— В это время года, — ответила наконец Ди, — свет только лунный и звездный. Теперь солнца не увидеть до конца февраля.

— Четыре месяца, — подсчитала Хэнли. Она вгляделась в далекие прибрежные утесы за окном и подумала о том, сколько пройдет времени, прежде чем она ощутит всю тяжесть заключения в этих темных ледяных оковах. Хэнли почувствовала, как ее тело ждет не дождется утра — света. Снаружи тускло мерцали звезды, что отражались в ледяном пейзаже и освещали поверхность ярче, чем в более южных широтах.

Ди провела Хэнли мимо инструментального цеха, кабинета диетолога, прачечной и сушилки, комнаты отдыха, транспортного отдела и почты, на двери которой объявление, написанное от руки, гласило: «Вернемся утром».

Департамент солнечной энергии, расположенный рядом, был, также как и почта, закрыт на период полярной ночи, зато по другую сторону зала, в департаменте ветровой энергии, вовсю кипела работа.

— У нас масса отличных средств для предотвращения «кабинной лихорадки», — объявила Ди, распахивая дверь в библиотеку.

Уютный читальный зал имел дюжину мягких кресел, зеленые лампы под абажурами и письменные столы. Ширмы выгораживали места для обособленного чтения. Даже в столь позднее время несколько кресел были заняты. Читающие, кивками поприветствовав Ди, принялись исподтишка разглядывать новенькую.

Хэнли подошла к треугольному окну. Только теперь она обратила внимание на то, что окна на станции ничего не отражают и не запотевают. Хэнли провела рукой стеклу.

— Оно даже не холодное… Это что, какой-то новомодный пластик?

— Да. Изначально он был создан для военных самолетов, летающих на большой высоте, а потом приспособлен для нас. Еще из него делают щиты для штурмовых отрядов полиции. Окна на станции двойные, между внешним и внутренним стеклами — вакуум. На ближнюю к нам поверхность оптическая фирма из Рочестера нанесла специальное покрытие, устраняющее блики, поэтому ничто не мешает смотреть на улицу. В летние месяцы напыление блокирует слепящий свет вечного дня и способствует накоплению солнечной энергии, пропуская ультрафиолетовые лучи. Летом между стеклами закачивают воду. Это свежая идея нашего инженерного гения.

— Воду? — удивилась Хэнли.

Ди заметно повеселела:

— Да. Солнечный свет ее нагревает, а тепловая энергия помогает обогреть помещение.

— Оригинально, — произнесла Хэнли. — А как вы справляетесь с холодом? Стены на ощупь теплые!

Ди кивнула:

— Стены тройные. Пространство между ними толщиной в семнадцать дюймов заполнено новым изоляционным материалом, который разработали в Эдмонтоне. Он обеспечивает нулевой теплообмен. По тому же принципу устроен пол.

Через цилиндрический переход они попали под купол следующего здания станции.

Здесь было заметно холоднее; от внезапной сухости у Хэнли усилилось слюноотделение.

Ди уверенно прошла сквозь мрак к пятнышку света на пульте управления. Хэнли растерялась: в воздухе чувствовалось что-то знакомое, земное. Набрав команду на панели управления, Ди зажгла свет, и взору предстал арктический луг.

— Растительность тундры на побережье. Сейчас она погребена под снегом и льдом, такой ты ее увидишь летом. — Ди сделала несколько шагов по тропинке. — Прислушайся. Слышишь зябликов? Их используют для экспериментов с понижением температур.

— А это что за унылые создания? — спросила Хэнли.

— Боюсь, жители Аляски зовут их «головами негров», — объяснила Ди, — латинского названия не знаю.

— Какой-то печальный у них вид, — заметила Хэнли.

— Смотри не скажи это нашему старшему ботанику. Здесь все взращено его руками. Он намерен собрать коллекцию на случай если глобальное потепление скажется на Арктике губительно, как предсказывают некоторые из наших коллег. Растения более мелкие, чем деревья, вымирают: теперь в тундре раздолье всевозможным насекомым. Идем, — позвала Ди и пошла дальше по тропке.

— Похоже на торфяник в миниатюре, — промолвила Хэнли, ступая следом.

— Осока, овсяница, тростник, карликовые березы — все оттуда, из тундры. — Ди остановилась, разглядывая островки растительности. — Черно-зеленые лишайники вот на тех камнях камнеломка супротивнолистная. Красиво цветет летом.

— Для стоматолога ты отлично разбираешься в растениях, — сказала Хэнли. — Разве стоматологам не положено любить искусственные цветы, причем чем мертвее, тем лучше?

— Конечно. И набившую оскомину попсу, — улыбнулась Ди. — Между прочим, гербариум — мое любимое место в «Трюдо». Возможно, пока он тебе кажется не самым лучшим прибежищем, зато другой зелени нет на тысячу миль вокруг. — Ди заговорила серьезно: — Там, снаружи, ты под защитой полярного костюма. Здесь же, внутри, каждый из нас сам решает, как ужиться с зимой и холодом. Меня спасает этот уголок.

Они обошли луг по тропинке и через цилиндрический переход вернулись в комфортное тепло станции.

— А это что такое? — спросила Хэнли, глядя на покатый потолок, который будто колыхался, переливаясь всеми оттенками синего.

— Прихоть Маккензи. Идем, я тебе покажу. — Ди повела Хэнли вверх по винтовой лестнице из деревянных планок.

Синий потолок оказался огромным круглым бассейном стремя плавательными дорожками. Крыша была усеяна треугольными двойными окнами. Вокруг бассейна стояли жесткие узкие скамейки. Ни трамплин для прыжков в воду, ни поручни лестницы не нарушали замысла создателя, не портили красоту сотворенного им пространства.

— А почему бассейн под крышей?

— Из страха перед пожаром. Открытого огня мы боимся больше всего на свете. Вокруг лед. Чтобы его растопить, нужна масса энергии. В случае пожара эта чудесная теплая морская вода послужит нам спасением. — Ди взглянула на идеальную гладь. — Большинство вещей здесь многофункционально.

— Здорово. А почему в бассейне морская вода? — поинтересовалась Хэнли.

— Потому что ее не надо обеззараживать хлоркой. Хлорированную воду труднее использовать.

— А вы хоть как-то обрабатываете воду, которую пьете?

— Нет. — Ди озадаченно помолчала. — А что, нужно?

— Пока трудно сказать, — отозвалась Хэнли.

— Пойдем, — позвала Ди, — осмотр достопримечательностей почти окончен.

— Станция оказалась гораздо больше, чем я ожидала, — поведала Хэнли.

— Поверь мне, она очень быстро уменьшится для тебя. Станция создает лишь иллюзию простора. Вскоре ты почувствуешь всю ее тесноту и осознаешь, как враждебно к нам оно. — Ди показала на потолок.

Хэнли подняла взгляд к окну, к усыпанному звездами небу и сразу же почувствовала, что не может сориентироваться.

— А с какой стороны в марте из-за горизонта солнце появится?

— В смысле — с какого направления?

— Да.

— Оттуда, — махнула рукой Ди, — с юга. Солнце взойдет на юге.

«Русь» выскользнула из фьорда. Тяжкое молчание воцарилось в лодке: люди выполняли свои обязанности, словно автоматы; вахтенные обменивались лишь самыми необходимыми фразами.

Руденко вглядывался в монитор внутренней видеосвязи на посту управления, отмечая позы водолазов, находящихся в компрессионной камере. Матрос, который закладывал заряды внутри «Владивостока», сидел в отдалении от остальных, подтянув колени и закрыв лицо руками. Двое полулежали, заслонив глаза руками от света, бьющего из ламп над головой. Орловский располагался ближе всех к телекамере, то ли забыв о ее присутствии, то ли не придавая этому факту никакого значения. Он неподвижно сидел с безжизненным выражением на лице, уперев в стену невидящий взор. На подбородке висела капля воды.

Отвернувшись от монитора, Руденко облокотился о стол и подпер рукой щеку. Он ждал. Старшина вел отсчет времени. Наконец послышался звук далекого взрыва… Слабый — на грани нереальности — и все же пугающе конкретный.

— …твою мать! — Голос Орловского, донесенный динамиком, был единственным, раздавшимся в рубке.

Корабль устремился на большую глубину. За спиной у Руденко, на мониторе, сжавшись в комок, втянув голову в плечи и стиснув ее руками, плакал самый младший из водолазов.