– В мое отсутствие Фридрих побудет с тобой, сын, – сообщил Карл. – Он хороший и преданный слуга…
«Преданный тебе, отец, но не мне», – мысленно уточнил Дипольд.
– …непревзойденный воин и умудренный жизненным опытом муж.
– Но зачем? – насупился пфальцграф. – Зачем мне твой Фридрих? Если потребуется, я смогу защитить себя сам.
– Не всегда, – покачал головой Карл. – Не от всякого врага.
– Я смогу… – упрямо заявил Дипольд.
– И все же тебе может понадобиться совет Фридриха и…
– И?
– И его присмотр.
Ах, вот оно что! Пфальцграф выдохнул сквозь сжатые зубы:
– А я полагал, что не сегодня-завтра отправлюсь к себе в Гейн.
– Нет, Дипольд, до моего возвращения ты останешься здесь. Твой Гейнский замок подождет.
– Понятно…
Все ему теперь было понятно. После одного заключения – другое. Мягкое, ненавязчивое, почетное, без подземелий, клеток и цепей, но от того не менее горькое. Кажется, отец всерьез опасался предоставлять вернувшегося из плена «иного» (так ведь его охарактеризовали?) сына самому себе.
– Мы еще не обсудили план предстоящей кампании против Оберландмарки, – заметил курфюрст. – Когда я вернусь от императора…
Дипольд только скривил губы. Не в том причина. Ох, не в том!
Карл вздохнул, сокрушенно покачал головой:
– Ты сильно изменился, сын, – будто оправдываясь перед капризным ребенком, проговорил он. – Очень сильно. Сейчас, как никогда, ты склонен к совершению необдуманных поступков.
Дипольд усмехнулся:
– И, следовательно, мне нужна опека? Нянька?
«Или нет, – скорее уж достаточно крепкая рука, чтобы схватить при необходимости мою руку, покуда я не натворил чего-нибудь «необдуманного», – злые, невысказанные мысли текли бурным неудержимым потоком. – Схватить, а, быть может, даже отсечь – все зависит от приказа, который получит (или уже получил?) остландский человек-голем по имени Фридрих. И все, разумеется, мне же во благо. Во имя великой цели. Во спасение меня, такого изменившегося и неразумного… Что ж, спасибо за доверие, отец».
– Не нужно дуться, Дипольд, – негромко произнес курфюрст. – Нежелательных пересудов не возникнет. О том, что к тебе приставлен Фридрих, в замке не знает и не узнает никто.
Как будто это что-то меняло!
Говорить им было больше не о чем. Прощаться, соблюдая все необходимые формальности, не хотелось. Крутанувшись на каблуках, Дипольд направился к двери. Шагал быстро, шумно, с мстительным злорадством царапая шпорами плиты пола.
Карл кивнул гвардейцу.
Фридрих последовал за пфальцграфом.
Он не был уже ни недвижимой статуей, ни неслышной тенью. Дипольд отчетливо различал за спиной позвякивание чужого доспеха.
Шаг – звяк. Шаг – звяк…
«Проклятый голем во плоти! Пес цепной! Безродный выско»…
И вдруг – часто, сильно, громко. Хлоп… Хлоп… хлопанье за узким высоким окном-бойницей:
«…чка!»
Странный шум сбил и прервал яростный ток мыслей. Дипольд повернулся к окну.
Он видел стремительное движение Фридриха, разворачивающегося в прыжке, собственным телом пытающегося прикрыть одновременно и пфальцграфа, и курфюрста. От бойницы прикрыть, от арбалетного болта, который мог влететь снаружи.
Видел Дипольд и меч гвардейца – молнией высверкнувший из ножен клинок, готовый срубить любого, кто сунется в залу.
А еще пфальцграф заметил черное крыло. Кончик крыла, точнее. Едва успел заметить…
И после – услышал… Где-то вверху, над окном, над крышей – пронзительный, похожий на смешок, вороний «К-карк-х!».
«Воронье уже кружит в небе Остланда, – с горечью подумал Дипольд. – Чует поживу воронье. Даже неразумные птицы понимают то, чего никак невозможно втолковать отцу!».
Гейнский пфальцграф скорым шагом покинул приемную залу Карла Вассершлосского.
Фридрих, удостоверившись, что опасности нет, быстро догнал Дипольда.
И снова, как ни в чем не бывало: шаг – звяк за спиной.
Шаг – звяк…
Глава 5
Дипольд наблюдал за отъездом отца из закрытой верхней галереи, опоясывающей могучий донжон и нависающей над внутренним замковым двором. Наблюдал через хорошо защищенную и безопасную, по мнению Фридриха, бойницу. По мнению Фридриха!.. Ненавистная опека начиналась. Карл Осторожный уезжал, но гвардеец отца стоял рядом, дабы исполнять волю курфюрста. Стоял, следил, сторожил, оберегал …
Больше поблизости никого не было. Ни души. И сама галерея, и примыкающие к ней покои Дипольда были отделены от остальной цитадели запертыми дверями. Страже, расположившейся у входов снаружи, Фридрих строго-настрого наказал никого не впускать наверх. Ну да, безопасность и покой курфюрстова сына, вернувшегося из плена – превыше всего.
Дипольд хмуро созерцал знакомый пейзаж. Водной крепостью, замком на воде твердыня герцога Вассершлосского[7] названа не случайно. Еще бы! Вокруг – только водная гладь, да редкие пятна небольших рыбацких лодчонок. Обширное озеро, питаемое бесчисленными родниками и притоками, представляло собой преграду более надежную, нежели обычный крепостной ров. В центре огромного водоема располагался каменистый остров, на котором и высился замок Карла Осторожного. Омываемая со всех сторон водой цитадель Вассершлосского герцога была столь же неприступна, как горное логово Альфреда Оберландского, слившееся со скальной породой.
Из островной крепости хорошо просматривалась береговая линия. Темная полоса вырубленного леса. Куцые огородики и наделы. Небольшие клинышки отвоеванных у густой чащобы, малопригодных для земледелия, но все же засеянных полей и делянок. Рыбацкие поселения в пять-шесть домов, обнесенные глухими частоколами со стороны суши, а с озером, словно пуповиной, связанные хлипкими дощатыми мостками и причальчиками. Казармы дальнего – берегового – гарнизона. Сторожевые вышки… Берег находился на расстоянии выстрела из крупной бомбарды, каковые были установлены на четырех угловых башнях вассершлосской крепости и на стенах между ними.
Озерный замок Карла Осторожного соединял с сушей единственный мост, установленный на сваях и тянувшийся от самых ворот. Длинный – не в одну и не в две дюжины пролетов, прочный, надежный. До поры до времени надежный, ибо при малейшей опасности мост разбирался в считанные минуты, после чего над водой оставались сиротливо торчать лишь выморенные, почерневшие концы крепких дубовых кряжей, вбитых глубоко в илистое дно. В случае же крайней нужды и при недостатке времени единственную дорогу к замку нетрудно было взорвать: пороха потребовалось бы совсем немного.
Вот по этому-то мосту и покидал сейчас свою крепость остландский курфюрст. Овеянный славой прошлых веков фамильный златокрылый грифон – герб, который Дипольду приходилось делить с отцом – трепетал на ветру. Курфюрста сопровождала многочисленная свита. Гвардейцы, оруженосцы, слуги… Процессия, растянувшаяся от начала до конца моста, двигалась неторопливо, сторожко. Как всегда, впрочем. Большому конному отряду выехать из замка по тесному дощатому настилу не так-то просто. Случалось уже, что неумелые всадники на боязливых лошадях ломали низенькие перильца и падали в воду.
Зато и ворваться в Вассершлос с наскока практически невозможно. Вероятно, потому твердыню Карла Остландского не штурмовали еще ни разу. Нет дураков! Длинные, узкие мостки находятся под неусыпным наблюдением стражи – как на самом острове, так и на береговых подступах. И команда расторопных плотников, готовых на раз-два раскидать по бревнышку пролет-другой, несет дежурство круглые сутки. И пороховые бочонки для подрыва дощатой тропки к замку всегда припасены. Так что дорожка эта неприятелю заказана. А другого пути на остров-крепость – нет.
Зимой, когда встает лед, и мороз более чем на локоть сковывает водяную гладь вокруг острова-крепости, никакому ворогу сюда тоже не пробраться. Конницу через окрестные леса – по непролазным сугробам, засекам да буреломам – не провести. Бомбарды и обозы – не протащить.
