Джек, как и Джереми, перевел взгляд на Марию. Она выглядела усталой, хотя после разыгравшейся в храме кровавой драмы почти все время спала. Ссадину на ее лице врач с «Морского странника II» залечил, пообещав, что со временем не останется даже шрама, да и ссадина — сущий пустяк по сравнению с психологическим потрясением. Джек знал, что Мария, конечно, не скоро свыкнется со смертью О'Коннора и еще долго будет во власти того кошмара, который ей довелось пережить и который всколыхнул в ее памяти душераздирающий рассказ матери. Когда Джек учился вместе с Марией в колледже, он видел ее мать несколько раз, но даже не предполагал, что она, как и отец Марии, еврейка. О трагической участи, постигшей ее семью, она рассказала Марии лишь перед самой смертью, а до того, как и многие люди, пережившие ужасы холокоста, хранили страшные воспоминания при себе. Мария отомстила за мать, расправившись с Рекснисом, но это стоило ей душевного потрясения. К счастью, местные полицейские, увидев, что хозяйничавший в округе Петер Рекснис получил пулю в лоб, обрадовались этому обстоятельству, а Марию даже нарекли героиней, освободившей мальчика из рук изверга и злодея.

— Херефордская библиотека до конца не исследована, — сказала Мария, отвечая на вопрос Джереми. — А время не ждет. Если ты снова станешь работать на ММУ, это надолго. — Она перевела взгляд на Джека. — А что с поисками меноры?

— Занимаясь поисками меноры, я пришел к заключению, что история повторяется.

— Никак ты собираешься философствовать? — поднимаясь на ноги, сказал Костас. — Лучше я займусь чертежами.

— Подожди. Мне кажется, мои выводы заслуживают внимания. Когда я рассматривал фреску в храме, найденном в джунглях Петером Рекснисом, то изображенная на ней праздничная процессия напомнила мне церемониальное шествие, изображенное в Риме на арке Тита. Во время этого шествия римлянам демонстрировали менору, захваченную во время Иудейской войны. За свой долгий и бурный век она переменила много хозяев, людей разных обычаев и культуры. Иудеи считали менору символом веры, уступавшим по значимости лишь Ковчегу Завета. Затем менора перешла к римлянам, потом оказалась у византийцев, и наконец ее похитили викинги во главе с Харальдом Хардрада. И заметьте, всякий раз ее могли переплавить в золото, но никто не пошел на это. У римлян менора стала олицетворять мощь и величие государства, у византийцев стала потаенным сокровищем, связывавшим их с Римом и с прежними имперскими устремлениями, а для Харальда Хардрада менора сделалась символом его личной воинской доблести и, наконец, талисманом.

— А после того как тольтеки разбили викингов, менора, понятно, перешла к ним, — вставил Костас.

— Тольтеки придавали большое значение возвеличиванию военных побед и в честь своих достижений возводили храмы и монументы. Тольтеки любили золото и, вполне вероятно, что, завладев таким бесценным сокровищем, как менора, они не принесли его в жертву богам, а сохранили для праздничных церемоний, подобным той, что тысячу лет назад устроил Веспасиан на римском Форуме. После победы в Иудейской войне в жертву богам были принесены только пленные, а трофейные ценности перешли государству. Веспасиан мог переплавить менору в золото, чтобы начеканить денег. Но он поступил иначе, поместив менору в храм Мира.

— Тольтеки могли поместить менору в храм воинов, — предположил Джереми. — Разумеется, этот храм не служил делу мира. Скорее, его можно сравнить с замком Вевельсбург, штаб-квартирой СС.

— Куда же девалась менора после того, как тольтеки были покорены, а их земли перешли к испанским завоевателям? — задумчиво спросила Мария. — Принято полагать, что менора исчезла невесть куда в последние годы существования Римской империи, но тебе, Джек, это распространенное мнение удалось опровергнуть и проследить путь меноры от Рима до Чичен-Ицы. Что же дальше?

— Боюсь, что паши поиски завершились. Где дальше искать менору, не имею понятия.

— Может, я сумею помочь, — смущенно произнес Джереми. — Я изучал историю майя и сейчас вспомнил о том, что испанцы завоевали территорию Юкатана значительно позже, чем Центральную Мексику. Хотя Кортес и высадился вначале на Юкатане, он недолго пробыл на полуострове.

— Не нашел золота? — предположил Костас.

— Вот именно. Но уйдя с Юкатана, Кортес упустил возможность прибрать к рукам сказочные сокровища. Вы можете не поверить, но последний правитель майя был отстранен от власти испанцами только в 1697 году. А он являлся прямым наследником правителей Чичен-Ицы.

— В 1697 году? — удивленно произнес Джек. — Спустя почти два столетия после вторжения конкистадоров Кортеса в Мексику?

— Я думал, что Чичен-Ица была разрушена и покинута жителями еще до появления на Юкатане испанцев, — добавил Костас.

— И вы правы. Это произошло в пятнадцатом веке, за несколько десятилетий до вторжения испанцев на Юкатан. Но еще за два века до этого владычество тольтеков на Юкатане окончилось безвозвратно. На смену тольтекам пришел иной народ, одно из племен майя — киче. Однако эти индейцы по так и не выясненным причинам снялись с обжитых мест и ушли в джунгли, где скитались десятилетиями, как в библейские времена израильтяне в пустыне.

— Возможно, произошло коллективное помешательство, — усмехнувшись, произнес Костас. — Постоянные зверства, насилие и кровавые жертвоприношения божествам сделали свое дело.

Джереми рассмеялся.

— Как бы там ни было, эти индейцы за годы своих скитаний ушли от Юкатана на юг более чем на четыреста километров и в конце концов дошли до озера Петен-Ица, на севере нынешней Гватемалы. На острове среди этого озера они возвели новый город, Та-Ицу, долгое время сохранявший независимость. В те времена в Та-Ице побывала только горстка миссионеров. Постепенно Та-Ица стала считаться таинственным, загадочным местом. Одни испанцы считали ее затерявшейся в джунглях неприступной индейской крепостью, оплотом свирепых воинов, практиковавших сатанинские ритуалы. Другие были уверены, что в Та-Ице собраны сказочные сокровища, овладеть которыми можно, только преодолев непомерные трудности, и имели об этом городе представление, схожее с представлениями об обители Шангри-Ла и острове Авалон.

— Вот мы и вернулись к королю Артуру, — проворчал Костас. — Интересно, не собирался ли Теннисон поместить Авалон в мексиканских джунглях?

— Индейцы, уйдя с Юкатана, могли захватить с собой все свои ценности, — возбужденно произнес Джек, — поступив так же, как в библейские времена евреи, которые, уйдя из Египта в Иудейскую землю, захватили с собой все движимое имущество.

— Нельзя исключить, что среди ценностей, захваченных с собой индейцами, отправившимися на поиски нового места жительства, была и менора, — подхватила Мария. — Спустя двести лет после гибели Харальда Хардрада среди индейцев могли найтись неустрашимые люди, не побоявшиеся спуститься за менорой в тольтекский ад. Возможно, к тому времени еще сохранилась намять о том, что менора принадлежала пришедшему из-за моря богу-орлу, который, удалившись в подземный мир, пообещал возвратиться, как о том говорится в книге «Чилам-Балам».

— Индейцы ица могли и сами принести менору в жертву богам, — сказал Джек.

— Или переплавить в золото, — буркнул Костас.

— Позвольте, я продолжу, — произнес Джереми.

— Слушаем тебя. — Джек кивнул.

— В конце восьмидесятых годов прошлого века в Мексике нашли рукопись, которую составил миссионер, францисканский монах Фрей Андрее де Авепданьо-и-Лойола, побывавший в Та-Ице в 1695 году. Это был образованный, энергичный, целеустремленный человек с высокими нравственными устоями. В свой работе Авенданьо с похвалой отзывался об индейцах, и можно понять, что индейцы, которых он собирался обратить в свою веру, приняли его хорошо. Обычно о первых миссионерах в нашей литературе отзываются негативно, но если бы не существовало людей, подобных Андресу Авенданьо, мы бы мало что знали о людях прошлого. К таким подвижникам относился и отец О'Коннор.

— Вряд ли он был знаком с этой рукописью, — сказала Мария.