— Тогда у нас все должно быть прекрасно. — В словах слышался подводящий черту итог.
Повисла пауза.
— Дайте мне присмотреться. Просто чтобы убедиться.
Вновь пауза.
— Ладно, Тим. Если ты считаешь, что так лучше. Мартин отключил интерком и поднял телефонную трубку. Минуту спустя он уже разговаривал с Лоуренсом Седжвиком:
— Извините за беспокойство…
— Никакого беспокойства. — Фраза выговорена на одном дыхании. — Чем могу служить, мистер Чэпманн?
— Уязвимость. Она… начинает сказываться.
— Рановато… Тем не менее все, что нам нужно, — это еще несколько часов. Не вижу проблемы.
— Но не я один контролирую…
— Я это понимаю, — отрезал Седжвик. — Кто-нибудь догадывается, что данные о торгах привносятся компьютером?
— Нет. Нам достанется около полумиллиарда, на худой конец. Однако кое-кто хочет проверить данные с этого конца.
Пауза. Потом голос Седжвика:
— Это было бы ошибкой.
— Да, я… я знаю.
— Тогда вам следует позаботиться об этом.
Прошло несколько секунд, прежде чем Чэпманн собрался с духом:
— И я продолжаю скупать по этим позициям, пока…
— Это выяснится, когда вы зайдете достаточно далеко.
— Так мы на самом деле намерены перехлестнуть с этим через край? — В трубке повисло молчание. — Я думал, мы осознаем это? — Молчание. — Я понимаю.
— Относитесь к этому как к эксперименту, Мартин. Контролируемая среда для проверки ответной реакции. Помните только об одном: среда обязательно должна оставаться под контролем.
Мгновение спустя связь оборвалась.
Чэпманн повернулся к окну, откуда открывался вид на город с пятидесятого этажа. Чего еще ждать от Седжвика, всегда у него так: отстраненность да раздражение. Чэпманн работает с ним с последних дней «Уоррен корпорэйшн» — частица встряски, оставившей Седжвика фактически в изоляции. Даже тогда этот человек был спокоен до глупости: потерю шестидесяти миллионов долларов воспринимал с явным безразличием. А за три месяца вновь воспрянул и устремился вперед. Чэпманн никогда не спрашивал — как. Поэтому-то Марти и остался так близок ему. Седжвик заслужил его доверие.
Мартин глубоко вздохнул и нажал клавишу интеркома:
— Тим, может, перекусим чем-нибудь, а? Расскажи, что ты там выискал.
— Платишь ты?
— Само собой. — Мартин помолчал. — Разве не я всегда угощал?
Убрав палец с клавиши, он потянулся к телефону.
* * *
В «Донато» ожидали прибытия синьора Фабрицци с женой из Неаполя на все выходные: итальянцы не требовали оставлять паспорта у портье. Сара все устроила, даже бутылку шампанского в номер. Возможно, знала, что Ксандру понадобится вино. Абсурдность того, что произошло за последний час, сказывалась: он с трудом сдерживался, чтобы не сделать глоток-другой. Он почти сумел простить себе глупое поведение на вокзале: взялся следить за своими преследователями. Но улыбка бородача — вот что выводило Ксандра из равновесия. Он гнал эти мысли, устроившись на диване и положив ноги на столик.
Желтое сияние пробивалось в окно и неприятно било в глаза, мешая заснуть. А подремать хотелось, времени для этого достаточно: Ксандр знал, что до приезда Сары еще часа два. Однако, попытавшись отстраниться от надоедливого света с улицы, он с трудом пошевелил плечами. Одной дремой здесь явно не обойтись.
С натугой оторвавшись от дивана, Ксандр отдал предпочтение холодному омовению флорентийской ночи и выбрался на ажурный металлический балкон, нависавший с шестого этажа над виа дель Панзани. Поток студеного воздуха вымел все мысли о сне из головы. Но по-настоящему забыть об усталости Ксандру помогло то, что он увидел слева от себя.
Дон Кихот и навеки преданный ему Санчо. Толстяк слева, и высокий, худой — справа. Непочтительность к самому, наверное, поразительному в мире архитектурному ансамблю вызвала улыбку на губах Ксандра. Омытые потоками света, взирали на него купол и колокольня, витражное око по центру собора пронзало глубокую тень от мощных лучей прожекторов, установленных сотней футов ниже. Ясно, что создатели этой архитектурной композиции были больше художниками, чем строителями. Ксандру эта пара представлялась держащей оборону, ожидающей нападения невесть откуда и находящей успокоение в близости друг друга. Было что-то утверждающее в их терпении.
Холод стал пробираться по спине. Тоскливо взглянув на сияние уличных огней внизу, Ксандр вернулся в комнату, плотно затворив створки балконных дверей. Тут же в унисон зловеще щелкнул замок, звякнул ключ во входной двери — у Ксандра кровь отлила от лица. Чудесные образы флорентийской ночи разом улетучились. Их место перед взором Ксандра заняла упрятанная в окладистой бороде улыбка.
Мысли его понеслись вскачь, морозом свело спину, упертую в ледяное стекло. Он почувствовал себя одиноким, пришпиленным к окну, скованным яростной хваткой света от настольной лампы. Уйди со света, черт побери! Уйди со света!Слова прошили его насквозь, минули томительные секунды, и неведомая сила сдвинула его с места. Ксандр бросился к лампе, едва не рассадив себе голень об угол стеклянного столика, дотянулся до выключателя. Комната погрузилась во мрак, лишь слабые отсветы с улицы чертили странные силуэты по стенам. Услышав, как тихо повернулась ручка и скрипнула дверь, он рванулся вправо, по-детски ища спасения за кожаным креслом, как будто специально придвинутым в угол. Широкий клин света прорезал комнату, и Ксандр огляделся в поисках хоть чего-нибудь, похожего на оружие. В глаза бросился пузатый контур пробки от шампанского, Ксандр вцепился в тяжелую бутылку, прижал к себе, готовый молотить ею при малейшем признаке того, что обнаружен. Думая только о своем дыхании, он изо всех сил старался унять бешено колотившееся сердце, даже не сомневаясь, что стук его эхом отдается по всей комнате.
Тень заполнила пространство, пробегая по потолку и устремляясь к его маленькому убежищу. Не смея шелохнуться, Ксандр напряженно вслушивался в мерные шаги, подбиравшиеся все ближе и ближе к комнате. Осторожные шаги — как воду пробуют. И вновь навалилось на него это слово: профессиональные, еще больше сводя пальцы, сжимая легкие, лишая последних сил, оставленных им для мгновенной схватки. Фигура приблизилась, и моментальный отблеск света с улицы выхватил из мрака кисть руки. Не помня себя, Ксандр выскочил из укрытия, отчаянно хватая одной рукой высвеченное лезвием уличного фонаря предплечье. Другая его рука, все еще сжимавшая горлышко бутылки, с размаху устремилась вперед, наугад в направлении фигуры, все еще невидимой.
То, что он ощутил следом, оказалось полной неожиданностью. Что-то острое, как пинцет, впилось ему в мякоть ладони, выбив из руки подобие оружия. Один крутящий рывок — и дикая боль пронзила ему руку, а ноги куда-то исчезли, выбитые из-под тела. Ксандр плюхнулся на ковер (рука по-прежнему была захвачена в тиски), в горло врезалась грубая кожа ботиночной подошвы, вдавилась так, что не допускала никаких движений, кроме судорожных глотков воздуха, который Ксандр силился вдохнуть. Больше всего скованный собственным страхом, Ксандр ждал последнего удара.
Его так и не последовало. Захват, клещами сжимавший ему запястье, ослаб, подошва освободила горло. Ксандр лежал очень тихо, свободный, но оцепенелый. Медленно подтянув руку, он попытался подняться на ноги, но боль в руке не позволяла опереться на нее. Корчась на полу, зажимая запястье, Ксандр глянул вверх через полоски света. Там смутно виднелись очертания обращенного к нему лица Сары.
* * *
— Господи Иисусе! — В горле клокотали чувства, и было не ясно, во что ихизлить: в облегчение, в гнев или в боль. — Что вы, черт возьми, себе позволяете? — Ксандр снова попытался встать, но не смог — в голове у него все плыло от ноющей боли в плече. — Я про то, что какого черта вы себе позволяете?
Сара подхватила его под руку, помогая подняться на ноги. Почти безотчетно он отпрянул от нее. Унижения от валяния по полу беспомощно распластанным нельзя искупить, просто-напросто протянув руку помощи. Он почувствовал липкое тепло на пальцах: тонкие струйки крови, стекавшей от запястья в ладонь. Дожидаясь, пока утихнет боль в голове, он медленно поднялся с пола, бдительно следя за тем, чтобы держаться подальше от ее протянутых рук.