Еще в 1815 году Аракчеев предложил протоиерею Грузинского собора Федору Малиновскому написать об истории и о достопримечательностях Грузина. Тот с охотой взялся за этот необычный труд. В следующем, 1816 году он был закончен и тогда же напечатан в журнале «Сын Отечества» под названием «Историческое описание о селе Грузине», а впоследствии вышел и отдельной книжкой. Возведенные в Грузине постройки сравнивались с чудесами Древнего мира, с висячими садами Семирамиды. Генерал-майор А. Писарев, организовавший печатание данного труда, писал Аракчееву: «Таковое сочинение любопытно было бы для каждого русского и для самих чужестранцев, которые полагают, что мы в снегах рождаемся и умираем, не зря красот природы и ея изящности».
Позднее Аракчеев велел сделать литографические картинки с видами села, которые потом раздаривал в Петербурге среди сановников. Те с воодушевлением принимали этот дар, видя в нем признак благоволения к себе со стороны могущественного временщика. «Я имел честь получить прекрасные виды Грузина, которые ваше сиятельство изволили мне прислать и не могу их не принять как особый знак вашего ко мне, милостивый государь, благорасположения, принося за оные чувствительнейшую мою благодарность», — радостно писал графу 30 марта 1824 года Е. Ф. Канкрин, менее года назад ставший министром финансов вместо Д. А. Гурьева.
Подобно тому, как восхвалялись военные поселения, славилось столичными сановниками и аракчеевское имение Грузино. В столице ходил даже слух, что временщик устроил в Грузине порядки, при которых крестьяне сами себя судят, да так, что граф вынужден приставлять к ним своего человека для сдерживания их строгости.
«Ваше Грузино так прельстило меня, — сообщал Аракчееву 2 декабря 1818 года А. Ф. Малиновский, — что удаляясь оттуда по берегу Волхова, я написал карандашом стихи, которые не иначе могу писать, как по влечению чувств». Другой современник Аракчеева высказался о Грузине еще более возвышенно: «Господа наши восхищаются благоденствием иноземных поселян, красотою их сел и порядком домоводства; их же собственные крестьяне, утомленные работами, истощенные оброками, покрытые рубищем, в дымных, нечистых избах, кажутся им непохожими на людей. Дабы иметь понятие, как может быть счастлив русский поселянин, пусть они наедут в Грузино, там вникнут во все подробности хозяйственных заведений. Восхищаясь картинами правильного житья крестьян, они уверятся, что и в России села могут быть красивы, а поселяне счастливы, когда помещик решается быть их отцом». Некто Юшин, побывавший в мае 1824 года в Грузине, писал графу в письме от 21-го числа указанного месяца: «Я теперь счастливым себя почитаю, что имею живое понятие о том месте, где на всяком шагу — истинно Русский — встречая полезное с приятным, должен с восторгом любоваться, научаясь тому примерному устройству и порядку, который привлекает уже любопытство и просвещенных иноземцев».
Восхищался Грузиным и сам государь император, который почти каждый год приезжал отдохнуть в это, пожалуй, самое необычное во всей тогдашней России место.
Единственные люди, которые испытывали недовольство заведенными в Грузине порядками, были грузинские крестьяне. Свое неприятие «аракчеевщины» они выражали по-разному: кто тихим ропотом, кто руганью в адрес хозяина, а кто и побегами. Бежали в леса, поля, куда угодно, лишь бы скрыться от графа-благодетеля. Бежали не только теплым летом, но и студеною зимою, готовые скорее замерзнуть, чем жить под Аракчеевым.
А происходило все это оттого, что благодеяния свои в отношении крестьян Алексей Андреевич совершал таким образом, что они на деле переставали быть благодеяниями и превращались в сплошное насилие над естественным течением крестьянской жизни. Он стремился переселить крестьян в новые дома, желал, чтобы жили крестьяне в чистоте и комфорте, и это было, несомненно, благим намерением, но как оно осуществлялось? Дома получались красивыми снаружи, да мало приспособленными для житья-бытья внутри, особенно зимой. Ко всему прочему проживание в них граф обставлял таким множеством различных правил, что вместо жизни выходила вечная служба.
В 1821 году Аракчеев самолично составил «Правила хозяевам о содержании домов, вновь построенных в селе Грузине». «Всякий хозяин дому, — говорилось в них, — обязан содержать оный в том точно положении и исправности, в каковых первоначально принят им по печатной описи. Для чего необходимо нужно соблюдать нижеследующие правила: 1) Через каждые три года, считая с сего 1821 года, хозяин должен на свой счет выкрасить за один раз красной краской, на вареном постном масле, железные крыши на дому и на крыльцах… Оное крашение крыш должно быть сделано в мае и июне месяцах. 2) Ежели случится, что крыша будет иметь течь или попорчена сильным ветром, то немедленно должен исправить, наняв для онаго кузнеца». В таком духе излагались и другие правила для крестьян. Ради сохранения чистоты в деревнях граф запрещал там держать свиней. Запрет сей формулировался в специальном приказе, изданном 17 ноября 1815 года на имя грузинского головы Ивана Дмитриева. В данном документе хорошо раскрывается аракчеевский характер. Во всяком случае трудно найти другой пример, где бы столь ярко проявил граф свою способность серьезно относиться к самым несерьезным вещам. Вот текст приказа Аракчеева о свиньях:
«1) Усмотрено мною в прошедшую осень, что после запрещения моего содержутся свиньи в ближних деревнях к Грузину. Почему сим письменным приказом запрещаю иметь крестьянам свиней в деревнях: Грузино, Хотитове, Мотылье, Модне, Новой деревне, Графской слободе, Вые и Переходе. 2) Во всех оных деревнях свиней перевесть и не иметь оных к 1-му апреля 1816 г. 3) Если после онаго числа у кого окажутся в оных деревнях свиньи, то оных взять в гошпиталь, а хозяина и хозяйку записать в книгу, дабы их будущим летом можно было взять в сад на работу, на месяц. 4) Если кто в оных деревнях торгует оными и будет просить позволения держать свиней с тем правилом, что оне никогда не будут ходить не только в поле, но ниже на улице, а будут всегда содержаться на дворе, таковым выдать для содержания билеты, за твоею подписью. 5) Если у такого крестьянина оныя выйдут на улицу, то всегда оных брать в гошпиталь».
Поскольку зашла речь о госпитале, заметим, что и здесь обыкновенным излечением больного дело не кончалось. Граф завел порядок, по которому каждый вышедший из госпиталя крестьянин должен был идти в Грузинский собор. В январе 1818 года им был отдан следующий приказ церковному старосте и смотрителю госпиталя Егору Павлову: «Поставляю отныне навсегда непременным правилом наблюдать тебе, чтоб все выздоровевшие от болезней в гошпитале крестьяне не иначе были из онаго отпускаемы в свои дома, как возблагодарив в соборе за исцеление от болезни всех благ подателя Бога, и по нем святого апостола Андрея Первозванного, и приложась к его святой иконе. Которое правило, написанное особо, иметь в рамке в госпитале для сведения всех больных, коим и прочитывать оное самому себе или лекарскому ученику».
Военизированный характер устройства Грузинской вотчины был настолько ярко выражен, что бросался в глаза даже тем ее посетителям, которые склонны были всецело восхищаться здешними порядками. Ф. В. Булгарин, посетивший в 1824 году графа Аракчеева в его имении, был до глубины души тронут радушным приемом. «Кушанье было отличное, вина превосходные, десерт богатый, и хозяин находился в хорошем расположении духа, был разговорчив и любезен, — вспоминал он об этом посещении Грузина. — Радушие с гостем — отличительная черта русского характера, и я ссылаюсь на всех, бывавших в доме графа А. А. Аракчеева, что невозможно быть гостеприимнее его и любезнее, когда он принимал человека не как начальник, а как хозяин в доме». Естественно, что при таком приеме в Грузине Фаддей Венедиктович смотрел на все встреченное здесь с непроизвольным умилением. Тем ценней для нас сделанные им при описании увиденного признания:
«Грузинский Английский сад бесподобен; он лежит вокруг горы, на которой построена усадьба. Сад вмещает в себя пруды, беседки, павильоны и прелестные рощи. Цветов множество, растительность богатая… Меня удивило, что в саду нет ни одного сторожа. Но воспитанник графа захлопал в ладоши — и в разных местах показались сторожа. Будки для них устроены в ямах и закрыты кустами. Это что-то необыкновенное! Осмотрев чугунный портик, под которым стоит Лик Андрея Первозванного, мы зашли в церковь, подивились ее великолепию и полюбовались памятником работы знаменитого Мартоса. Ризница богата драгоценною старинною утварью. Отсюда мы прошли в деревню или на село. Улицы выметены; дома прекрасные и выстроены в линию; в домах такая чистота, как в самых лучших казармах. В одном крестьянском доме нас поподчивали сотами. Крестьянский хлеб превосходный. Крестьяне показались мне зажиточными. Потом осмотрели мы инвалидный дом и госпиталь. Инвалиды одеты в форму, бывшую при Императоре Павле Петровиче. Везде удивительная чистота, порядок, дисциплина, все на военнуюногу. Окрестные поля возделаны превосходно» (курсив мой. — В. Т.).
