Франческо замерз. Ледяные брюки стали тяжелыми, он сидел на корточках, сжавшись в комок, пытаясь согреться, но все было напрасно из-за лужи. Раз за разом она наполнялась за счет него же, мокрого как цыпленок. «Отлично! — подумал он. — Первый в истории случай ревматизма задницы». К тому же пекло раненую ногу. И это единственное, что грело его, но ему не хотелось вставать, пока нет.

Он не дал сдачи. Потому что был хорошим мальчиком… Вранье! Он не дал сдачи, потому что был на это не способен. Вот — правда. Он был хорошим только на словах. Он делал лишь то, что от него ждали.

Он был хорошим там, где несложно быть хорошим.

Хотя недавно, в парке, он проявил смелость. «Да, но когда один — не считается», — подумал Франческо. Вдруг он услышал шорох и всплеск воды. Резко обернувшись, он увидел, как уплывала мохнатая темная спина, на конце спины виднелся длинный густой и гладкий хвост. Он не трус. Лука на его месте заорал бы.

В этот момент у него появилось ощущение, что он весь пропитан водой. Неприятное ощущение колкости. Почти как свежая рана на его соленой коже. «Вкусная сырая рыба, готовая к тому, чтобы ее попробовали», — подумал он.

Он решил подняться до того, как влага доберется до костей. Отряхивая руками штаны, он заметил, что камни покрыты невидимым слоем песка, который пристал и к нему. Посмотрел на свои кеды. Мокрые, страшно грязные. Вспомнил паркет в своей комнате. Подумал: если бы он, даже босой или голый, залез через окно, все равно нанес бы песка. А, в конце концов, плевать ему на это. Только сейчас он заметил, что все время сидел на валуне, сверху которого было написано: «Хочу бабу», выведено большими черными печатными буквами несмываемой краской. Франческо подумал, что, если бы и нашлась женщина, готовая сделать одолжение этому несчастному, без номера телефона и адреса она никогда не смогла бы его найти. Он улыбнулся. Икра напомнила о себе жгучей реальностью. Франческо еще не знал, выиграл он или проиграл сегодня вечером. Его обуял ужасный страх, что жизнь вся могла пройти так — в неведении, проиграл он или выиграл. У него возникло подозрение, что сегодня ночью он проиграл. Франческо спросил себя, кто распределяет людей по категориям и по какому критерию. Ему показалось, что он услышал в голове высокопарные слова отца: «Ты не проиграл, Франческо, все это урок тебе, и если ты чему-нибудь научился — значит не проиграл». Подумал, что у взрослых всегда находятся прекрасные оправдания собственным комплексам.

Он решил еще подышать воздухом, поймать эту ощутимую пустоту, которую он уловил чуть раньше. Он почувствовал солоноватый запах, пощипывающий в носу, — с камней неуловимо тянуло мочой. Ощутил запах гнили. Магия немного дала трещину. Он попробовал принюхаться посильнее, вдохнув так, что обожгло ноздри, потом успокоился. Только запах порта. И порт разил всеми человеческими ароматами, смешанными с солью. Порт был замком, вода — королевой, заполнявшей в нем каждый зазор, бившейся в его мрачных подземных коридорах, клокотавшей и плескавшейся в тишине, среди кортежа из мышей, блестящих серых крабов и одиночества. Потом что-то добавилось, проникло в замок. Что-то глухое. Что-то чужое.

Тук. Тук. Тук. Плюх.

Франческо обернулся и вскрикнул.

Лука вынужден был остановиться: соприкосновение его ног и песка стало невыносимым. Он шел по улице, что вела от порта все прямо и терялась в темноте, сел на скамейку перед входом на пляж номер двенадцать и в свете фонаря быстро снял кеды.

Чтобы добраться до дому, ему оставалось только пересечь дорогу и пройти вперед по улице, которая выглядывала на набережную, — минут семь, не больше. Но спешка спешкой, а… Он снял носки и помассировал свои окоченелые пальцы. Держа обеими руками правую ступню, он рассматривал ее не меньше минуты: уже появились такие мелкие морщинки на кончиках пальцев. Они всегда появляются, если слишком долго находишься в ванне, или в бассейне, или в море — в общем, когда долго не вылезаешь из воды. Лука долго растирал пальцы. Бесполезно. Похлопал кеды о скамейку и успокоился. Пойдет босым, так ноги хоть и станут черными, но по крайней мере песок не рассыплется по квартире. Кеды он спрячет в гараже и, как с ними поступить, придумает завтра утром. План показался ему идеальным. Он встал.

— Пс-с!

Лука резко обернулся, но никого не увидел, услышал только, как что-то шевелится за бордюром, отделявшим тротуар от пляжа. Прежде чем он развернулся и возобновил путь, голос позвал его еще раз:

— Эй, пс-с! Молодой человек!

— Кто там?

— Иди сюда на минутку, пожалуйста.

Голос был приглушенный, старческий и шамкающий, кажется мужской, но Лука не был уверен.

— Сам подойди, — ответил Лука недоверчиво.

— Ну же, парень, помоги мне, я пропустил несколько стаканчиков лишнего и не могу подняться.

Как назло! Из всех людей, которые никак не могут встретиться в это время, Луке встретился самый невероятный — перебравший старикан.

«Может, он приличный, — сказал он себе. — Может, денег даст».

— Давай, мальчик, помоги бедному старику.

— Ну ладно, но вначале покажись, выйди из кустов.

Лука слышал много необычных историй на эту тему, лучше всегда перестраховаться, это точно.

— Понятно, хочешь, чтобы я пыжился. Какой же ты жестокий, парень. Ладно, попробую.

Старик пробормотал что-то, задвигался за кустами и медленно, очень медленно поднялся. Потом снова упал прямо на кусты, сломав тонкие темно-зеленые ветки. Лука поднял глаза к небу и фыркнул. «Пьяный, чокнутый старик». Положил кеды на скамейку, подошел к нему, подхватил за подмышки и вытащил на тротуар. Если бы не изгваздался раньше, сейчас бы еще хуже измазался. Он помог старику подняться, но тот стонал при каждом шаге. У него была трость. Лука только сейчас ее заметил; старик поставил ее, с силой упершись в тротуар.

— Где вы живете?

— Там, внизу, — сказал старик, указывая в сторону моря концом трости. — И тут же закачался. — И наверху, — указал он в небо. — Ого! Да мы потерялись!

— Послушайте, я должен идти.

— Доведи меня только до конца набережной.

— Да у нее нет конца!

— Тогда доведи куда хочешь.

— Слушайте, я оставлю вас в баре. Перейдем улицу, и в первом же баре я вас оставлю. Ладно?

— Ладно, дорогой.

В попытках опереться старик почти лег на плечо Луки. Они пошли по тротуару вдвоем. Лука забыл кеды на скамейке, и единственным шумом, раздававшимся в ночи, было мягкое шуршание великолепных мокасин старика и характерное «тук-тук-тук» его трости.

— Не кричи, дорогой. Я несчастный пес, такой же одинокий, как и ты.

— Извините, я не хотел… просто… считал, что здесь никого нет.

«Поздравляю, — подумал он, — Крысу не испугался, а увидев старика, заорал. Чертов старик с тростью. С тростью… Как, черт подери, сюда забрался старик с тростью?!»

Он захотел посмотреть в глаза старику, но тот склонился над лужей, продолжавшей растекаться под его ногами. Стыд ударил Франческо в голову, заставляя забыть об интересном вопросе, который у него возник. Потому что Франческо до смерти стеснялся этой лужи, он испугался, ведь старик мог подумать, что он описался. Со штанов продолжало капать, и запах мочи ни с чем не спутаешь. Старик не сводил с лужи взгляда. Франческо почувствовал, понял, что тот делал это нарочно, догадываясь, в каком неприятном положении оказался из-за этой лужи Франческо. Старик улыбнулся — жестоко, с намеком. Взглянул Франческо прямо в глаза:

— Ты описался?

Если бы он не закричал, как ребенок, старик никогда не позволил бы себе намекнуть на то, что Франческо обмочился. Кося под дурачка, Франческо силился улыбнуться, точно находил эту болезненную провокацию самой смешной шуткой на свете.

— Да нет! Один друг… нет, один мальчик… да, мальчик, который недавно ушел, толкнул меня, и… я упал в воду.

— Но я чувствую, что воняет.

На этот раз Франческо не пытался улыбаться: