Дети носились по полю, резво швыряя друг в друга снежки, и те ракетами прочерчивали ночное небо, устремляясь к едва различимым целям. Большое пространство открытой площадки, удобно приютившейся у подошвы длинного холма, резко обрывавшегося со стороны красного кирпичного дома, служило превосходным полем сражений. Звенел смех, отзвуки его заглушались топотом сапожек, сновавших туда-сюда по морозному снегу. Небольшой, поросший лесом участок по краям этой маленькой арены наделял картину духом умиротворения.

На вершине холма маячила одинокая фигура человека с сигаретой в руке, другую руку он, согревая, засунул поглубже в карман.

Йонас Тиг наблюдал, как вился дымок сигареты, смешиваясь с клубами пара от дыхания, вырывавшегося из ноздрей. Он знал, что курить нельзя: доктор все убеждает его бросить — только Тиг вовсе не из тех, кто отвергает радости жизни. По нему, здоровяку под шесть футов ростом, с выдающимся животом, это заметно, хотя грудь колесом и скрывает наиболее яркие приметы избалованной натуры. Двести двадцать пять фунтов живого веса благоразумно умещались в границы двубортного блейзера.

Увиденное внизу принесло ему мимолетное облегчение: эти ребятишки так не похожи на других, в его собственном мире. Йонас прикрыл глаза, сбросив с плеч заботы последних нескольких месяцев и выкинув из головы мысли о событиях минувших полутора дней. Воспоминания о собственном детстве: заливистый смех, пропитанные потом рубашки и носки, учащенное дыхание, внезапный взрыв снега на ничего не подозревавшей спине. Насколько же легче, насколько же ощутимее.

От сигареты во рту появился кислый привкус, Тиг отбросил ее и расслышал мгновенное шипение, когда огонек коснулся снега. Звуки подъезжающих машин, внезапные всполохи зажженных фар на легком небесном фоне вернули его к тому, что предстояло сегодня вечером. Повернувшись лицом к приближающимся огням, Тиг услышал торопливые шаги одного из своих помощников. Пришла пора изобразить на лице решимость, маску властности, что так подходила к облику самой популярной в мире телевизионной болтовни и демагогии фигуры. Тиг пригладил черные, как сажа, волосы и зашагал к большому кирпичному зданию. Когда он сворачивал ко входу в школу (помощник уже шел рядом), то невольно задержал взгляд на крупных буквах над двустворчатой дубовой дверью, которые, как по волшебству, выступали из кирпичной кладки: ЭЛКИНГТОНСКАЯ ЧАСТНАЯ ШКОЛА.

Тиг расстегнул пальто, проходя через толстенные двери в небольшой, облицованный плиткой вестибюль. Внушительная стеклянная витрина, полная всяческих кубков и призов, оказалась прямо перед ним, он сбросил пальто с плеч и передал его шедшему рядом молодому человеку:

— Держите при себе. Сегодня я должен побыстрее выбраться отсюда.

Помощник кивнул и направился к дверям в конце вестибюля. Оттуда появилась молодая женщина с блокнотом в руках и затравленным взглядом. Эми Чандлер, продюсер программы «Тиг в тик», отнюдь не пришла в восторг, когда три месяца назад на ее стол легла заявка на двухнедельное турне. Четырнадцать шоу в четырнадцати городках. Тигу понадобилось поближе узнать своих поклонников, проникнуться их заботами. Ее заботы значения не имели.

— До выхода в эфир у нас около четырех минут, — заговорила Эми, направляясь к нему. — Твои преданные поклонники — их набралось сотен пять — терпеливо ждут обещанного вечера сплетен. Ворохни их по-быстрому, а потом веди за собой. Я покажу тебя крупно, когда дойдем до тридцати.

Тиг на ходу поправил наушник.

— Я пройду по центральному проходу, — сказал он, остановившись у двери. Эми принялась поправлять ему галстук. — Возьми меня передней камерой, как только я стану подниматься на сцену.

— Сделаем. — Она прижала галстук к груди Тига, подмигнула ему и скомандовала в микрофон: — Он выходит. Дайте им сигнал: встречать стоя.

Эми тихонько проскользнула в дверь, через пятнадцать секунд из зала сквозь неясный гул донесся глубокий звучный голос:

— Добрый вечер, дамы и господа, добро пожаловать на «Тиг в тик». — Раздались легкие аплодисменты, а сразу за ними шиканье — и молчание. — Всего через несколько минут мы будем в эфире, так что усаживайтесь поудобнее и, пожалуйста, будьте готовы тепло приветствовать хозяина нашего шоу… Мистер Йонас Тиг!

Тиг ждал сигнала Эми, еще миг — и двери перед ним распахнулись, аплодисменты зазвучали громче, едва он появился в свете софитов. Типичный школьный зал: и спортивный, и актовый, и для собраний, сцена и паркетный пол, лоснящийся под несчетными слоями лака и мастики, — служил студией, откуда сегодня вечером шла отвергающая проторенные пути запись телевизионного представления. Студийную аппаратуру впихнули на площадку прямо под дальним баскетбольным кольцом, камеры и операторские краны в готовности ждали сигнала «эфир». Тиг взметнул правую руку и под одобрительный гул направился в толпу. Когда он пробирался мимо зрителей, то казался, как сказали бы они, человеком неиссякаемой энергии, широкого кругозора.

— Какое же это удовольствие — оказаться здесь и выслушать, что у вас на уме и в душе, — бубнил Тиг, пожимая тянущиеся к нему руки. Он подмигивал и, кивая, прокладывал путь сквозь уже стоявшую публику: две минуты отводилось на ритуал. В наушнике раздался голос Эми:

— Мы на тридцатой.

Тиг вырвался из объятий молодой обожательницы и легко направился к ступенькам в дальнем конце сцены. Задник казался маленьким, книжные полки со столом задвинули слишком в глубь сцены, но Тиг знал: операторы сотворят чудо. Перед самыми ступеньками он остановился, ожидая вступления. «Улыбайся, Йонас», — зазвучал в ухе голос, когда раздалась знакомая музыка.

Он сделал что положено и, не шевеля губами, зашептал в крохотный микрофон (связь с продюсером) у себя на галстуке:

— Самолет на Рочестер вылетает в одиннадцать сорок пять?

— Будет ждать, если мы опоздаем.

— Не сегодня, Эми. Вошли — и вышли. Таков план.

— А как же твои обожающие поклонники? — Он расслышал ее смешок. — Эти захотят провести с тобой немного времени после шоу, Йонас.

— Вошли — и вышли. — Он приветственно махнул рукой молодому человеку в первом ряду, улыбнулся, не переставая говорить: — Не сегодня.

Голос забубнил, покрывая музыку, публика бесновалась вовсю, когда Тиг взошел на сцену:

— Сегодня от великого штата Вермонт город Элкингтон приветствует Йонаса Тига и… «Тиг в тик»!

Сигнал «аплодисменты» безжалостно замигал, хотя нужды в этом не было: публика реагировала бурно. Тиг неторопливо прошелся к столу, аплодируя публике и указывая на одно-два незнакомых лица в толпе. Подошел к креслу и сел в тот момент, когда музыка усилилась. Он поправил микрофон на столе, сдвинул в сторону стопку бумаг и, подняв голову, широко улыбнулся. Пришло время внушать, сказал он самому себе. Время вдохнуть иллюзию в жизнь.

— Уф, ну и ну, до чего ж у нас бойкая компания сегодня подобралась. — Публика еще раз, напоследок, взорвалась. Тиг ждал, пока зрители угомонятся: кивал, махал рукой, ворошил бумаги, а потом, глядя прямо в камеру номер один, продолжил: — Позвольте мне адресовать приветствие Элкингтона всем, кто нас смотрит. Как вы, должно быть, слышите, у нас тут сегодня обстановка немного буйная. — Новая волна аплодисментов. — Знаете, мы за десять дней побывали в десяти городах, и, признаюсь, шквал поддержки, которую мы получаем, не перестает меня удивлять.

В последнюю неделю мы до хрипоты спорили о рабочих местах, иммиграции и налогах. — Стон в публике нарастал. Он повернулся к камере номер два. — А вчера, — Тиг выждал паузу и резко перешел на серьезный тон, — ну, все мы знаем, что было вчера в мыслях у каждого. — Он подождал, пока в зале воцарится тишина. — Нашим друзьям в Вашингтоне — наши молитвы. — Вновь выждал, затем обратился к камере один: — Нет, сегодня мы не будем пересказывать вчерашние сообщения, но мне, например, ясно, что во всех звучит один и тот же вопрос: что происходит с этой страной? Куда прикажете нести нам веру свою, когда наша работа… да сама наша жизнь — в опасности?! Мы теряем контроль?