Двое солдат, протолкнувшись сквозь толпу, остановились позади Роберта, глядя на Дафидда, который стоял совершенно один, вытянув руки со сжатыми кулаками по бокам.

Один из солдат сказал другому:

— Я сам видел, как одному мужчине оторвало руки начисто.

Роберт дал любопытным зевакам встать впереди себя, когда король подал знак оруженосцам, которые подняли хлысты и стегнули лошадей. Животные прянули в разные стороны, веревки мгновенно натянулись, растягивая руки Дафидда. Крик ярости Мадога слился с воплем боли, который издал его брат.

Когда вывихнутые в плечевых суставах руки Дафидда отвязали, казнь продолжилась, и его обмякшее тело положили на деревянные козлы с крышкой, где ему грубо вспороли живот мясницким ножом. Наконец, его четвертовали, и окровавленные куски тела побросали в бочки, чтобы разослать их в разные концы вновь покоренного королевства и показать, что будет с теми, кто осмелится вновь помышлять о мятеже. Корона, которую в свое время носили Брут и сам Артур, будет доставлена в Вестминстер, став последним гвоздем, забитым в гроб свободы Уэльса.

Роберт спустился с холма, слыша, как яростные крики Мадога замирают вдали.

Поблизости от городских стен королевские инженеры и каменщики оживленно спорили о чем-то, осматривая местность, измеряя и размечая что-то кусками веревок. Король уже отдал приказ о строительстве очередной крепости на месте разрушенного города. Солдаты сносили тела убитых на берег. Трупы швыряли в набегавшие волны, уносившие их прочь. Роберт уже видел в проливе торчащие спины и головы, которые уносил отлив и которые вскоре станут кормом для рыб и птиц. Почувствовав, что кто-то остановился рядом, он обернулся и увидел Хэмфри. Рыцарь держал на руке щит с драконом, а меч в ножнах висел у него на поясе. На лице его виднелись следы крови, и ею же была забрызгана его накидка.

— Ну вот, дело сделано. — Глубоко вздохнув, Хэмфри уставился на воду, на которой медленно покачивались трупы. — Скоро мы сможем вернуться домой. — Когда Роберт ничего не ответил, он продолжал. — Будь спокоен, мой друг, ты будешь вознагражден, когда корона Артура займет свое место рядом с Мечом милосердия в Вестминстерском аббатстве. И теперь нам осталось отыскать только две реликвии.

Роберт прочел яростную решимость на лице Хэмфри. Его друг, похоже, был твердо уверен в том, что ступил на единственно правильный путь и что когда пророчество исполнится, в королевстве все вновь станет хорошо. У Брюса не было времени усомниться в истинных целях и намерениях ордена или в том, насколько остальные верят в пророчества Мерлина, поскольку тяготы войны и зимних холодов представляли собой непосредственную опасность, но теперь, когда на его глазах трупы уносил отлив, Роберт задумался об этом. Он был готов поверить им в ту ночь, когда его приняли в члены ордена; услышанные в детстве легенды о великих воинах наполняли его ожиданиями радужных перспектив. В этих историях сражение всегда выглядело чем-то блистательным и исполненным славы, и слова поэтов возносили героев над кровавой реальностью. Роберт вдруг вспомнил своего отца и то, как война изменила его. И тут впервые на него снизошло понимание. Ничего удивительного, что отец не верил ни во что, помимо суровой правды окружающего мира, и высмеивал тех, кто не соглашался с ним. В памяти у него всплыли слова брата, сказанные им в ту ночь, когда под Нефином был атакован обоз. Ты ему доверяешь?

— Ты так и не сказал мне, что сделает король Эдуард, когда соберет все четыре реликвии, — сказал Роберт, вперив в Хэмфри тяжелый взгляд.

— Мы не посвящены в его планы, Роберт, как я уже говорил тебе. Только рыцари Круглого Стола точно знают, в чем они заключаются. А мы должны доказать, что достойны такого же доверия, как и они.

— И тебе никогда не хотелось узнать о них?

Хэмфри выдержал паузу.

— Я просто знаю, что мой король сделает то, в чем более всего нуждается мое королевство.

Роберт ничего не ответил. Он подумал о своей стране, ослабленной и раздираемой на части вмешательством Эдуарда, и тень беспокойства шевельнулась у него в душе. Но он постарался отогнать ее прочь. Шотландия — независимое королевство, у которого есть собственный король. Это не Уэльс или Ирландия, расколотые и изолированные. Как бы сильно ни желал Эдуард завладеть короной короля Артура, в первую очередь он прибыл сюда для того, чтобы подавить восстание.

Тем не менее, стоя рядом с Хэмфри на мрачном берегу, Роберт вдруг ощутил, что оказался на перекрестке множества дорог, каждая из которых вела в темноту и неизвестность.

Пламя множества свечей трепетно освещало стройные ряды рыцарей, отражаясь в глазах воинов и позолоте гробниц вокруг. В святилище, находящемся в самом сердце Вестминстерского аббатства, главное место занимала усыпальница, в каменном основании которой были прорублены ступени, уводящие вниз. Усыпальница, построенная королем Генрихом для останков Святого Эдуарда Исповедника, вместе с парящим вокруг нее аббатством, была возведена всего двадцать шесть лет тому, но ступени ее уже обрели зеркальную гладкость от прикосновения колен множества пилигримов. На каменном основании, в золоченой раке, [54]над которой висел балдахин, разрисованный сценами из Священного Писания, лежали останки святого. Внизу, в библейской темноте склепа, сгущались тени.

Под взглядами нарисованных святых король Эдуард преклонил колени, и его ярко-алое одеяние складками растеклось по ступеням усыпальницы. Он склонил голову. Позади него уходящими вдаль рядами выстроились его люди, и лица их терялись в золотистой полутьме, подсвеченной мерцанием свечей. Впереди стояли самые близкие его сподвижники, рыцари Круглого Стола: Джон де Варенн и епископ Бек, графы Линкольн и Уорик, Арундель, Пемброк, Херефорд и брат короля, Эдмунд Ланкастер, и еще несколько человек. За их спинами выстроились Рыцари Дракона, торжественно держа перед собой щиты.

Роберт, стоя между Хэмфри де Боэном и Ральфом де Монтермером, почувствовал на себе чей-то взгляд. Чуть повернув голову, он встретился глазами с Эймером де Валансом. После Англси синяки сошли у того с лица, но на щеке остался шрам от участия в кампании. Роберт увидел, что и два зуба, выбитые им лично, уже были заменены другими. Аккуратно вставленные в уродливые дыры, они были скреплены с соседними зубами тонкими серебряными проволочками, придавая его улыбке странное сверкание. Интересно, когда это рыцарь ухитрился вставить новые зубы, мельком подумал он. Эймер надолго задержал на нем свой взгляд, а потом отвел глаза, глядя на короля. Минуло несколько месяцев с тех пор, как Роберт видел его в последний раз. После падения Англси многие благородные дворяне были освобождены от королевской службы, получив возможность вернуться в свои владения, и Эймер отправился вместе с отцом в Пемброк. Но по злобному блеску в глазах становилось ясно, что ненависть его нисколько не остыла. Однако Роберт ничуть не жалел о том, что избил наглеца, как и о том, что однажды тот непременно решит поквитаться. Даже сейчас он испытывал жестокую радость, вспоминая, как всаживал кулаки в самодовольное лицо Эймера; лицо, на котором отражалось злорадство, когда Брюс испытывал боль или унижение. Ублюдок сполна заслужил преподанный ему урок. И, если потребуется, Роберт повторит его, не задумываясь.

Когда король покинул остров, на котором уже полным ходом шло строительство нового замка Бомарис, Роберт остался в его изрядно поредевшей свите. Он был с королем, когда они направились на север, чтобы надзирать за планами реконструкции и восстановления Карнарфона, а потом и на юг, дабы посетить с королевским визитом его жалкие и заброшенные прибрежные городки и морские порты, а также побывать в мощных цитаделях Крикайет и Харлек. Мадог ап Льюэллин был в цепях препровожден в Тауэр, где и приговорен к пожизненному заключению. После кровавой казни брата дух валлийского повстанца был сломлен, и в своем отчаянии он казался живым воплощением рухнувших надежд страны, принцем которой он был так недолго.