Несмотря на то что после аварии прошло столько лет, Сэм оставался все тем же двенадцатилетним мальчишкой и частенько задавал вполне невинные вопросы о том, чего не успел узнать в так рано оборвавшейся земной жизни. Он имел возможность забыть о неудавшемся эксперименте и перейти в другой мир, на другой уровень, где ему открылись бы вся мудрость и все величие Вселенной, но он решил задержаться здесь.

— Поцелуй — он ни на что не похож, — ответил Чарли, — да и сами поцелуи бывают такими разными. Некоторые — возбуждающие и сексуальные, и еще…

— Головокружительные? Так что земля уходит из-под ног, да?

— Даже не знаю, как сказать.

— Ну давай, рассказывай. Я хочу знать!

Чарли задумался. Поцелуй… Как объяснить, что такое поцелуй и какой он?

— Помнишь тот матч в детской лиге, когда вы играли против «Гигантов»?

— Ну.

— Вот расскажи, как тогда все было.

Сэм улыбнулся:

— Последний иннинг мы продували со счетом один — четыре. Я вышел на подачу с двумя аутами за спиной, а Гиззи Грейвз перехватывал. Я промазал первые две подачи — пробил чуть ли не на милю мимо. Надо мной уже смеяться стали. И вдруг я сделал следующую подачу аж через ограждение поля с левой стороны, и мы успели сделать хоумран.

— Ну и как ты себя при этом чувствовал?

— Это было самое лучшее чувство в мире.

— Так вот, поцелуй — это почти так же, только без биты.

Сэм засмеялся:

— И без Гиззи Грейвза.

— Вот именно.

Чарли посмотрел на младшего брата и почувствовал боль. «Господи, как же многого оказался лишен Сэм по моей вине», — подумал он. Чисто абстрактно Сэм мог понять концепцию идеального поцелуя, но одно дело — понимать, а совсем другое — испытать самому. Какой же короткой и несправедливо неполной оказалась жизнь Сэма!

Чарли заметил пожилую женщину, которая спускалась по склону кладбищенского холма к заливу, пробираясь между надгробными памятниками. Это была миссис Фиппс, и Чарли увидел, что она уже начала переход в иной мир — контуры ее тела были слегка зыбкими и неясными. Иногда это происходило очень быстро, в других случаях занимало несколько дней или недель. В общем, люди переходили в иной мир, когда оказывались к этому готовы. Мягкий утренний свет уже просачивался сквозь тело женщины. Ее черное платье, чулки и остроносые туфли куда-то делись. Сейчас на ней было летнее розовое платьице, шляпка в тон и серебристые сапожки. Черты ее лица смягчились. Кожа стала более гладкой, седые волосы вновь потемнели. Она не выглядела ни молодой, ни старой, а была хорошо сохранившейся дамой средних лет. Чарли сразу осознал причину этой трансформации. Так сама миссис Фиппс хотела бы выглядеть при жизни. Этот образ вобрал в себя сверкающие воспоминания о прошлом и в некотором роде мог быть спроецирован на будущее. Это было сочетание той женщины, какой она когда-то была, и той, какой всегда надеялась быть. Так бывало всегда, когда люди окончательно переходили в иной мир.

— Доброе утро, — сказала она, ступая на причал.

— Вы прекрасно выглядите, миссис Фиппс, — откликнулся Чарли. — Как вы себя чувствуете?

— Гораздо лучше. Я думаю, это потому, что шок прошел, как ты и говорил.

Чарли жестом показал брату, чтобы тот встал в знак уважения.

— Миссис Фиппс, это мой брат Сэм.

— Здравствуй, как дела?

— Привет, — сказал Сэм. — Симпатичная шляпка у вас.

Миссис Фиппс покачала головой:

— Я была в ней в тот день, когда мой дорогой Уолтер сделал мне предложение. — Она улыбнулась. — Вы знаете, я всегда ненавидела это старое черное платье, которое на меня напялили в похоронной конторе. Ума не приложу, в каком только закутке шкафа моя дочь его откопала. Вот уж не хотела бы быть в нем, когда вновь увижусь со своим мужем.

Чарли понял, что миссис Фиппс полностью готова к переходу, и действительно, она уверенно сказала:

— Я, собственно, на минутку — только попрощаться. Мне пора. Он меня ждет. — Она помахала своей полупрозрачной рукой. — До свидания, и спасибо.

— Удачи вам, — сказал Чарли.

— Пока, — добавил Сэм.

Миссис Фиппс прошла мимо них, и к тому моменту, когда она оказалась на краю причала, фигура ее была уже почти прозрачна и контуры тела едва угадывались. Тут над водой раздался сигнал клаксона, и в узкую гавань грота вошел катер Джо.

— Здорово! — приветствовал он Чарли.

На нем была кепка с эмблемой «Бостон Брюинз», надетая задом наперед, красная клетчатая рубашка и джинсы.

— Добрейшего тебе утречка.

Чарли помахал рукой, а затем тихо, сквозь зубы, сказал младшему брату:

— Пойду я.

— Увидимся вечером, — ответил Сэм, прижимая к себе Оскара.

Чарли прыгнул на катер, и Джо дернул рычаг газа. Катер развернулся и лег на курс к противоположному берегу залива.

— Эй, что это с тобой сегодня? — спросил Джо. — Довольный какой. Я бы даже сказал — счастливый.

— О чем это ты?

— Да ты даже держишься по-другому. И улыбка на физиономии. Ладно, выкладывай. Что, потрахался сегодня ночью?

— Без комментариев.

— Ах ты, змей! Кто она такая?

Джо заложил лихой вираж, вплотную обогнув пришвартованный у причала катамаран.

Чарли подставил лицо ветру и покачал головой. Тесс была его тайной, и он намеревался хранить эту тайну столько, сколько будет возможно. Еще не хватало, чтобы Джо стал выдавать похабные шуточки на ее счет или, того хуже, начал бы сам подкатываться к ней.

— Хороший денек, а?

— Хороший денек, хороший пенек. Давай, Влюбленный Чаки! Выкладывай быстро. Кто она такая? Где ты ее подцепил?

— Ты сегодня поставишь за «Патриотов» или против? — спросил Чарли.

— Ладно, ладно, все равно правда наружу выплывет, — пробурчал Джо и заглушил мотор.

Катер по инерции подошел к пристани и, повинуясь движению руля, ткнулся носом между другими пришвартованными лодками. Пристань была уже полна разных суденышек, и им едва удалось найти узкий свободный промежуток. Чарли перебрался на нос, вылез на причал и закрепил швартовый конец катера, а затем направился вверх по склону к «Дрифтвуду» — небольшому деревянному зданию с облупившейся, некогда красной крышей. Джо шагал за ним, и вдвоем они вошли в широкую дверь.

В этот час в зале было уже многолюдно. Большинство маленьких столиков было занято. Оформление ресторана не менялось десятилетиями: под потолком висели рыболовные сети и гарпуны, лакированная голова песчаной акулы скалила зубы со стены, словно бросая вызов такой же оскалившейся барракуде, закрепленной над дверью кухни. Чарли всякий раз улыбался при виде установленной над стойкой бара урны с золоченой табличкой, надпись на которой гласила: «Прах проблемных клиентов».

Ходди Сноу, капитан порта, со своими двумя заместителями забрался в дальний угол за музыкальный автомат. Тинк и целая ватага моряков сидели за своим обычным столом посреди зала. Чарли подошел к Бони и его компании, сел на свободный стул и спросил:

— О чем речь?

— Да вот обсуждаем сенсационные новости из полицейской хроники, — сказал один из парней. — Представь себе: полночь. Пятница. Из кустов на Роуз-авеню доносятся стоны. Патрульная машина выехала на вызов. Расследование ничего не дало…

— Спорю, это был Бони со своей подружкой, — засмеялся Чарли.

— Эх, хорошо бы, — мечтательно сказал Бонн. — Но если ты когда-нибудь услышишь, что я стону в кустах, лучше вызывай «скорую».

Чарли заметил, что Ходди встал со своего стула в углу.

— Ребята, попрошу внимания, — сказал он тревожным голосом.

Это был крупный мужчина с гладкими, блестящими волосами, коротко подстриженными на армейский манер, одетый в аккуратно отглаженную рубашку поло, на нагрудном кармане которой печатными буквами были вышиты его имя и должность.

— Прошу внимания, — повторил Ходди, и в зале сразу стало тихо. — Извините, что отвлекаю вас от завтрака, но у нас сложилась серьезная ситуация, требуется помощь.

Ходди любил драматизировать события. Несколько лет назад его пригласили сняться в передаче из цикла «Неразгаданные тайны», где он рассуждал об одном так и не раскрытом убийстве, случившемся пятьдесят четыре года назад в Атертоне. Ну а когда Такер Гудвин вытащил тралом вместо лобстеров утопленника, для Ходди наступил звездный час: несколько дней подряд его атаковали журналисты из бостонских газет и с телевидения.