Спустя два года газета «Санкт-Петербургские Ведомости» в номере за 8 июля 1799 года объявляла о продаже генерал-лейтенантом Аракчеевым «углового дома у Мойки, подле экзерциргауза» [121].
Прибегая к услугам наследника престола тогда, когда ему хотелось что-либо иметь от Павла — материальные блага или, что было чаще, просто доброе расположение, — Аракчеев в свою очередь также помогал Александру выглядеть в глазах императора в более выгодном свете. Павел был страстно увлечен парадами. Удачно выполненные строевые приемы, красивая выправка солдат и офицеров и т. п. делали Его Величество по-настоящему счастливым на целые сутки, а то и на двое. Но, с другой стороны, стоило кому-либо совершить на параде ошибку, как император приходил в неописуемый гнев. На головы командиров, чьи подчиненные показывали слабую строевую подготовку или выправку, обрушивались всяческие оскорбления.
Александр, командовавший батальоном лейб-гвардии Семеновского полка, очень боялся попасть на язык разгневанного императора. Вместе с тем великий князь и сам, полюбив парады, пусть и не так страстно, как его отец, искренно огорчался всякий раз, когда вверенные ему войска маршировали недостаточно красиво. Но чтобы получалось красиво, надо было много муштровать. А муштра — это было царство Аракчеева, здесь он был царь и бог. И как было не воспользоваться его услугами молодому, неопытному командиру, каковым являлся великий князь Александр?!
Обращения наследника престола к Аракчееву временами походили на мольбы о помощи. «Прости мне, друг мой, что я тебя беспокою, но я молод, и мне нужны весьма еще советы, итак я надеюсь, что ты ими меня не оставишь». «Прощай, друг мой! Не забывай старых друзей. Но смотри, ради Бога, за Семеновскими». «Теперь, друг мой, у меня есть просьба до тебя. Пожалуй, пиши ко мне, каковы бывают мои разводы и ученья и в чем ошибки и неисправности состоят? Я слышал, что Голицын не умел сделать каре. Я об оном уже писал Корсакову, чтобы впредь сего не случалось. Отпиши мне о сем приключении и пожалуй впредь муштруй их хорошенько в ученьях, чем ты крайне обяжешь того, который на весь век свой останется твоим истинным другом и который желает нетерпеливо, чтобы ты приехал в Павловское». «…Еще я могу тебе попреку сделать в том, что ты не отвечал на мой вопрос касательно до ошибки в строении каре. Я признаюсь тебе, что похвала, которую ты делаешь о моем полку, походит немного на критику. Итак, по дружбе, прошу тебя, объясни мне подробнее о недостатках и неисправностях. Завтра у нас маневр. Бог знает, как пойдет?!.. Ты говоришь, друг мой, что от меня зависит приезд твой в Павловское. Если так, то приезжай неотменно как можно скорее. Пребываю навек тебе верным другом».
Занятия Аракчеева с вверенными Александру гвардейцами-семеновцами приносили свои плоды. Алексей Андреевич спешил сообщить об их успехах цесаревичу. «А в отставку уже, батюшка, я за вас пойду, — заявлял он Его Высочеству в письме от 11 августа 1797 года, — ибо вам нельзя, потому что Семеновский полк очень хорош и как вчерась учился ваш батальон, то я никогда и ничего лучше не видывал, а что сегодня будет, то об этом завтра узнаете… Ну уж батальон ваш на славу прекрасен. Я, батюшка, замучился с артиллериею, ибо очень дурно и худо идет. Более ничего не имею, как только целуя ваши обе ручки, остаюсь на всю жизнь вернейший ваш верноподданный барон Аракчеев».
После того, как 18 марта 1798 года Аракчеев был по причине своей болезни отставлен императором Павлом от службы, великий князь Александр какое-то время не писал ему писем. Алексей Андреевич в это время поправлял свое здоровье в доме своей матери в Курганах. 7 мая Александр, пребывавший на Валдае, обратился к нему с посланием, в котором повинился в этом своем молчании: «Любезный друг, Алексей Андреевич! Подъезжая к Вышнему Волочку, душевно бы желал тебя увидеть и сказать тебе изустно, что я такой же тебе верный друг, как и прежде. Признаюсь, однако же, что я виноват пред тобою и что давно к тебе не писал; но ей Богу от того произошло, что я не имел минуты для себя времени, и я надеюсь, что ты довольно меня коротко знаешь, чтобы мог усомниться на минуту обо мне. Если же ты сие сделал, то по чести согрешил и крайне меня обидел, но я надеюсь, что сего не было. Прощай, друг мой! Не забудь меня и пиши ко мне: чем ты меня крайне одолжишь. Так же поболее смотри за своим здоровьем, которое, я надеюсь, поправится, по крайней мере желаю онаго от всего сердца и остаюсь на век твой верный друг Александр».
***
Удаление Аракчеева со службы, объявленное высочайшим приказом 1 октября 1799 года, лишило его связь с наследником престола прежнего делового содержания. Во всяком случае, сохранение дружеских уз отныне давало явную выгоду только одной стороне — изгнаннику. Алексей Андреевич мог получить от Александра Павловича определенное содействие при возвращении на службу. Но какую выгоду имел от опального генерал-лейтенанта наследник престола? Чем мог быть полезен ему новгородский помещик? Казалось, дружбе Аракчеева с Александром должен был 1 октября прийти конец. Но произошло обратное. Александр не порвал с Аракчеевым после его позорной отставки, а постарался убедить Алексея Андреевича в том, что относится к нему по-прежнему. «Я надеюсь, друг мой, — писал наследник престола из Гатчины в Грузино 15 октября 1799 года, — что мне нужды нет при сем несчастном случае возобновить уверение о моей непрестанной дружбе; ты имеешь довольно опытов об оной, и я уверен, что ты об ней и не сомневаешься. Поверь, что она никогда не переменится».
Александр часто говорил пустые, ничего не значащие слова, но в данном случае уверения его были, как показали дальнейшие события, вполне искренними. Он сохранял дружбу с опальным Аракчеевым до конца правления Павла и не переменился в отношениях с ним после того, как стал императором.
По записям, содержащимся в камер-фурьерском журнале, видно, что Аракчеев многократно посещал Петербург и Александра в первые два года его царствования. Если в 1801 году Его Величество приглашал своего незадачливого друга отобедать с ним лишь однажды, то в 1802 году — уже восемь раз. В 1803 году Аракчеев обедал с императором сорок девять раз.
В 1802 году император Александр учредил «Комиссию для составления примерных новых штатов артиллерии». В нее не был приглашен тогдашний инспектор всей артиллерии и командир гвардейского артиллерийского батальона генерал-лейтенант А. И. Корсаков. Но пребывавшего в отставке генерал-лейтенанта Аракчеева Его Величество счел необходимым включить в ее состав. Алексей Андреевич присутствовал и в ряде лиц, подписавших проект, разработанный данной комиссией к весне 1803 года. И что любопытно, он был назван в этом списке «отставным генерал-лейтенантом графом Аракчеевым».
Однако приглашая Аракчеева к себе и оказывая ему свое благорасположение, молодой император целых два года после своего восшествия на престол не звал его на службу. Почему? Ответ на сей вопрос невозможно найти в самом Александре, в дебрях его взаимоотношений с Аракчеевым. Факт приглашения Александром на обед того или иного сановника всегда служил явным признаком личного благорасположения Его Величества к нему. А число таких приглашений довольно точно отражало степень данного благорасположения. В тех обстоятельствах, при которых Александр вступил на престол, он очень нуждался в таких людях, как Аракчеев. «Всего 23-х лет от роду, без опытности, без руководства, Александр очутился в среде губителей отца своего, которые рассчитывали управлять им, — писала в своих мемуарах графиня Эделинг. — …Он должен был скрывать свои чувства от всех его окружающих. Нередко запирался он в отдаленном покое и там, предаваясь скорби, испускал глухие стоны, сопровождаемые потоками слез». С помощью Аракчеева молодой император мог быстро поставить окружавших его сановников на подобающее им место. Аракчеев умел унижать и был в состоянии принизить кого угодно. И тем не менее Александр не воспользовался в трудной для себя ситуации услугами этого человека, а выбрал иной путь упрочения своей власти — более тонкий, более скрытый, более долгий.
