Делать теперь было нечего, оставалось только ждать. Тесс отстегнула ремень безопасности, перебралась в противоположный конец каюты и, расстегнув молнию спасательного костюма, взобралась на койку, где, повозившись, завернулась в специально приспособленную для таких случаев сетку-гамак. Не зная, чем занять себя, она стала составлять список дел, которые следовало сделать после возвращения домой. Так получилось, что все верхние строчки в этом списке оказались заняты едой. Она прекрасно понимала, что во время кругосветного плавания придется посидеть на диете из сублимированных, сушеных и мороженых продуктов. Скорее всего — это Тесс знала по опыту других мореплавателей, — за время регаты она похудеет фунтов на пятнадцать-двадцать. В общем, она сочла для себя возможным немного оторваться и расслабиться в последнюю неделю перед стартом гонки. В списке Тесс значились такие запретные деликатесы, как сладкий попкорн и мятная карамель из лавки Хоббса, что в Салем-Уиллоуз. А также гамбургеры из забегаловки «У Флинни» на Девере-Бич и кальмары с лобстерами, которых подают в пабе «Иллюминатор» в Линне. Она улыбалась, представляя, как будет предаваться этому чревоугодию. Разумеется, чтобы не потерять форму, а заодно загладить чувство вины за свои маленькие слабости, Тесс твердо пообещала себе увеличить протяженность ежедневных пробежек по мысу вокруг маяка и вечерами гулять с мамой по улице Козвей от начала до конца и обратно.

И конечно, она навестит папину могилу на кладбище Уотерсайд. Все два года со дня его смерти Тесс бывала на кладбище практически каждую неделю. Иногда задерживалась там во время утренней пробежки с Бобо. Время от времени приносила туда коробку с ланчем из ресторана «Дрифтвуд» или ближе к вечеру садилась на травке с банкой пива «Сэм Адаме».

Тесс не верила ни в духов, ни в привидения. Бесконечные сериалы и передачи на эту тему, не сходившие с экрана телевизора, были, по ее мнению, для совсем уж тупых. Она возвращалась раз за разом к могиле скорее для того, чтобы обрести чувство уверенности, стабильности. И ей очень нравилось здесь: тихое, красивое и спокойное место. Тут ей было легче всего обрести душевное равновесие. В общем, она появлялась на кладбище еженедельно, не забывая выпалывать одуванчики из ровной изумрудной травы и подрезать розовый куст, который мама пересадила сюда из их садика.

«Вот вернусь домой, сяду на скамеечку под японским кленом и расскажу отцу, какой я была дурой, когда решила плыть прямо навстречу шторму». Она знала, что, где бы отец ни был, он, конечно, поругал бы ее за такое безрассудство; черт возьми, просто наорал бы на нее. Но никогда не осудил бы. Он любил ее всегда, и этой любви невозможно было поставить какие-то условия. Никакие глупости и заскоки Тесс не поколебали бы любовь отца.

Она почувствовала, как тяжелеют веки, и совсем было уже решила уступить искушению и вздремнуть. Но внезапно койка словно ушла из-под нее, и Тесс в какой-то момент оказалась в пустоте. Шлюп словно провалился в гигантскую дыру. Еще мгновение — и она тяжело рухнула обратно на матрас и вдруг перекатилась на стену. «Керенсия» стонала и все сильнее заваливалась на борт. Тесс просто вдавило в бортовой иллюминатор. Она испугалась, что судно совсем легло набок и верхушка мачты, наверно, целиком погрузилась в воду. К счастью, на этот раз тяжелый киль перевесил, и шлюп вернулся в вертикальное положение. Она выбралась из-под сетки и стала пробираться к трапу. Нужно было посмотреть, насколько повреждена мачта. Тесс застегнула молнию на костюме, затянула капюшон, надвинула на лицо маску и стала карабкаться по ступенькам.

Потом мир перевернулся вверх дном.

Этот ритуал они ни разу не нарушили за все тринадцать лет. И никто об этом не знал, кроме них. Каждый вечер они встречались, чтобы поиграть.

Бросок.

Сэм поймал мяч перчаткой-ловушкой и кинул его назад — отличный бросок двумя пальцами. Все это началось давно — еще в тот самый вечер после похорон Сэма. Мама и другие скорбящие родственники и друзья ушли домой. Когда солнце зашло, Чарли остался один возле могилы.

И вдруг — совершенно невероятным, невозможным образом — Сэм появился на опушке рощи. Все его тело было изломано и изранено после аварии, но в руке он по-прежнему сжимал свою перчатку и мяч. Оскар тоже был тут.

— Ну что теперь, большой брат? — спросил Сэм. — Давай-ка поиграем.

Это явление настолько потрясло Чарли и выбило его из колеи, что он был вынужден рассказать о случившемся докторам, прописавшим ему сильные успокоительные, которые должны были избавить его от видений. Сначала специалисты сказали, что это фантазии, потом — что галлюцинации. Диагноз гласил: посттравматическое стрессовое расстройство психики. Они направили его к психиатру. Они выписали ему ксенакс в качестве транквилизатора, прозак в качестве антидепрессанта и хальцион в качестве снотворного. Они никогда не верили в то, что он видел.

Но он-то видел, и это не были ни иллюзии, ни галлюцинации. Он ведь уже умер и был возвращен к жизни лишь электрическим ударом чудовищной силы. Он перешел границу и вернулся назад. Он дал Сэму обещание, а судьба дала ему силы выполнить то, что было обещано.

Спустя несколько месяцев, когда стало ясно, что никто из взрослых не верит в то, что он видит, Чарли сделал вид, что «выздоровел». Он объявил, что видения больше не посещают его. Так что доктора признали его здоровым и перестали прописывать ему лекарства. Чарли поклялся сам себе, что больше никогда ни одной душе не расскажет про Сэма. Люди просто назовут его сумасшедшим. Они никогда не поймут. Так что пусть это навсегда останется его тайной. Тайной, определяющей весь ход его жизни. Чарли понял, что ему всегда придется скрывать свой дар от окружающих.

С того дня Чарли и Сэм каждый вечер после заката встречались и играли в мяч. Чарли был уверен, что эта игра и есть ключ к обретенному им дару и что пропусти он хоть один день — и с Сэмом ему больше никогда не увидеться. Очень быстро он научился мгновенно и точно определять время по солнцу. Покопавшись в книгах и распечатав таблицы и карты погодной службы, он разобрался, где проходит граница между тем, что называется сумерками, и наступлением темноты — в быту, на флоте, а также в физике и астрономии.

До тех пор пока они с Сэмом каждый вечер играют в мяч, он может видеть Сэма, а Сэм — его. Эти встречи были привязаны к территории Уотерсайдского кладбища. Чарли очень быстро уяснил, что его дар покидает его, стоит ему выйти за границы, очерченные кладбищенской оградой. По утрам братья могли спуститься по склону холма к самому морю — разумеется, пока их никто не видел, — а по вечерам забирались в дом смотрителя, усаживались на диван и включали спортивный кабельный канал ESPN или фильмы про Джеймса Бонда. Так продолжалось день за днем, вечер за вечером тринадцать лет — более четырех тысяч семисот вечеров, — и Чарли прекрасно сознавал, что рисковать не стоит.

Со временем он стал понимать, что его дар окреп и вырос и что теперь он может видеть призраки других людей: души похороненных на Уотерсайдском кладбище некоторое время оставались поблизости от могил и лишь через некоторое время отправлялись в другой мир, на другой уровень.

Кто только здесь не оказывался и в каком только виде покойники не представали перед Чарли: упрямый рыбак, вышедший за лобстерами в шторм, чье тело прибило к берегу волнами; полузащитник футбольной команды, сраженный ударом в солнечное сплетение; пожилая парикмахерша, поскользнувшаяся на состриженных с клиента волосах и свернувшая себе шею, — всех их роднила одна общая черта: почему-то души усопших были окружены едва заметным светящимся облаком. Они излучали свет и тепло. Раз за разом помогая сияющим созданиям перейти в лучший мир, Чарли в конце концов уяснил, что в этом, видимо, и состоит его предназначение, равно как и его наказание.

— Ну что? — спросил Сэм. — Как поработал сегодня?

— Да вроде бы неплохо, — сказал Чарли. — Помнишь миссис Фиппс? Безжалостную Рут?