— Там, где должен быть ты, — весело отрезала она, — здесь, в Австралии, и прекрасно провожу время.

— Ты работаешь на меня.

— Больше нет, я увольняюсь. Даррелл сделал мне предложение. Мы решили остаться и немного помочь Пете. Маркус, я умею доить коров!

— Пета никогда не позволит тебе даже приблизиться к ним! — Он не мог поверить ее словам. — И ты должна быть здесь!

— Нет, я должна быть здесь. Никто здесь не пялится на лицо Даррелла, покрытое шрамами, а дойка у него получается лучше, чем у меня. Пета сказала, что мы можем полностью переделать розовый домик и жить там столько, сколько захотим. У нас обоих есть сбережения, а у Даррелла — военная пенсия. Мы очень богаты, не имея при этом ничего — ничего, кроме друг друга.

Воцарилась тишина. Маркус опустился на стул, внезапно почувствовав слабость в ногах.

— Ты знаешь, что я просил Пету выйти за меня замуж? — спросил он наконец. — По-настоящему.

— Ты попросил ее навещать тебя в Нью-Йорке. Навещать, как будто она простая гостья. Жена на короткое время, если оно у тебя еще найдется. А еще ты сказал ей, что будешь приезжать сюда на пару недель в году. Что это за брак?

— Если бы она любила меня...

— Это все твой страх, — резко сказала Руби, — я никогда тебе этого не говорила раньше, потому, что была такой же, как ты. Боялась жизни до смерти. Ты прекрасно знаешь, что Пета никогда не примет твое предложение. Конечно, она любит тебя, но ты ее не любишь. Ты — одиночка. Твое предложение Пете выйти замуж не более чем насмешка.

— Руби...

Он остался один со своей корпорацией, своим состоянием, положением в обществе и черным мрамором в ванной.

Прошло три месяца, но бумаги о разводе так и не были подготовлены. Надо самой что-то предпринять, убеждала себя Пета, но каждый раз, когда она делала попытку, Руби останавливала ее.

Но однажды утром Пета не выдержала. Она проснулась и обнаружила, что Руби и Даррелл уже отправились на дойку. Гарри готовил себе завтрак, перемешивая кукурузные хлопья с остатками шоколадного торта, который Руби испекла накануне.

— Гарри, ты не будешь возражать, если я ненадолго слетаю в Нью-Йорк? — спросила она.

— Чтобы привезти Маркуса?

Она глубоко вздохнула.

— Кто-то же должен это сделать.

— Руби говорит, что мы должны ждать, пока он поумнеет.

— Я ждала достаточно долго.

Гарри подумал еще немного, а потом кивнул:

— Ладно, езжай. Даррелл и Руби присмотрят за мной. Как ты думаешь, Маркус приедет?

— Надеюсь на это.

— Скажи, что сейчас готовит Руби и ему не придется есть твои сосиски.

— Если он любит меня, то будет их есть.

— Даже Тед не любит твои сосиски, — заметил Гарри. — Желаю удачи.

Маркус вышел из зала заседаний и увидел своего шофера. Это было необычно, потому что, как правило, Роберт встречал его на улице, но еще более необычным было его сообщение:

— Кто-то ждет вас на пожарной лестнице.

— Что значит — кто-то ждет меня на пожарной лестнице? — требовательно спросил Маркус.

— То и значит. Кто-то с ланчем, — улыбнулся Роберт, и сердце Маркуса сжалось.

Пета. Конечно, это была она.

Пета сидела на пожарной лестнице на том же месте, где он впервые встретил ее, только теперь на безопасном расстоянии от двери. Она была в старых шортах, выцветшей футболке и сандалиях. В руках у нее был пакет с рогаликами, а рядом стояли два стакана с напитками.

— Привет, — сказала она и протянула ему пакет, — хочешь рогалик?

— Пета, — тихо сказал он, и она улыбнулась.

— Верно. Ты помнишь меня?

Помнит ли он ее? Все, что он хотел сейчас, — это броситься к ней, чтобы обнять ее, прямо сейчас. Но выражение ее лица говорило, что лучше этого не делать.

— Что ты здесь делаешь? — поинтересовался он.

— Я подумала, что мы могли бы начать все сначала. — Она откусила кусок рогалика. — Наверное, с самого начала все было неправильно. Ты спас меня, и я очень тебе благодарна. Однако отношения не могут строиться лишь на благодарности. Но мне одиноко. И я подумала, что если мне одиноко, то тебе наверняка еще хуже, вот и приехала, чтобы посмотреть, можем ли мы стать друзьями.

— Друзьями? Я не знаю, смогу ли я быть твоим другом.

— Любому человеку нужен друг, — сказала Пета и занялась своим завтраком, как будто он был сейчас важнее всего.

— Пета...

— Я люблю тебя, и ты об этом знаешь, — перебила она его. — Тогда ты спас меня, а теперь я хочу попытаться спасти тебя, избавить тебя от жизни среди черного мрамора, если ты, конечно, не против. Но ты должен сам решить. А теперь... скажи мне, если я тебя задерживаю. Роберт предупредил меня, что ты очень занят.

— Я всегда занят.

— Послушай, вот этого я никак не могу понять, — сказала она, сосредоточенно облизывая пальцы от остатков желе, — ты же миллиардер, а занят тем, что зарабатываешь деньги. Зачем? Чтобы купить еще больше мрамора?

— Нет.

— Тогда что еще ты хочешь купить?

Что он хочет купить?

— Новую кровать для твоей веранды, — сказал Маркус осторожно, — большую кровать.

— Вот теперь ты говоришь дело, — Пета просияла. — Что еще?

— Наверно, самолет, чтобы я мог регулярно летать.

— Чтобы прилетать домой на выходные?

— Домой?

— Дом — это там, где буду я, Маркус, — мягко сказала она. — Я люблю тебя, люблю тебя. Руби говорит, что мне надо молчать об этом, но я не могу. Я люблю тебя так сильно, что не могу принять твое предложение о паре недель в году и нескольких выходных, проведенных вместе здесь. Я просто сойду с ума.

— Я не могу...

— Я знаю. Ты не можешь пойти на это. Поэтому я здесь, но не навсегда, лишь ненадолго. Только для того, чтобы посмотреть, есть ли хоть какая-то надежда для нас. — Пета встала со ступенек, сминая пустой пакет и глядя на него с печальной улыбкой. — Вот и весь ланч. У тебя много дел и много мест, куда ты должен попасть. Увидимся завтра.

Сказать, что Маркус был совершенно сбит с толку, значит не сказать ничего. Он протянул руки, чтобы прижать ее к себе, но она быстро отступила назад.

— В то же время, на том же месте? — спросила Пета. — Рогалики подойдут?

Это был очень, очень длинный день.

У Маркуса было назначено совещание после обеда, но он отменил его. Он не мог ни о чем думать, кроме Петы. Пета в своей поношенной одежде, ее прекрасные глаза, ее голос...

Во второй половине дня Маркус покинул свой кабинет и отправился в Центральный парк. Он шел, не думая о том, куда идет, не думая ни о чем, кроме Петы.

Я люблю тебя, люблю тебя.

Ведь это так просто — сделать шаг...

Он знал, что она предлагала ему — целый мир.

Где же Пета может быть?

Вернувшись в офис, он поручил своим людям обзвонить все гостиницы Нью-Йорка.

Петы нигде не было.

Он приехал в дом Руби, а потом в квартиру Даррелла — везде было закрыто.

Оставалось только ждать.

Она сидела на пожарной лестнице и ждала. Честно сказать, она чувствовала себя невероятно глупо. Что она здесь делает? Сидит на пожарной лестнице с пакетом рогаликов и ждет, что нью-йоркский миллиардер придет и разделит с ней ее убогую трапезу?

Двенадцать, двенадцать тридцать, он опаздывал.

Дверь открылась, и появился Маркус. Он, наверно, только что с какого-нибудь совещания, в красивом костюме от Армани, в том самом, который был на нем в их первую встречу.

В руках у него портфель и пакет из магазина.

— Добрый день, — серьезно сказал Маркус, и она нерешительно улыбнулась ему.

— Привет.

— Опять рогалики?

— Я люблю рогалики.

— Могу я присесть?

— Конечно, — она подвинулась на ступеньке, мимоходом взглянув на него, — будь моим гостем.

Маркус сел и открыл портфель.

— Я принес свой вклад. Надеюсь, ничего не пролилось. Сэм уверил меня, что контейнеры надежные.