Нет, она была далека от ненависти. Она хотела ненавидеть его, она пыталась вызвать в себе это чувство. Но любовь всегда оказывалась сильнее, и она боялась этой любви больше, чем боялась его. Она боялась, что это чувство разрушит ее, унизит и без того уязвленную гордость.
— Нет, Дэн, я… — тщетно искала она слова оправдания.
Сжав губы, он молча покачал головой и с горечью произнес:
— Да, ты говорила о своей ненависти ко мне много раз. Но я не хотел в это верить. Однако…
— Но я не ненавижу тебя!
— Нет нужды отрицать это сейчас, Одри, только потому, что я, как ты считаешь, спас тебе жизнь. В конце концов, ты подверглась опасности из-за меня.
Опустошенная и измученная, она шагнула к нему, сжав виски пальцами.
— Если бы ты только захотел меня выслушать…
— Ты едва стоишь на ногах, — резко оборвал ее Дэн. — Пора тебе последовать совету Шона и отдохнуть.
— Нам обоим пора это сделать, — прошептала она, не двинувшись с места, давая тем самым понять, что не собирается ложиться одна.
Слегка поморщившись, он поднялся на ноги.
— Хорошо. Тогда ложись на этом диване: здесь теплее. А я пойду в спальню.
Обескураженная, Одри молча смотрела, как Дэн вышел, закрыв за собой дверь. Почему он ушел, оставив ее одну? Неужели он не простит ее? Одри чувствовала себя разбитой и несчастной. Но винить было некого. Во всем виновата она одна. Ей вспомнились брошенные ему в лицо слова: «Ты как-то сказал, что жаждешь только моего тела, так оно и будет, ты получишь только его! Никакого сочувствия и сострадания, если ты вдруг заболеешь, никакой помощи и поддержки, когда почувствуешь себя усталым и захочешь почувствовать рядом чье-то надежное плечо…»
Одри с трудом поборола в себе желание немедленно пойти к нему, броситься на шею с поцелуями и сказать, что ее слова не следует принимать всерьез. Но сейчас он, конечно, не захочет ни видеть, ни слышать ее.
Голова чуть ли не лопалась от тяжелых мыслей, Одри боялась, что не сможет даже задремать, но, вопреки ожиданиям, раздевшись и накрывшись одеялом, мгновенно уснула.
Проснувшись, она обнаружила, что Шон вернулся. Они с Дэном сидели перед камином и о чем-то разговаривали вполголоса, поедая приготовленные к пикнику припасы.
Вечерело, часы показывали, что она проспала два часа. Чувствуя себя посвежевшей и отдохнувшей, она быстро оделась и подошла к мужчинам.
Они оба посмотрели в ее сторону, и что-то в этих взглядах заставило ее насторожиться, сердце сначала тревожно замерло, а потом заколотилось с бешеной силой. Лицо Дэна было грустным и непроницаемым. Шон выглядел смущенным и встревоженным. Одри почувствовала, что надо попытаться разрядить обстановку. Хоть немного.
Дэн сидел на диване, стараясь случайно не задеть его, она осторожно села рядом. На малень-ком журнальном столике стояли открытые консервные банки с сардинами, лежали развернутые бутерброды.
— Можно? — Одри потянулась к толстому круглому ломтю хлеба.
Когда она попыталась подхватить пальцами кусок ветчины, Шон поднялся:
— Дать тебе вилку?
— Это же как будто пикник, — с наигранным весельем ответила она.
— Ну разумеется, — согласился Шон.
— Тогда я буду есть руками, как и вы.
Наступила долгая пауза, наконец Шон поинтересовался:
— Ну что, отдохнула?
— Давно не спала так крепко. А с лошадьми миссис Моуди все в порядке?
— Да. Я рассказал ей про ваши злоключения, она просила передать вам свои соболезнования. Приглашает к себе на обед… — Шон вдруг осекся.
Понимая, что что-то не так, Одри, набрав в легкие побольше воздуха, спокойно заявила:
— Очень мило с ее стороны. — И, повернувшись к Дэну, добавила: — Может, когда твоя рука заживет, Дэнни, мы действительно…
— Мы здесь не останемся, — резко оборвал ее Дэн. — По крайней мере, ты!
11
Словно острый нож вонзился в сердце молодой женщины. Значит, он решил отпустить ее. Итак, она победила, добилась того, чего хотела. Но почему тогда ей так хочется разрыдаться от отчаяния. Итак, их короткий брак почти что завершен.
Почему все же он отпускал ее? Не потому, что больше не хотел ее, в этом Одри была уверена, просто он, видимо, убедился, что она действительно его ненавидит.
— Дэн, я… — попыталась запротестовать Одри.
— Простите меня, — поднимаясь, извинился Шон. — Пойду взгляну, какая погода.
Как только дверь за ним затворилась, Дэн, глядя на Одри потемневшими глазами, сухо произнес:
— Поешь, соберешь свои вещи — и Шон доставит тебя в Олбани, а там посадит на самолет до Филадельфии.
Стараясь не выдать своего волнения и не расплакаться, она с усилием спросила:
— Очень любезно с его стороны. А что собираешься делать ты?
— Я еще побуду здесь день-другой. Вообще-то, если захочешь, Шон с удовольствием сопроводит тебя до самой Филадельфии.
— Это его предложение или твое? — вдруг вспылила Одри.
— Мое, — метнув на нее быстрый взгляд, коротко ответил Дэн.
— Отлично! — Зеленые глаза вспыхнули. — Как твоя жена, я могу сказать, что это самое оскорбительное предложение, которое я когда-либо получала! Ты что, считаешь, что женился на последней кретинке? Если бы я захотела вернуться в Филадельфию, то давно бы уже была там. Но я не хочу возвращаться ни в Филадельфию, ни в Англию. Так что я остаюсь здесь. Никакая сила не сдвинет меня с места!
На лице Дэна появилось холодное и жесткое выражение; черты его точно высеченного из камня лица застыли. Судя по всему, его нисколько не тронула пламенная речь Одри, и только легкое подергивание губ выдавало его волнение.
Выдержав небольшую паузу, Одри снова заговорила:
— Это ты настоял на свадебном путешествии. Это ты затащил меня сюда! А теперь хочешь ретироваться? Что ж, твое право, но только не забывай: место жены рядом с мужем, — решительно проговорила она и, намеренно провоцируя Дэна, добавила: — Даже если он ни на что не годен.
Через секунду щелкнул замок: это вернулся Шон Филдинг.
— Ну вот, погодные условия вполне благоприятны для полета, — бодро произнес он, однако Одри заметила, что взгляд его при этом был несколько растерянным.
— Я никуда не еду, — твердо заявила Одри, поднимаясь. И, словно извиняясь, добавила: — Боюсь, что мои сборы могут тебя надолго задержать.
Дэн язвительно улыбнулся.
— Пусть будет по-твоему, дорогая! Надеюсь, что ты не передумаешь, когда Шон будет уже далеко отсюда.
— Уверена, что этого не произойдет, — с легкостью произнесла Одри, несмотря на недвусмысленную угрозу, прозвучавшую в последних словах.
— Тогда, — Шон взял свою дорожную сумку, — я, пожалуй, покину вас.
Неожиданно испугавшись, Одри предложила:
— Может, останешься на ночь?
— Ну уж нет, — усмехнулся Шон. — Два человека — это компания, а трое — уже толпа. Особенно в медовый месяц. А вот когда вы вернетесь в Англию, с удовольствием навещу вас.
— Мы будем ждать, — с искренним энтузиазмом заверила его Одри. И, мысленно порадовавшись за Лесли, порывисто обняла Шона.
— Надеюсь, ты поможешь своему травмированному мужу подняться? — попросил Дэн, и в его взгляде она прочла задетое мужское самолюбие. Одри помогла ему встать. Он крепко пожал руку своему другу и похлопал его по плечу: — Приезжай как только представится возможность, мы будем очень рады тебя видеть, Шон.
Когда самолет Шона взлетел, Одри вдруг почувствовала, что ей стало зябко, она поняла, что не только вечерняя прохлада была тому причиной. Под холодной сдержанностью Дэна Одри угадала закипавшую ярость, и ее стала бить невольная дрожь: она знала, что впереди ее ждет жестокая расплата за неповиновение.
Чувствуя, что она дрожит, Дэн с деланным беспокойством поинтересовался:
— Тебе что, холодно? Пойдем-ка в дом, посмотрим, как нам тебя согреть.
Она испуганно взглянула на него. Его лицо ничего не выражало, глаза были в задумчивости прикрыты, но блеск, пробивавшийся из-под густых ресниц, предупреждал о надвигавшейся буре.