— Да, помню. Где вы сейчас?

— В Берне.

— Не хотите ли заехать в комиссариат?

— С удовольствием. Нам надо поговорить. У меня есть сведения о том самом матерчатом восьмиугольнике. Я хочу выяснить, не был ли найден такой же на теле Хоффмана.

— Жду вас, госпожа Брукс.

В холле комиссариата за стойкой стоял дежурный в форме бернской полиции — синий мундир с красными нашивками.

— Чем могу помочь?

— Я договорилась о встрече с инспектором Грюбером из уголовного отдела. Он меня ждет.

— Одну минуту, я позвоню ему.

Вскоре в холл спустился полноватый человек с проницательным взглядом.

— Госпожа Брукс? Давайте пройдем в комнату для допросов. Там нам никто не помешает.

Помещение выглядело стандартным, как во многих полицейских управлениях. В нем стоял стол, привинченный к полу, и два стула. На стене блестело большое зеркало. Афдера вспомнила, что такие односторонние зеркала вешают для того, чтобы из соседней комнаты можно было следить за ходом допроса.

Грюбер держал в руках толстую папку с надписью «Вернер Хоффман».

— Хотите кофе?

— Нет, спасибо, разве что стакан воды.

Они ждали, пока принесут то и другое, и говорили о Берне. Девушка рассказала инспектору, как Крещенция Брукс была привязана к этому городу.

— Ей очень нравился порядок, который господствует здесь повсюду.

— Порядок и гармония — в этом вся Швейцария. Но иногда их нарушают загадочные события, как, например, смерть Хоффмана, — заметил Грюбер, положив руку на папку.

В комнату вошел полицейский, поставил на стол чашку кофе, стакан минеральной воды и удалился.

Инспектор прервал светскую беседу и заговорил о деле:

— Мы точно знаем, что кто-то инсценировал самоубийство Хоффмана. В крови его было обнаружено вещество, использующееся для расслабления мышц. Скорее всего, он захлебнулся, будучи еще живым. Об этом свидетельствуют его легкие, полные воды. Итак, что вы знаете о Хоффмане и о той работе, которую он делал для вас?

— Давайте я начну с восьмиугольника.

— Хорошо, слушаю вас.

Афдера положила на стол кусочек ткани, подобранный ею в квартире Бадани, а Грюбер — черно-белый снимок. На нем был изображен точно такой же восьмиугольник. Девушка рассказала о гибели Лилианы Рэмсон, о смерти Бутроса Рейко, об убийстве Абделя Габриеля Сайеда и, наконец, о нападении на Бадани.

— Во всех случаях были найдены восьмиугольники?

— Да. Его положили рядом с кроватью Лилианы, на сиденье машины Сайеда, Бутросу Рейко засунули в рот. Вот этот я достала из кармана человека, который бросился на Бадани.

— Можно ли его допросить?

— Он мертв. Мы привязали его к стулу, но Резек не добился от него ни единого слова. Затем этот тип как-то изловчился, вскочил на нога и выбросился в окно с шестого этажа.

— Принес себя в жертву?

— Можно сказать и так. Хотя, по-моему, это выражение имеет религиозный подтекст.

— А вам не кажется, что эти восьмиугольники с латинской фразой являются признаком ритуального убийства, по крайней мере убийства из религиозных соображений?

— Наверное, вы правы, хотя я плохо разбираюсь в этом.

— Какая же, по-вашему, существует связь между всеми убийствами?

— Моя книга.

— Что за книга?

— Книга Иуды.

— Разве Иуда что-то писал? — недоверчиво спросил Грюбер.

— Похоже, да. Если не он, то его ученик по имени Элиазар.

— Но послушайте, ведь после казни Христа Иуда повесился.

— Это не совсем ясно. Возможно, он бежал из Иерусалима в Александрию. Книга, о которой я говорю, не только поможет людям лучше понять христианство и его основу основ — страсти Христовы. Она также прояснит кое-что в истории католической церкви.

— По вашему мнению, все эти люди были убиты за то, что держали в руках эту книгу?

— Я в этом твердо уверена. Лилиана, Рейко, Сайед и Хоффман нашли смерть от одной и той же руки.

— Тогда это длинная и могучая рука, раз она дотянулась сразу и до Египта, и до Швейцарии.

— Что вы имеете в виду?

— Не так-то легко найти искусного убийцу и послать его в Александрию, Каир и Тун. Нужны деньги, связи, широкие познания в теории информации и логистике. Вы говорите, что кто-то посылает убийц в Египет и Швейцарию, чтобы ликвидировать всех людей, связанных с книгой. Это должен быть человек достаточно могущественный, если он оставляет такую явную улику, как восьмиугольник. Или же действует серийный убийца, не думающий об осторожности. Может быть, их несколько, и действуют они согласно полученным свыше приказам. Может быть, это секта вроде ассасинов из Аламутской крепости.

— Секта ассасинов на исходе двадцатого века?

— Почему нет? Каждый день мы видим в теленовостях, как иранцы или палестинцы садятся за руль грузовика, начиненного взрывчаткой, атакуют казарму или посольство. Они верят, что Бог, Аллах или кто там еще за это вознаградит их в раю. Почему нельзя представить себе таких же католиков? Неужели все приверженцы Римской церкви свято соблюдают пятую заповедь? Будь это так, я остался бы без работы, занимался бы своими орхидеями и садиком.

— Простите, инспектор, но трудно поверить, чтобы в наше время действовала такая средневековая секта. Кто же играет роль Хасана ас-Саббаха, Старца с горы?

— Папа или кто-нибудь из высших католических иерархов.

— Вы серьезно? Верховный понтифик посылает во все концы света швейцарских гвардейцев в их нелепой форме, чтобы убивать ученых? Даже вообразить себе такого не могу.

— Госпожа Брукс, а вдруг окажется, что Иисус не умер на кресте, как гласит учение церкви? Вдруг окажется, что Иуда не доносил на Иисуса, не вешался, а окончил жизнь в глубокой старости, в окружении жены, детей и внуков, а на кресте погиб Петр, Иоанн или вообще женщина? Кто проиграет от этого?

— Католическая церковь. Но мне все равно трудно представить, как Папа посылает в разные города убийц, одетых в военную форму или в черную рясу.

— Я тридцать лет служу в полиции и, уж поверьте, могу представить что угодно. Кроме того, моя теория имеет под собой некоторые основания. Ведь фраза внутри восьмиугольника написана по-латыни. Серийный убийца не станет заморачиваться такими вещами. Он совершает преступления там, где живет, и стремится, чтобы о них узнали все. Это тешит его тщеславие. Такой преступник не станет лететь в Египет, чтобы задушить женщину в Александрии, а потом снова садиться на самолет, чтобы убить человека здесь, в Швейцарии.

— Но вы проверите мои слова?

— Да. Судья из Берна отправит каирской полиции запрос о присылке материалов, касающихся всех этих смертей. Однако обещать ничего не могу. Сейчас меня беспокоит вот что. Если эта секта расправилась с Хоффманом, то кто мешает ей взяться за остальных ученых из его команды?

— Вы поставите на прослушку телефоны Сабины Хуберт, Фесснера, Хермана и Шемеля?

— Я бы с удовольствием. Но мы не в Штатах. У нас нет возможности несколько месяцев подряд прослушивать четыре телефона…

— Четверых ученых, которым грозит опасность.

— Называйте это как угодно. Людей у меня нет. Не поверите, но мне пришлось бы оторвать от работы уличных регулировщиков, которые все равно не выстоят против опытных убийц, разве что смогут выписать им штраф за превышение скорости.

— Можно ли сделать хоть что-то? Херман, Шемель и Фесснер завтра уезжают, но Сабина Хуберт остается здесь.

— До отъезда эти трое будут под наблюдением. Потом мы попросим заняться их охраной полицию соответствующих стран. У дверей дома Сабины Хуберт будет выставлен полицейский наряд. Мы защитим ее, не беспокойтесь.

— Хорошо, инспектор. Я благодарна вам за все. Мне пора. Если что, я завтра буду в Женеве, а с послезавтрашнего дня — у себя дома, в Венеции. Прошу вас, держите меня в курсе событий, позаботьтесь о Сабине и остальных ученых.

— Я тоже прошу вас делиться со мной информацией. Вам не помогает никто, да и мои коллеги вряд ли поверят в историю о секте, убивающей во имя Бога и по приказу Папы, — сказал Грюбер с иронической улыбкой.