Через двадцать минут она стояла в крохотной кабинке женского туалета неподалеку от платформы вокзала Паламетто. Поезд был ее единственным шансом: ни быстрее, ни незаметнее до аэропорта Сакраменто не доберешься. Если все получится, то уже через часок она попадет на рейс куда-нибудь на восток, а потом пересадка — и на север Нью-Йорка. К Шентену.

Почему-то она была уверена, что Джасперс будет там. Долженбыть. Он нужен ей там, ей нужно убедиться, что он уцелел, ради самой себя убедиться, не ради него. Мягкий, порядочный человек, он попытался поддержать ее, он видел, как она теряет себя в том подземелье, а она ввергла его в это безумие. И все это — с улыбочкой. Ферик, Ферик, не подведи меня.

Теперь вопрос в том, узнают ли ее, когда она приедет. В коротенькой кожаной юбочке, шелковой блузке и замшевом жакете она ничуть не походила на синьору Фабрицци из Флоренции. Обтягивающий наряд она раздобыла в единственном на весь Паламетто магазинчике женской одежды, который так кстати (во всяком случае, это утверждал рекламный щит) запасся новинками последней моды. Новая одежда (в комплекте с темно-зелеными гольфами, очень миленьким кружевным нижним бельем и парой высоких альпинистских ботинок) преобразила Сару: ни дать ни взять девчушка с плаката, шик и блеск Северной Калифорнии.

В данный момент, стоя у другого зеркала, Сара вовсю использовала кое-какую мелочь, прихваченную в местной аптеке, дабы завершить картину преображения. Медленными ровными движениями она аккуратно покрывала крем-пудрой под загар лицо и шею. Обильно смазывая снадобьем руки по локоть и бедра, она решила не задумываться о последствиях. Все, что имело значение сейчас, — это несколько морщин (возраст!) и царапин (память об отвесном склоне у дома Тига). Минута — и они исчезли, а с ними словно бы улетучились лет семь, Сара снова перенеслась куда-то, где ей немногим больше двадцати. Ладно, ладно, пусть много больше двадцати. Пусть наряд подыграет: девчушка уже идет на крайности, чтобы выглядеть молоденькой.Дальше в ход пошли ножницы, которые помогли быстренько обкорнать волосы, чтобы они прямыми прядями падали до линии подбородка. Сара уповала на шесть часов перелета и несколько пакетиков краски для волос, их должно было хватить на то, чтобы в совершенстве обезобразить прическу. По крайней мере, до аэропорта в таком виде она точно доберется.

Бросив последний оценивающий взгляд в зеркало, она открыла дверь, и тут же с двух сторон до нее донеслись не похожие друг на друга звуки. С одной — гудок локомотива, громко извещавший всю округу, что поезд в девять сорок прибывает на две минуты раньше расписания. С другой — громыхание двигателя необычайных габаритов, знакомый его рокот заставил Сару отступить назад. До жути знакомое завывание мотора, на который будто икота напала, — такой ни с чем не спутаешь. Слишком часто она слышала это во время гонки по едва приметным тропкам, чтобы не узнать голос чуда на четырех колесах-гигантах.

Отыскали, значит, Джеффа. Или Притчарду хватило ума установить на «Пугало» наводящее устройство, позволявшее определять место, где оно находится?Вопрос дурацкий: Сара прекрасно знала, что как раз такие детали Артур никогда не упускал из виду. И вот теперь в результате «Пугало» идет по ее следу, крадясь по улицам Паламетто.

Поезд с визгом и лязгом металла о металл остановился, вынудив Сару тут же перевести взгляд на платформу. Почти в тот же миг машина, фыркнув в последний раз, умолкла. Сара замерла, ожидая услышать шаги, мягкий топоток крадущихся ног. Ничего, однако. Тишина, и только. Еще секунда, и разошлись в стороны двери вагонов, взметнув на бетоне опавшие листья, и тут же непроизвольно вздернулась голова, как у ищейки, почуявшей дичь: вот он, манит к себе свободный вагон, всего-то футах в десяти, не больше. Думай! Прикинь шансы!Полминуты ушло на выжидание, пока, выбравшись из своего укрытия, она не метнулась через платформу и не вскочила в вагон в тот самый миг, когда двери у нее за спиной сошлись. Еще несколько секунд, и платформа стала уходить назад, Сара, стоя у окна, старалась разглядеть на ней хоть мельком своих будущих преследователей. Никого, перед глазами лишь уплывающая назад бетонная полоса. Когда же мимо поплыл лесистый пейзаж, когда поезд, казалось, вошел в туннель из листвы и ветвей и, наращивая скорость, ринулся сквозь эти зелено-коричневые своды, Сара отступила от окна. Так где же они?

И тут до нее дошло. Они были в поезде.

Боб Стайн провел рукой по изголовью кровати, и пыль, взметнувшись сероватым облачком, осела на подушку. В другом конце комнаты О'Коннелл, всего несколько минут назад покоившийся меж пожелтевшими простынями постели, мотал головой от одного крана к другому: с холодной, а потом горячей водой, — совершая странный обряд пробуждения от дневного сна. На нем была рубашка с короткими рукавами, мятая на груди и тоже нуждавшаяся в хорошей стирке. Что до брюк, то они ему явно коротки, пузырятся в коленях и слишком тесны на животе. Таким Стайн видел его раньше всего раз. После Аммана. Вид был такой, что Боб невольно отвел взгляд и стал осматривать комнату, довольно обветшавшую и неряшливую. О'Коннелл отступил, вытираясь, и в глаза Бобу бросились умывальник, трубы, кое-как державшиеся у стены, вся металлическая подводка с раковиной, готовые, казалось, рухнуть на пол при самом легком неосторожном толчке. В общем, не жилье, а дыра, вызывавшая в памяти самые дурные воспоминания о третьем мире, неопрятной нищете этих развивающихся стран. Трудно поверить, что такую конуру можно снять на неделю в Нью-Йорке всего в трех кварталах к югу от Юнион-сквер.

Отыскать О'Коннелла было нетрудно. К тому же он сам за собой оставил явный след — факт, который успокаивал Боба. Как и Сара, Гал, похоже, просил, чтобы его отыскали. Боб, естественно, пошел навстречу.

Утробный кашель заставил Стайна вновь перевести взгляд на О'Коннелла, который, обернув полотенце вокруг шеи, возился с бутылочной пробкой.

— Это отличная штука, Бобби, — произнес он голосом, все еще сиплым от сна. — Для тебя только самое лучшее. — Ирландский выговор звучал как-то уж очень преувеличенно.

— Я пас, — отозвался Стайн. — Может, позже. — О'Коннелл пожал мощными плечами и сделал глоток темно-коричневой жидкости. — И сколько же ты таких за день уговариваешь?

— За день? — О'Коннелл засмеялся, но захлебнулся забурлившей в горле мокротой. Он сплюнул, никуда особо не целясь, и попал на низкий металлический унитаз возле двери. — За час, Бобби. За час. Когда сила есть, две. А когда ее нет… — Он подмигнул и ухмыльнулся. — Тебе чего надо? Как видишь, я очень занят. На таких, как ты, времени почти нет. У меня встреча в Рокфеллер-центре, чаепитие с пышечками. — Рассмеявшись, он сделал еще глоток.

— Ты оставил след. Я всего лишь прошел по нему, — ответил Стайн. — Обычно ты, Гал, шустрее действовал. Похоже, малость небрежничаешь.

— Уверен, так оно и есть, мистер Стайн. Уверен, что так. — О'Коннелл поднес бутылку к губам, но задержался. — Но что такое какие-то несколько дней меж двух друзей? — Улыбка пропала. Бутылка продолжила путь, жидкость стремительным потоком ринулась по стеклу вниз. О'Коннелл отер рот о голое плечо. — Иногда, знаешь ли, требуется немного… уединения. Немного времени, чтобы обдумать великие мысли. — Он снова выпил.

— Не знал, что они у тебя вообще появляются.

О'Коннелл моргнул, вновь заулыбался:

— А ты откровенен.

Следя, как приятель вновь приложился к бутылке, Стайн говорил:

— Никогда не понимал, с чего ты пьешь. Платят тебе достаточно…

— Я того стою, до последнего пенни, — перебил О'Коннелл, поднимая бутылку в шутливом тосте.

— Да, до последнего пенни, — согласился Стайн, — но здесь-то почему? Почему не на ферме, в Мэриленде? Там бы и предавался размышлениям. Глядишь на дворнягу…

— Бобби, закрой пасть. — В словах никакой злобы. — Я размышляю там, где считаю нужным. — О'Коннелл сделал еще глоток и заморгал. — А псина сдохла. Ты про это знал? Ага, сосунок чертов, понимаешь. Грузовик вел или еще что. Говорил я им: держите собаку по ночам в доме… чего уж проще… да никому из них ни в чем довериться нельзя, болваны глупые. Пустили собаку на волю, в темноте. Только того старой суке и надо было. — Прикончив бутылку, он швырнул ее в противоположную стену. Бутылка, уцелев, с глухим стуком упала на деревянный пол.