Дым ползет меж нашими ногами.

Всё чарует. Стрелок лязг внизу.

Она ложится на кровать... Я – волк.

Один, два, три, четыре... Мог бы еще резче.

Ее кошачий теплый запах, это всё,

И волосы во рту, всё это мне во благо!

...................чую

Как руки мне ползут по шее

      "В кровати" – Валентин Валевский

Ах, этот чепчик в белых кружевах...

Ах, этот пеньюарчик из фланели...

Пейзанка, мать и бабушка, вдова

с горшочком масла нежится в постели.

А это я – обычный серый волк...

Вот хвост и лапы – раз, два, три, четыре...

Я страстен, поэтичен, одинок,

немного злобен, но привержен лире,

я очень худ... Как лязгают клыки!

Готов сожрать и чепчик и горшочек...

На благо мне пошли бы шашлыки,

но бабушка и знать меня не хочет...

А я бы мог (вот тут смахну слезу)

стать резким и решительным, как Гамлет...

Но жалко мотыляется внизу

мой серый... хвост, бессовестный упрямец...

От голода струится серый дым

в районе ... эээ... упрямца. Эти муки

меня до срока сделали седым,

на шею мне свои вползая руки...

Но я решился – голод не родня!

(старушкин запах не объять словами...)

Я съел её.

Ах, как мутит меня

от бабкиных волос промеж зубами...

                       "стерпеть должна бы все бумага,

                       но кругом, кругом голова"... (с)

                                              Алина Сергеева

"Полночный бред, обычные слова" (after Алина Сергеева)

         docking the mad dog

=======================

"И Саваоф, закрыт и темнолик..."

         Уже Другая

=======================

Уставший от уступок Саваоф,

скорлупки

     человечьи

          заметая,

под тихий листопад

          незрелых слов

меня ведёт к положенному краю,

     подсвеченному

          тысячей костров...

Бумага терпит боль утрат земных -

          и я терплю.

А воздух сух и терпок...

Не отрекусь

     от нищенской сумы,

     от искры, благодатной и нелепой,

     от щедрой ссуды, выданной взаймы,

          до снятия

               покровов и капканов...

А горечь губ понятна и близка,

и всё идёт

по сверенному плану,

     и мимолётно тёплая рука

          мне не даёт почувствовать изъяны

               изъеденного смыслом бытия...

Дрожит под пеплом

око сигареты...

По утренним булыжникам хрустя,

разъехались остывшие кареты.

И кто-то плачет.

Может быть, не я.

"Дружеский рецепт" – Валентин Валевский

            по мотивам Норвида (почти перевод)

 Рецепт Вам дружеский пишу я ранним утром,

Чтоб мудрый ум дружился* только с мудрым.

Но если ж их огромный недостаток –

Я дам пример Вам добрый на задаток:

Чтоб с мудрыми ногами также в ногу

Пошли и глупые, ровняясь понемногу.

 © Copyright: Валентин Валевский, 2010

_________________

Я просто нереально мудрый телом –

Умён ногой, щекой и попой белой...

Мудры спина и руки, оба глаза.

Что ж говорить об интеллекте таза?

Лопатки гениальны, словно гуру.

Мой разум пропитал маскулатуру.

Во мне все мудро – аденома, гланды...

Глисты умны, и это так отрадно!

Пупок мой мудрый целый день в заботах...

"Будильник" глуп.

Поскольку не сработал...

Любовь – граната, брошенная в храм,

Где фарисеи гробят добродетель.

Она, как взрыв, ничтожащий бедлам,

Которому лишь Бог один свидетель.

 Она спаляет лживость изнутри

И через совесть говорит с рассудком...

     "Что есть Любовь" – Валентин Валевский

__________________________

        * * *

"Ничтожащий" (?) поэзию бедлам,

Как брошенная в Пушкина граната.

Любовь, Вы говорите, это храм?

Рисованный мазилами с Арбата....

Замешанный на пошлости коктейль –

И Бог и Свет, и меч, и сердца дверца...

Для фарисеев строенный бордель –

Кликушество, приправленное сексом.

"Спаляет"... На каком же языке

Он пишет, наши оскверняя уши?

Ударом по подставленной щеке

Рифмованный поток подобной чуши...

При чём тут кости, жуть и фонари?

Дешёвой проститутки побрякушки...

И, слава Богу, что ни говори,

Что не дожил до них бедняга Пушкин...

Стремглав летали птицы в том июле,

Работницы метали бисер гранул...

Труп бройлера, варившийся в кастрюле,

Мне из бульона прямо в душу глянул...

Он впопыхах был зачат мамой-дурой,

Что без затей неслась, как заводная.

И мрачный мир куриной супкультуры

Им заменял красу родного края...

Где те поля белеющих ромашек,

Что видел бройлер, спящий на насесте?

Стремглав жирея, грезящий романтик

Мечтал летать с орлами в поднебесье.

Но в клетке он... Работницы-пиявки,

Пригоршнями швыряющие зёрна,

Уйдут домой и, почитавши Кафку,

Куриный суп начнут варить проворно.

Но он не дрогнет, грязный и промокший,

Упрямо нежелающий смириться,

Куриной фермы диссидент-безбожник,

Поверивший, что куры тоже птицы...

Его душа в страданьях огрубела,

В его глазах – отчаянье и дерзость.

Как много нас, его желавших тела...

Веди ж нас в бой, чревоугодья Эрос!

И вот итог – увы! – закономерен,

И очень быстро солнце закатилось.

Приговорённый жизнью к высшей мере,

Он воспарил к Куриному светилу...

       * * *

Так и живём мы, бройлеры и люди,

Зобы набивши курами и пшёнкой.

А Высший Повар, виртуоз прелюдий,

К кастрюле с супом нас ведёт тихонько...

Навеяло. Но источник лучче. Гораздо.