Дрисколл обернулся и пересчитал группу – пятнадцать человек и еще двое. Возвращение без потерь само по себе можно считать победой. Он махнул Тейту – идем! – тот передал сигнал по цепочке. Дрисколл поднялся и зашагал вперед. Через десять минут отряд оказался на каменном крошеве, устилавшем дно ложбины. Дрисколл снова замедлил шаг, оглянулся, чтобы удостовериться, что люди не сбиваются в кучу, и остановился.
Что-то было не так…
Что именно, Дрисколл понял через мгновение: один из пленников, которого вел Питерсон, шедший в цепочке четвертым, больше не производил впечатления больного, который еле бредет. Он выпрямился и крутил головой во все стороны. Похоже, его что-то сильно тревожило. Но что? Дрисколл вновь дал команду остановиться и пригнуться. Через мгновение рядом с ним оказался Тейт.
– В чем дело?
– Придурок, которого тащит Питерсон, что-то сильно заволновался.
Дрисколл внимательно всмотрелся в темноту сквозь очки ночного видения, но снова ничего не увидел. Дно ложбины, где почти не было крупных камней, казалось совершенно пустынным. Никакого движения, ни звука, если не считать негромкого посвистывания ветра. И все же Дрисколл нутром чуял недоброе.
– Что-нибудь видишь? – поинтересовался Тейт.
– Ничего. Но ведь с чего-то этот хмырь задергался. Возьми Коллинза, Смита и Гомеса. Отойдите на полсотни ярдов назад, прижмитесь к обрыву и возвращайтесь на этот уровень. И скажи Питерсону и Флаэрти: пусть уложат пленных носом в землю и следят, чтобы те не рыпались.
– Понял.
Тейт поспешил назад, останавливаясь по пути, чтобы отдать приказы тем, кого упомянул командир. В стекла прибора Дрисколл видел, как Тейт и еще трое солдат пробрались немного вверх по нижнему, отлогому краю склона, а потом покинули тропу и стали пробираться между валунами вдоль ложбины. Сзади к Дрисколлу неслышно подкрался Зиммер.
– Что, Санта, призрачные голоса предупреждают?
– Угу.
Прошло пятнадцать минут. И вдруг зеленая расплывчатая фигура – таким Дрисколл видел Тейта сквозь очки ночного видения – остановилась.
– Босс, – донесся его голос из рации, – перед нами открытое пространство, этакое ущелье. Я вижу там верх палатки.
«Тогда понятно, почему придурок засуетился, – подумал Дрисколл. – Он знал, что мы премся точно на лагерь».
– Есть признаки жизни?
– Приглушенные голоса – пять, может, шесть.
– Понял. Оставай…
Справа, метрах в пятидесяти вверх по ложбине, вспыхнули автомобильные фары. Обернувшись, Дрисколл увидел, что из-за поворота вывернулся и помчался к ним «УАЗ-469». Во время советского вторжения в Афганистан и до сих пор «УАЗ» пользовался особенным почетом у выдубленных солнцем местных плохих парней. Эта машина была открытой, и на ней стоял еще один раритет из вооружения Советской армии – станковый пулемет «НСВ» калибра 12,7 миллиметра. Тринадцать выстрелов в секунду, прицельная дальность 1500 метров. Прежде чем Дрисколл успел это сообразить, дуло пулемета окуталось огнем. Пули гремели по камням, чавкая, впивались в землю, разбрасывая осколки и вздымая фонтанчики пыли. Ниже по ложбине, на скале прямо напротив того места, куда направился Тейт со своими людьми, замелькали выстрелы из оружия калибра поменьше. Пленник Питерсона заорал что-то по-арабски, Дрисколл, естественно, ничего не понял, но решил, судя по тону, что он подбадривает своих товарищей. Питерсон ударил его прикладом за ухом, он заткнулся и вырубился.
Увидев, что их обнаружили, Тейт с группой открыли ответный огонь, сухой треск выстрелов из «М-4» разносился по ложбине резким эхом. Остальные солдаты Дрисколла моментально нашли себе укрытия и принялись обстреливать «УАЗ», который остановился метрах в двухстах, направив на рейнджеров горящие фары.
– Тейт, всади в эти палатки несколько гранат! – приказал Дрисколл и, не теряя ни секунды, сам отполз на пару метров влево и всадил в «УАЗ» две длинные очереди.
– Понял! – услышал он в наушниках голос Тейта.
Барнс нашел немного выше тропы укромное место между двумя валунами, быстро установил на сошки свой легкий пулемет «M-249», тут же начавший изрыгать огонь из дула. «УАЗ» двинулся задним ходом. Его лобовое стекло покрылось паутинкой трещин от пулевых пробоин, но крупнокалиберный пулемет продолжал осыпать пулями склон ложбины. Оттуда, где находился Тейт, до Дрисколла донесся грохот взорвавшейся гранаты, потом последовал еще один взрыв и еще два, почти слившиеся между собой. А затем послышались крики на арабском. Даже вопли. Лишь через полсекунды Дрисколл сообразил, что кричат у него за спиной. Обернувшись с карабином на изготовку, он увидел, что пленник, которого вел Гомес, стоит во весь рост, обернувшись к «УАЗу», и орет. Его знания арабского языка хватило, чтобы понять: «Убейте меня! Убейте меня!» Тут же голова афганца разлетелась, и его труп, отброшенный пулей, повалился навзничь.
– Барнс, заткни эту штуку! – выкрикнул Дрисколл.
В ответ на приказ трасса из дула «М-249» сдвинулась с кабины автомобиля и уперлась в капот. От металла полетели искры; в следующую секунду очередь нашла мотор, и над передком машины поднялся клуб пара. Водительская дверь открылась, оттуда, шатаясь, вывалился человек. Барнс тут же срезал его очередью. Установленный на «УАЗе» пулемет умолк, Дрисколл разглядел скрючившегося возле него человека. Перезаряжает. Дрисколл обернулся и подал знак Петерсону и Дикону – кидайте гранаты! – но парни уже вскочили и размахнулись. Первая граната улетела слишком далеко и бесполезно взорвалась правее цели, зато вторая упала совсем рядом с задним колесом машины. Взрыв подкинул заднюю часть «УАЗа» на несколько дюймов над землей. Пулеметчик перелетел через борт и остался лежать неподвижно.
Дрисколл снова повернулся вперед по направлению движения отряда и внимательно осмотрел скалу сквозь очки ночного видения. Он насчитал там шесть придурков. Все они лежали среди камней и старательно обстреливали позицию, занятую Тейтом.
– Поджарьте этих зас…цев! – приказал Дрисколл, и одиннадцать стволов принялись поливать свинцом противоположный склон. Через тридцать секунд все было кончено.
– Берегите патроны! Берегите патроны! – скомандовал Дрисколл. Солдаты перешли на короткие очереди.
– Тейт, как твои люди? – спросил он по рации.
– Все живы. Несколько царапин от камней, но ничего серьезного.
– Проверь палатки и уничтожь там все.
– Есть!
Дрисколл поднялся и пошел по тропе назад, проверяя своих людей. Никто не получил никаких ранений, если не считать мелких ссадин и царапин от осколков камней.
– Барнс и Дикон, проверьте…
– Санта, погоди!
– В чем дело?
– Твое плечо. Сэм, ну-ка сядь! Доктор, бегом сюда!
Только сейчас Дрисколл почувствовал, что его правая рука онемела, будто он отлежал ее. Он позволил Барнсу усадить себя прямо на землю. Тут же подбежал Коллинз, второй из медиков, участвовавших в операции. Он опустился на колени рядом с Дрисколлом, потом они с Барнсом быстро, осторожно сняли лямки рюкзака сначала с правого, потом с левого плеча командира. Коллинз зажег фонарь с направленным и потому незаметным со стороны лучом и осмотрел плечо Дрисколла.
– Ничего страшного, Санта. Осколок камня. С палец величиной.
– Вот гадость-то. Барнс и Дикон, проверьте-ка машину.
– Будет исполнено, босс!
Они рысцой сбежали по тропинке и приблизились к автомобилю.
– Двое убитых! – крикнул Дикон.
– Обшарьте их, ищите что-нибудь полезное для разведчиков, – сказал Дрисколл сквозь плотно стиснутые зубы. Онемение сменилось резкой болью, от которой перед глазами полыхнуло ярко-белое пламя.
– Кровотечение сильное, – сказал Коллинз. Он запустил руку в свой рюкзак, достал индивидуальный пакет, вскрыл его и наложил на рану. – Завяжите как можно туже.
– Санта, – раздался голос Тейта по радио, – у нас четверо жмуриков и двое раненых. Оба пытались удрать.
– Понял. Быстро обыщите все и возвращайтесь сюда.
– Сейчас нужно вызвать вертушку… – начал было Коллинз.