Ксандр тряхнул головой; в комнате сделалось темнее, душнее. Не было ее здесь. Не было мягкой ласки, не пахло сиренью — пропало наваждение. Он уставился в пространство и медленно двинулся к нише. Палец его заскользил по твердому краю деревянного стула. Два года.После Фионы он потерял два года жизни. Не в обычном смысле. Не было ни скитаний, ни затянувшихся отпускных, растраченных на жалость к себе. Вместо этого он всего себя отдал работе. Вновь сосредоточился на Макиавелли, только чтобы, оттолкнувшись от него, обратиться к Новым правым. Неожиданная одержимость. Его не интересовало откуда, зачем. Этой страсти доставало, чтобы отвлечься. Даже Ландсдорф одобрил. «Вот она, ирония», — подумал Ксандр. Тиг и Седжвик. Провели его по полному кругу: обратно в институт, обратно в нишу.

Вспыхнули лампы дневного света, и Ксандр резко обернулся, зажмурив глаза от слепящей яркости.

— Извините. Не хотел вас пугать. — Невысокий мужчина слегка поклонился Ксандру, глаза его шарили по комнате, пока не остановились на книжной полке у дальней стены.

Джасперс смотрел, как незнакомец бочком двигался вдоль полки, скользя большим пальцем по длинному ряду книг, как часто останавливался, что-то бормоча, а потом двигался дальше. Так продолжалось несколько минут, пока, воскликнув: «Ага!» — мужчина не снял с полки разыскиваемый том и не положил его на стоявший рядом столик. Он выглядел в библиотеке по-свойски: потертый пиджак, небольшая сутулость, полное безразличие ко всему, что творилось вокруг. Вот только волосы, зализанные к затылку, странно выглядели, какой-то в них был намек на суетность, чуждую этим священным стенам. Перелистав несколько страниц, мужчина поднял голову и поймал взгляд Ксандра. Не было ничего доброго в его глазах, ничего похожего на вежливый приветственный поклон. А потом вдруг — улыбка. Тонкие губы растянулись по впалым щекам.

— Это не то, что я разыскиваю, — сказал он. Акцент выдавал в нем северного европейца. Голландец, швед, немец — Ксандр определить не мог.

— Жаль.

— Да. — Мужчина закрыл книгу, поставил ее на полку. Прошелся рукой по волосам. — Не та секция, наверное.

— Да.

Опять взгляды их встретились. В глазах — пустота: никакого ответа.

— Извините, что побеспокоил вас. — Мужчина направился к двери, обернувшись, отвесил прощальный поклон и шагнул в коридор. Дверь за ним закрылась.

Ксандр, прислушиваясь к удалявшимся шагам, не мог сдержать дрожи в руках: подействовала, он знал, не столько внешность мужчины, сколько знакомая обстановка. Он позволил себе снизойти к собственным прихотям. Знал: Сара такого никогда бы не позволила.

Он сходил по ступенькам на первый этаж, а мозг уже занимали сведения, которые он добыл, разбираясь в записях Карло. Когда Ксандр шел через колоннаду, навстречу резко метнулся ветер, его порывы давали организму столь необходимую встряску. Упрячь подальше, оставь все это в той комнате.Вновь навалилось оцепенение, слишком знакомое, слишком напоминающее о той же отстраненности, какую он видел только вчера. У Сары в глазах.

Чикаго. 4 марта, 5.14

Джанет Грант, как ей было велено, сомкнула безжизненные пальцы мужчины на рукоятке пистолета, уложила его руку на подушку. Сама она еще никогда никого не лишала жизни, гибель людей в Вашингтоне разумом воспринималась как нечто ей не подвластное. Того же, что сделано сегодня утром, так легко со счетов не скинешь. Старец назвал это «ее епитимьей». За Эггарта.

Она оглядела комнату: компьютер все еще урчал, на экране один за другим появлялись списки файлов, которые тут же таяли, уходя в небытие. Ей не объясняли, зачем нужно все стереть: не ее ума это дело.

Сидя в кресле, она рассматривала безжизненное тело Чэпманна на кровати. Явное самоубийство. Человек, который усомнился в ходе всего дела, в процессе.

То был урок, который Джанет Грант позабудет не скоро.

Из Лондона Сара прилетела накануне поздно вечером, но уже к 6.45 утра успела сделать многое. Отыскать в «Олд Эббит Грилл» своего старого приятеля Томми Карлисла, начальника управления уголовного делопроизводства в министерстве юстиции, было легко. Завтрак в 6.00: копченая рыба и крепкий черный кофе, который в столь ранний час в «Грилл» готовили только для особой клиентуры, — был частью его ежедневного распорядка. Как и отлично сшитый костюм и жесткий галстук-бабочка, хорошо известный в определенных вашингтонских кругах. Выбор неминуемо должен был пасть на Томми, если учесть, что задумала Сара.

— Мне нужно заглянуть в некоторые папки, — начала она.

— И естественно, допуска от госдепа у тебя нет.

— Томми, — Сара улыбнулась, — я же сказала: это одолжение, а не услуга по делу.

Он помолчал, затем кивнул:

— Понятно. И что же это за папки?

— Старые.

— Насколько старые?

— Из тех, что не вводятся в компьютеры. — Теперь уже она помолчала. — Из тех, что хранятся в Д-5.

Глаза выдали его мгновенную реакцию.

— Д-5. — Улыбка Томми была явно вымученной. — И откуда тебе об этом известно?

Сара ничего не отвечала и не сводила с него глаз.

Прошло еще несколько секунд, и Томми отрицательно покачал головой:

— Извини, дорогая. Это несколько за пределами юрисдикции одолжения. Не говоря уже о сумятице всю эту неделю: служба безопасности весь город прочесывает, всюду рыщет. Нам всем стоит быть поосторожнее.

— Томми, я обещаю, что ничего не возьму. Мне всего-то и нужен уровень семь…

— Я полагаю, этого разговора мы с тобой не ведем.

— У тебя есть допуск, ведь так? — Сара ждала, изучая его лицо. Потом заговорила, очень четко выговаривая слова: — Он у тебя сейчас справа.

Их долгие прощальные объятия предоставили ей полную возможность вытащить у него из кармана пропуск и заменить его мастерской подделкой. При том что Томми в городе несколько дней не будет (ее источник сведений о Карлисле работает первоклассно, во всяком случае, заслуживает лишней тысячи), пользоваться пропуском ему незачем, стало быть, и подделку никто не обнаружит. Она того и гляди нарушит закон о государственной тайне, но это уже другое дело. Ребята из Минюста, несомненно, потребовали бы объяснений: она рассчитывала на то, что последствия первой попытки Эйзенрейха на некоторое время отвлекут их. Впрочем, в какой-то момент, догадывалась она, к ней послали бы кого-нибудь из друзей-приятелей, дабы… убедить зайти на пару слов. Это усложнило бы дело, а рискнуть стоило.

И вот она стоит перед ничем не примечательной дверью: их, дверей, всего две в этом длинном изолированном коридоре, упрятанном в глубине четвертого подземного этажа подвалов министерства юстиции. Стеклянная табличка с надписью: «Д-5». До сих пор пропуск Карлисла провел ее через три раздельных поста, на каждом из которых стоял во всеоружии морской пехотинец — недавнее нововведение. Ни один из молодцев ни слова не проронил, полагаясь на всевозможные электронные приборы, подтверждавшие ее допуск. Еще до прихода сюда Сара знала, как ей повезло: минюст немного отставал от времени и датчиками идентификации по сетчатке глаз обзавестись не успел. С другой стороны, она представить не могла, кому еще могли понадобиться материалы по Темпстену или, говоря точнее, кто стал бы терять время на то, чтобы отыскать их здесь. Секретно, но устарело. Так выразился Томми. Такое сочетание, очевидно, и помогло ей проскочить.

Сара приложила пропуск к окошечку электронного стража, через шесть секунд дверь, клацнув, отворилась, и она переступила порог, едва не налетев на полку, находившуюся всего в двух футах от двери. Тут же над головой зажглись лампы дневного света, и таинственный Д-5 оказался всего-навсего очень длинным проходом с полками до потолка, которые были забиты папками и тянулись по всей длине коридора. Закрыв дверь, Сара сверилась с небольшой схемой, висевшей на стене, где стрелочками и квадратиками обозначались все полки по годам хранения. Тысяча девятьсот шестьдесят девятый находился на третьей от конца.