Ну а если автор прав и документ называется «Капитуляцией»? Но, судя по содержанию, в нем говорится совсем не о капитуляции (то есть о полном прекращении военных действий с условием сдачи противника в плен и сложения им оружия), а именно о перемирии, понимаемом как временное прекращение огня на определенных сторонами условиях. Даже приведенная автором цитата из донесения Мюрата Наполеону говорит как раз о перемирии: «Мне объявили, что прибыл господин Винценгероде. Я принял его. Он предложил, что его войска капитулируют. Я посчитал необходимым принять его предложение, если Ваше величество их утвердит. Вот его условия: я соглашаюсь, что не буду больше преследовать русскую армию при условии, что она тотчас же покинет по этапам земли Австрийской монархии. Войска останутся на тех же местах до того, как Ваше величество примет эти условия. В противном случае за четыре часа мы должны будем предупредить неприятеля о разрыве соглашения». О. В. Соколов заключает: «Таким образом, Мюрат согласился не на перемирие, а на капитуляцию русских войск»3". Но выделенное выше (как и весь текст соглашения) — не есть условие капитуляции! Согласно подписанным условиям русские войска не сдавались, а поэтапно отходили с территории Австрии! О «капитуляции» на таких условиях Макк мог бы только мечтать — получив подобную бумагу, он бы попросту отошел из Ульма, а не складывал бы оружие и не отдавал бы без боя знамена своих полков. Вообще, в изложении автором шёнграбенской истории есть некий «разоблачительный» момент. Автор пишет о том, что якобы «под пером русских историков» Шенграбенское сражение превратилось «из героического эпизода в некую фантасмагорическую битву, где горсть героев косит ужасающими ударами несметные полчища неприятелей», и приводит в качестве иллюстрации цитату из «Писем русского офицера» Федора Глинки, который среди историков не числится. И далее, изложив историю появления «капитуляции», автор пишет, что вся идея была задумана Багратионом, «которому необходимо было любой ценой ввести в заблуждение Мюрата. Да, действительно, Мюрат попался на хитрость, подобно той, которую он и Ланн применили, чтобы провести австрийцев. Однако Багратиону пришлось пойти дальше, чем французским маршалам. На предложение перемирия Мюрата не удалось купить». Поэтому был послан Винценгероде, который и предложил капитуляцию, от которой «у пылкого гасконца от торжества тщеславия атрофировался разум». Получается, что Багратион поступил с Мюратом еще более низко, чем Мюрат и Ланн с князем Ауерсбергом в Вене, — он обещал сложить оружие, а сам обманул Мюрата. Никаких оснований для подобного утверждения у нас нет. Во-первых, инициатором переговоров о перемирии с Мюратом был сам Кутузов, пославший Винценгероде и Долгорукова, а во-вторых, само по себе предложение перемирия не было обманом — в отличие от выходки Мюрата и Ланна.
Вероятно, в момент подписания перемирия Мюрат с Беллиаром были довольны произошедшим и ждали ответа от Кутузова, который в этой ситуации должен был утвердить соглашение. Но радость их оказалась недолгой. Кутузов не отвечал на предложения о перемирии двадцать часов, то есть почти сутки, и за это время успел увести армию на два перехода от Цнайма. Наполеон же, получив в Вене для утверждения плод дипломатического искусства Мюрата, пришел в бешенство. Он понял, что Кутузов провел его маршала-простака, и соблюдать условия перемирия — то есть стоять на месте — не будет, а постарается уйти как можно дальше. И. Бутовский, офицер Московского полка, шедшего в хвосте колонны, вспоминал тот тревожный вечер: «Мы простояли так, не сходя с места около двух часов, огней разводить не дозволяли. Наконец, показался перед фронтом Кутузов и к удивлению скомандовал в полголоса всем войскам налево кругом, с поворотом мы стали лицом к наступающему неприятелю, и Московский полк превратился в авангард». Но это перестроение не предполагало начала наступления, просто русскому командованию стал известен более короткий путь, уводивший от опасного отрезка дороги у Шёнграбена. Пройдя две версты по дороге на Креме, уже в сгустившихся сумерках, армия вдруг свернула вправо и пошла по узкой тропинке через овраги, ручьи, перелески. Запрещалось шуметь, дорогу освещали какими-то особыми «потаенными фонарями». «Часа за три до рассвета, — писал Бутовский, — стали подниматься на высоту, где открылась обширная площадь, тут немцы указали нам Голлабрун и Шёнграбен, окруженные французскими бивачными огнями на расстоянии от нас около пятнадцати верст». Только заведя армию за вершину покатой горы, солдатам разрешили отдохнуть, развести огни, «которые не могли быть видимы неприятелю». Сидя в безопасности у костров, солдаты и офицеры говорили о тех своих товарищах, которые остались там, где сияют бивачные огни французской армии: «И не было в рядах ни одного солдата, который не молил бы Бога о его (Багратиона. — Е. А.) спасении»31.
Примерно в это время император французов писал Мюрату: «Не могу подыскать выражений, чтобы выразить вам свое неудовольствие. Вы начальствуете только моим авангардом и не имеете права заключать перемирия без моего приказания. Немедленно уничтожьте перемирие и атакуйте противника». Не доверяя до конца дело Мюрату, Наполеон сам сел в карету и помчался в Голлабрюн. Выволочку получил и затянувший с переправой через Дунай Бернадот, который должен был уже давно идти по кремсской дороге вслед за русской армией.
Получив гневное письмо Наполеона вечером 4 ноября, Мюрат объявил Багратиону о прекращении перемирия и, не дожидаясь условленных четырех часов, начал обстрел, а потом атаку его позиций. Между тем Багратион все-таки рассчитывал еще на четыре часа жизни. Численное преимущество было на стороне французов; кроме удара непосредственно на дороге через Шёнграбен, они стремились охватить русских слева и справа. Багратион потом писал, что «главная цель его (неприятеля. — Е. А.) была отрезать меня от армии… и истребить вовсе». Уточним: главной целью французов было все же стремление догнать армию Кутузова, а для этого нужно было сбить с дороги препятствие в виде шеститысячного отряда Багратиона. Но это оказалось непросто. Во-первых, удар во фронт сразу не удался, так как артиллеристы Багратиона зажгли Шёнграбен и двигаться среди горящих домов французам Удино было невозможно — могли загореться и взорваться патронные и зарядные ящики. Так удалось задержать французов хотя бы на два часа. Во-вторых, попытка обойти Багратиона справа натолкнулась на успешное сопротивление егерей бригады К. К. Уланиуса. Но французы напирали («неприятель теснил его, и теснил крепко»), Багратиону пришлось начать отходить по дороге, постоянно останавливаясь и отражая нападения конницы Мюрата и пехоты Сульта и Ланна. В какой-то момент, когда французам удалось охватить огненным кольцом идущие слева от дороги полки, Багратион решил пожертвовать частью своих войск — подобно тому, как пожертвовал его отрядом Кутузов: «…ретируясь назад по дороге, оставлен был при вышеписанной дороге баталион Новгородского полка и 6-го егерского полка баталион же для вспомоществования левому флангу, которой был уже со всех сторон окружен неприятелем». В окружение попал генерал-майор Селехов, который, «преодолев все неудобства, приказал по-прежнему отступать назад побаталионно и, несмотря на превосходство неприятеля, принудил его штыками и выстрелами очистить себе дорогу». Так было написано в рапорте Багратиона Кутузову. Ермолов, очевидец происшедшего, описывает не столь героическое поведение Селехова. Воспользовавшись временным затишьем, генерал послал солдат за дровами и водой, намереваясь «сварить каш» своему оголодавшему воинству. Но французы внезапно возобновили наступление, и Селехов, вместо того чтобы отступать, напрасно ждал ушедших в ближайший лес солдат. В итоге он попал в окружение, его полки храбро сопротивлялись, но были разбиты, потеряли знамя и все пушки. «Причиной столь чувствительной потери, — писал Ермолов, — было невежество в ремесле своем генерал-майора Селехова». Дело исправил майор 2-го батальона Киевского гренадерского полка Экономов. Он сумел оказать сопротивление неприятелю, что и позволило остаткам левого фланга ретироваться с поля боя в порядке и затем соединиться с Багратионом, который (как он сам писал в рапорте) не имел «о нем никакого известия»40. Так же и Кутузов долго не знал о судьбе Багратиона. Он писал потом царю, что отряд князя Багратиона был оставлен «на неминуемую гибель для спасения армии». И правда — за этот героический марш Багратион дорого заплатил: почти половина его отряда — от двух до трех тысяч человек — была убита и ранена, причем большинство раненых оставили лежать и умирать в темноте и холоде на грязной проселочной дороге — таковы были тогдашние суровые законы войны. Были брошены также почти все орудия. Тем временем спустилась ночь, и прибывший к месту сражения Наполеон дал войскам приказ остановиться.
