну и каковы твои намерения на ее счет?

— Нет у меня никаких намерений, — буркнул Адам.

— Но она приехала сюда, чтобы выйти за тебя замуж, — настаивал Коул. — По крайней мере так сказала мама Роуз, и, когда она предложила устроить свадьбу в июне, Женевьев не возражала.

— Какая чушь! — пробормотал Адам.

— Я иду спать, — объявил Коул.

Трэвис шел следом за Адамом:

— Она действительно нам понравилась, Адам, — сказал Трэвис. — Тебе следует всерьез отнестись к идее мамы Роуз, и тогда, уверяю тебя, Женевьев тебе тоже понравится. Она с большим чувством юмора, а если бы ты слышал, как она поет! Женевьев — удивительная девушка. Если ты хорошенько приглядишься к ней перед тем, как принять решение, то ты…

— Я на ней не женюсь! — отрезал Адам.

— Разумеется, ты этого не сделаешь, если не захочешь, — мягко ответил Трэвис.

— Почему никто из вас не сказал мне, что она здесь? — недовольно проворчал Адам.

— А как мы могли тебе сообщить, если ты был на пастбище? — возразил Трэвис.

— У вас была неделя, чтобы меня найти.

— Ну почему ты в таком дурном настроении? Никто не собирается вести тебя к венцу под дулом пистолета.

— Я пошел спать.

Адам долго устраивался на узком матрасе. Он был слишком велик для этой постели, ногам не хватало места, повернуться на другой бок без риска оказаться на полу было почти невозможно.

Он сомневался, что вообще заснет в эту ночь— мысли о Женевьев не давали ему покоя. Адам лег на спину, закинул руки за голову и принялся обдумывать ситуацию, в которой неожиданно оказался. Вмешательство матери в его жизнь раздражало. Оно нарушило привычный уклад, выбило из колеи, спутало все планы. Разумеется, Женевьев не собирается выходить за него замуж только потому, что мама Роуз высказала ей такую идею. Сейчас другие времена, и большинство девушек сами выбирают себе спутников жизни, а сыновья ищут невест отнюдь не по указке матери. Естественно, и те, и другие прислушиваются к мнению родителей, но оно не является решающим.

Адам решил дать Женевьев понять, что о браке не может быть и речи. Да, именно так он и поступит. Он сядет с ней рядом, и у них будет долгий разговор. Он сообщит ей о своем давно принятом решении остаться холостяком и объяснит, что более неподходящего объекта для супружества, чем Адам Клейборн, не сыскать во всей Монтане.

В последнее время его братья редко наведывались в Роуз-Хилл, как и Мэри Роуз, у которой недавно появилась дочка. Мама Роуз большую часть времени проводила с новорожденной внучкой. Харрисон построил дом на окраине Блю-Белл, и теперь мама Роуз уединенной жизни на ранчо предпочитала городскую жизнь.

Адам не был отшельником. Просто жил размеренной, четко расписанной жизнью. Братьям это было не совсем по вкусу, и они часто упрекали его в том, что он губит свою молодость, что он раньше времени хочет превратиться в старика, но Адам не обращал внимания на все их замечания. Его вполне устраивал тот образ жизни, который он вел. У него на ферме всегда было по меньшей мере два десятка наемных работников, за чьей работой он наблюдал целыми днями, а одиночество на ферме по ночам его нисколько не тяготило. Напротив, оно ему нравилось. Когда Адам был моложе, он страстно мечтал посмотреть мир, но потом расстался с этой фантазией, пускаясь в путешествия по свету, из одного экзотического порта в другой, по страницам книг, которые читал запоем. Ему нравилась его жизнь, он был счастлив и снова будет счастлив, как только разберется с этими неожиданно возникшими обстоятельствами.

Поразмыслив, Адам пришел к выводу, что поговорить с Женевьев ему следует после вечеринки по случаю дня рождения мамы Роуз. Высказывать же все свои доводы ему нужно мягко, но при всем том держаться решительно, чтобы Женевьев поняла: он хорошо знает, чего хочет в жизни, и никто не свернет его с избранного пути. Так что ее надежды беспочвенны; она сама согласится, что Он прав. Он ни в коем случае не станет обижать девушку или ссориться с ней. Он вовсе не жесток, не коварен, не способен играть женским сердцем и получать удовольствие, видя чужие страдания, но сделает все необходимое, чтобы избежать опасности, которая над ним нависла.

Только бы во время их беседы Женевьев не разрыдалась и не впала в истерику. Независимо ни от чего он будет стоять на своем. Адам заснул уверенный, что в конце концов сумеет разобраться с Женевьев.

Она не собиралась сейчас выходить за него замуж, и, если бы осталась с ним наедине на несколько минут, она бы сказала ему об этом. Ей вообще не до замужества с теми бедами, которые на нее свалились, но она не станет пускаться в длинные объяснения с Адамом. Она просто скажет ему, что о браке не может быть и речи. А потом отправится своей дорогой.

До того как начались все ее сложности, Женевьев привлекала мысль стать женой Адама. Прочитав все его письма к маме Роуз, она даже мечтала о нем, но потом преподобный Эзекиел Джонс вошел в ее жизнь и все перевернул. Из-за своей собственной наивности и увлеченности она больше не считала себя вправе стать женой такого досточтимого человека, как Адам Клейборн.

Она надеялась, что когда-нибудь ее взгляды переменятся, сердце потянется к Адаму. Одному Богу известно, как бы ей этого хотелось.

Ей надо было поговорить с ним с глазу на глаз, их разговор должен остаться в секрете, но возможно ли это в Роуз-Хилл в эти праздничные дни, когда кругом столько народу! Двухэтажный дом трещал по швам от понаехавших сюда членов семьи с чадами и домочадцами. Адама постоянно окружали родственники и друзья, а также люди совершенно незнакомые, остановившиеся на ранчо пропустить стаканчик или поесть горячей похлебки, а то и просто перекинуться словом. Дом Клейборнов был открыт для всех.

Адам старался быть гостеприимным хозяином по отношению к Женевьев, но явно избегал ее. Всякий раз, когда она входила в комнату, где он находился, Адам старался выйти под каким-нибудь предлогом. Его манера поведения, его внезапное бегство обеспокоили бы ее, если бы она не догадалась по его осторожно брошенным на нее взглядам, что он испытывает неловкость при ней.

Время бежало быстро, и очень скоро ей предстоял отъезд. Она дала обещание и обязана его выполнить. Женевьев и так пробыла в Роуз-Хилле гораздо дольше, чем рассчитывала, и чувствовала себя ужасно виноватой перед всеми Клейборнами. Она явилась к ним под фальшивым предлогом, и всякий раз, когда Женевьев смотрела на дорогую маму Роуз, плечи девушки низко опускались под тяжестью лжи.

Клейборны слишком хорошо отнеслись к ней, и Женевьев стало совсем невыносимо. Они радушно приняли ее в своем доме — как родную. Мама Роуз без устали рассыпала ей похвалы. Какая Женевьев приятная, какая милая, какая душевная и какая порядочная девушка! Женевьев боялась даже подумать, что скажет мама Роуз, когда узнает всю правду.

Возможность поговорить с Адамом наедине представилась в день рождения мамы Роуз. Женевьев спускалась вниз по лестнице на первый этаж, а Адам именно в эту минуту входил в библиотеку и, слава Богу, был один. Она глубоко вздохнула, собираясь с духом, и поспешно двинулась за ним.

Но в библиотеку Женевьев попала только через два часа. Сначала ее перехватила Мэри Роуз. Сказав, что ей надо покормить и перепеленать дочку, она попросила Женевьев проследить, чтобы мужчины расставили столы для пикника как полагается. За прошедшую неделю Женевьев очень сблизилась с Мэри Роуз и была рада помочь молодой женщине. А через час Дуглас вручил ей десятимесячного Паркера, а сам отправился помогать устанавливать помост для оркестра, нанятого Трэвисом.

Паркер был совершенно очаровательный, и Женевьев с удовольствием занялась им. Обычно ребенок начинал капризничать, кричать, плакать и вырываться, как только кто-то из посторонних брал его на руки или когда незнакомые люди подходили к нему ближе чем на десять шагов. Дуглас и Изабель считали, что это от застенчивости. Но ко всеобщему удивлению, Женевьев он принял сразу, даже потянулся к ней ручонками, требуя немедленно взять его. Вот и сейчас он радостно улыбнулся. У Женевьев на шее были разноцветные бусы, и она не сомневалась, что как только Паркер доберется до них, он потянет их к себе в рот.