Он двинулся дальше. Фонарик не требовался – прожектора машин и камер превратили пещеру в ярко-голубой коридор. Впереди послышался скрежет – одна из машин задела за свод. Маршалл заметил, что даже обычно непрошибаемо беспечный Салли поджался и побледнел.

Затем пещера расширилась, свод ушел ввысь, и небольшая людская толпа обступила расчищенное пятно в ледяной толще. Дизели один за другим смолкли, и наступившая тишина на миг сделалась оглушительной. Лед с тихим треском слегка проседал под тяжестью механизмов. Рабочие установили последние из опор и расположились поодаль.

Какое-то время все молчали, глядя на мертвые большие глаза, взиравшие из-подо льда на пришельцев. Маршалл обвел взглядом собравшихся. Экберг беспокойно хмурилась. Барбур колдовала над своим карманным компьютером. Конти вперился в мутную толщу – его самоуверенность явно несколько пошатнулась. Фарадей, моргая из-под огромных очков, доставал из карманов измерительные приборы. Салли излучал нечто вроде отеческой гордости.

Наконец Конти пришел в себя.

– Фортнем, Туссен, вы снимаете?

– Да, – ответил главный оператор.

– Сняли ученых?

– Дважды.

– Очень хорошо. – Продюсер повернулся к Салли. – Очертите зверя, пожалуйста.

Салли откашлялся.

– Очертить?

– Пределы блока, который мы примемся вырезать. С запасом – нам не хотелось бы ненароком отхватить ему лапу.

Салли поморщился, но храбро шагнул вперед и, посовещавшись шепотом с Фарадеем, что-то быстро в уме подсчитал, а потом нацарапал на льду ножом грубый прямоугольник.

– Глубина? – спросил Крил.

Салли посмотрел на Барбур, та заглянула в компьютер.

– Два метра семьдесят сантиметров, – сказала она.

Крил повернулся к человеку, сидевшему за пультом машины.

– Пусть будет два восемьдесят.

Пещера снова наполнилась ревом дизелей и облаками выхлопных газов. Под объективами камер еще один рабочий с помощью дистанционного пульта подвел механическую руку странного вида комбайна ко льду, после чего медленно опустил ее на проведенную климатологом линию.

– Всем отойти назад! – крикнул Крил.

На конце инструмента вспыхнул ярко-красный луч, лед под которым тут же вскипел.

– Военный лазер, – сказал Конти. – Очень мощный, но при этом намного точнее резца ювелира.

Все наблюдали, как лазер медленно прорезает пазы в грязно-коричневом льду. Один из рабочих включил переносной компрессор, установленный на платформе, и, поднося наконечник шланга к быстро увеличивающимся канавкам, начал откачивать талую воду, сливая ее в глубины пещеры. Маршаллу все это напоминало работу некой чудовищной бормашины, и хотя ученый в нем бунтовал против самой мысли о столь бесцеремонном извлечении уникального образца из своей ледяной матрицы, он ощутил немалое облегчение при виде того, до каких тонкостей продуман процесс.

Через двадцать минут все закончилось. Прямоугольник, нацарапанный на льду Салли, очертили четкие прорези – сверху и снизу шириной в дюйм, а с боков где-то в шесть дюймов. Во время короткого перерыва вперед вышел Чен и с помощью дистанционного датчика удостоверился, что канавки достаточно глубоки. Затем лазер убрали, и из машины выдвинулась другая механическая рука. На ее конце крепилось нечто похожее на металлическую кишку, опять напомнившее Маршаллу бормашину. Издав жужжащий звук, рука пришла в движение.

– Что это? – спросил он у Крила.

– Гибкий бур, – крикнул бригадир сквозь шум. – С алмазно-кремниевым наконечником.

Устройство медленно вошло в один из широких пазов. Жужжание усилилось – бур вгрызся в древний лед девятью футами глубже. В другой паз нырнул шланг, и талая вода вновь хлынула на пол пещеры. Рядом повисла еще одна механическая рука, готовая, если будет нужда, поддержать ледяной параллелепипед.

На отсечку торца времени ушло меньше, и через десять минут бур вернулся. По знаку Крила рабочие завели в пазы толстые брезентовые ремни и зацепили их двумя крюками.

Конти снова посмотрел на Фортнема и Туссена.

– Мне нужен хороший кадр. Причем с первой попытки.

Фортнем заглянул в объектив, проверил звук и кивнул.

Конти опустился на четвереньки, вглядываясь в лед и чуть ли не водя по нему носом. Фортнем снимал каждое движение режиссера.

– Поехали, – наконец сказал Конти, вставая.

Объектив у него на шее слегка покачивался, словно подчеркивая, кто тут самый главный.

Крил взмахнул рукой. Вновь взревели машины, заработала установленная на платформе лебедка. Послышался лязг натягивавшихся тяжелых цепей, прикрепленных к крюкам. Несколько мгновений все молча слушали, как воет двигатель и трещит не желающий отдавать свое лед. Затем с негромким скрежетом, от которого, казалось, содрогнулась сама гора, огромный блок начал выпрастываться из толщи.

– Аккуратнее, – сказал Крил.

Конти посмотрел на Фортнема:

– Возьмите в кадр оборудование. Снимайте нежно, с любовью. Ведь именно оно извлекает наше сокровище из ледяной тюрьмы.

Медленно, очень медленно зверь покидал ложе, на котором покоился тысячи лет. Ученые придвинулись ближе, обмениваясь замечаниями и поспешно делая записи. Маршалл стоял вместе с остальными, не отводя от происходящего взгляда. Ледяной блок выглядел полностью непрозрачным и даже грязным в безжалостном сиянии прожекторов. Внутри его будто бы что-то клубилось, а огромные грани к тому же покрывало множество крошечных, правильной формы бороздок, пробитых лучом. «Господи, – подумал Маршалл, невольно захваченный зрелищем. – Эта махина весит не менее четырех тонн!»

Стрела крана поднималась все выше и выше, пока верхушка ее не ткнулась в лавовый свод. Какая-то цепь дала слабину, и блок, повисший было свободно, резко накренился, царапнув углом заснеженный пол и едва не задев Фарадея, настраивавшего эхолокационный спектрометр. Все бросились врассыпную, сбивая друг друга с ног.

– Выравнивайте! – крикнул Крил.

Лебедка протестующе заскрежетала – оператор увеличил мощность до максимума. Блок наклонился, сильно раскачиваясь, затем медленно опустился торцом на пол пещеры. Оператор крана на мгновение уменьшил мощность, после чего медленно и осторожно снова поднял ледяной брус, развернул и опустил на платформу. Послышалось резкое шипение гидравлических амортизаторов. Под объективами камер несколько рабочих закрепили блок на машине и набросили на него тяжелый изолирующий брезент. Через несколько минут все завершилось – машины двинулись в обратный путь по туннелю, бесчисленные опоры снимали и укладывали в мешки. Замороженный зверь ехал к хранилищу-холодильнику, где ему предстояло покоиться взаперти, пока не придет время растопить лед и непосредственно в прямом эфире показать финал этой акции миллионам.

Конти с нескрываемым удовлетворением окинул взглядом туннель.

– Берем отъезжающую технику в кадр, – сказал он Фортнему. – Триумфальное продвижение к выходу, затем спуск к базе. Снимите побольше материала. И на том закончим.

Он повернулся к Маршаллу:

– Итак, интервью.

Когда они вновь оказались в приятно обволакивающем тепле вестибюля, Конти кивком повелел звукооператору и Туссену остаться с ним, затем поглядел на Маршалла.

– Мы могли бы побеседовать в вашей лаборатории?

– Идемте.

Маршалл повел небольшую группу вниз по центральной лестнице и широкому коридору, после чего свернул направо и остановился у полуоткрытой двери.

– Это здесь.

Конти заглянул внутрь и быстро осмотрел помещение.

– Это ваша лаборатория?

– Да, а что?

– Слишком тут пусто. Где все оборудование? Образцы? Пробирки?

– Мои образцы хранятся в холодильной камере дальше по коридору. Мы выделили отдельные помещения для научного оборудования, хотя большая часть его осталась в Вуберне. Основная задача данной экспедиции – наблюдения и сбор образцов, анализ будет позже.

– А пробирки?

Маршалл слегка улыбнулся:

– Палеоэкологам пробирки ни к чему.